Куда ж бежать? Нужны гены Бога

Как-то Жора поймал меня за рукав:

-    Слушай, пробил час! Мне кажется, я нашел ту точку опоры, которую так тщетно искал Архимед.

Он просто ошарашил меня своим «пробил час!». Что он имел в виду? Я не знал, чего еще ждать от него, поэтому стоял перед ним молча, ошарашенный.

-    Испугался? – он дружелюбно улыбнулся, - держись, сейчас ты испугаешься еще раз.

Я завертел головой по сторонам: от него всего можно ожидать. Что теперь он надумал?

-    Нам позарез нужен клон Христа!

Мы все всеми своими руками и ногами упирались: не троньте Христа! Только оставьте Его в покое! Жора решился! Я видел это по блеску его глаз. Он не остановится! Он не только еще раз напугал меня, он выбил из под моих ног скамейку.

-    Но это же… Ты понимаешь?..

Он один не поддался панике.

-    Более изощренного святотатства и богохульства мир не видел!

Жора полез в свой портфель за трубкой.

-    Ты думаешь?

Я не буду рассказывать, как меня вдруг всего затрясло: я не разделял его взглядов.

-   Тут и думать нечего, - сказал я, - только безумец может решиться на этот беспрецедентный и смертоносный шаг.

-    Вот именно! Верно! Вернее и быть не может! Без Него наша Пирамида рассыплется как карточный домик.

-    Нет-нет, что ты, нет… Это же невиданное святотатство!

Я давно это знал: когда Жора охвачен страстью, его невозможно остановить.

-    Конечно! Это – определенно!..

Он стал шарить в карманах рукой в поисках зажигалки.

-    Что «конечно», что «определенно»?! Ты хочешь сказать…

-    Я хочу сказать, что пришел Тот час, Та минута… Другого не дано.

У него был просто нюх на своевременность:

-    Какой еще час, какая минута?..

-   Слушай!.. Если мы не возьмем на себя этот труд…

Он взял трубку обеими руками, словно желая  разломить ее пополам, и она так и осталась нераскуренной.

-  Более двух тысячелетий идея Преображения мира, которую подарил нам Иисус, была не востребована. Церковь без стыда и совести цинично эксплуатировала этот дар для укрепления собственной власти, и это продолжается по сей день.

Я попытался было остановить его.

- Ты раскрой, - не унимался Жора, - пораскрой свои глазоньки: маммона придавила к земле людей своим непомерно тяжелым мешком. Золото, золото, золото… Потоки золота, жадность, чревоугодие… Нищета паствы и изощренная роскошь попов. Не только церковь – весь мир твой погряз в дерьме. Какой черный кавардачище в мире! Мерой жизни стал рубль. «Дай», а не «На» – формула отношений. И все это длится тысячи лет. Весь мир стал Содомом и Гоморрой. Эти эпикурейцы снова насилуют мир своими сладострастными страстями. Они не слышат и слышать не хотят Христа. Его притчи и проповеди для них – вода. Они не замечают Его в упор. Они строят свое здание жизни, свой карточный домик из рублей, фунтов, долларов… На песке! Это чисто человеческая конструкция мира. Спички у тебя есть?

-    Держи.

Жора чиркнул спичкой о коробок и поднес огонек к трубке.

-  Да,- сказал он, наконец, прикурив,- карточный домик. Это чисто человеческая конструкция мира,- повторил он,- в ней нет ни одного гвоздя или винтика, ни одной божественной заклепки, все бумажное, склеенное соплями.

Жора даже поморщился, чтобы выразить свое презрение к тому, как строят жизнь его соплеменники.

-    И как говорит твой великочтимый Фукидид…

-    Фукуяма, - поправляю я.

-    Фукуяма? – удивляется Жора.

Я киваю.

-    Не все ли равно, кто говорит – Фукидид, Фуко, Фуке или твой непререкаемый Фукуяма. Важно ведь то, что говорит он совершенно определенно: без Иисуса мы – что дым без огня.

-    Я не помню, чтобы Фукуяма или Фукидид, - произношу я, - хотя бы один раз в своих работах упоминали имя Иисуса.

Жора не слушает:

-    Только беспощадным огнем Иисусовых мук можно выжечь дотла эту животную нечисть. А лозунги и уговоры – это лишь сладкий дымок, пена, пыль в глаза… Верно?

Я пожал плечами, но у меня закралась едкая мысль: не собирается ли и он отомстить кому-либо камим-то особенным способом. Он уже не раз клеймил этот мир самыми жесткими словами, и всякий раз едва сдерживал себя, чтобы не броситься на меня с кулаками. Будто бы я был главной причиной всех бед человечества.    

Его нельзя обвинять в чрезмерном усердии, у него просто не было выбора: без Христа мир не выживет! И каковы бы ни были причины, побудившие его сделать этот шаг, он искренне надеялся на благополучный исход. Что это значит, он так и не объяснил.

-  Современный мир… В нем же нет ничего человеческого. Скотный двор и желания скотские. Ni foi, ni loi! (Ни чести, ни совести! Фр.). Его пещерное сознание не способно… И вот еще жуткая правда…

Жора посмотрел на меня, словно примеряя свое откровение к моему настроению. Затем:

-    Я убью каждого, кто встанет на моем пути.

Он вперил в меня всю синеву своего ледяного взгляда в ожидании моего ответа. Я лишь согласно кивнул. Зачем тратить слова? Я ведь знал это всегда: Жора – враг этого человечества. Он давно уже был заточен на него. Мне казалось, что его захватило чувство мести. Этого было достаточно, чтобы впасть в такую глубокую мрачность.

Он просто потерял веру в человечество и был уверен в том, что близится конец этому племени. Он ждал и жаждал Нового мира! И всячески споспешествовал его рождению. Но он и предположить не мог, что на его пути к обновлению встанет весь мир.

Возникла пауза тишины. И словно разгадав мои мысли, Жора вдруг произнес:

-    И пойми, это не месть, это… как бы тебе это поточнее сказать?

-    Злость, - сказал я.

-    Нет-нет, зла я тоже ни к кому не питаю. Ведь я понимаю устройство этого мира. Это, знаешь ли, пожалуй, рецепт. Диагноз ясен, нужно прописывать пилюли для выздоровления и излечения. Вот!

На самом же деле я понимал: это был манифест ненависти, что называется, Жорин sacra ira (святой гнев, лат.). Как бы там он не нарек свои действия.

Это был манифест ненависти, что называется, Жорин sacra ira (святой гнев, лат.).

Жора прищурил глаза, словно что-то вспоминая, затем:

-     Они живут так, - продолжал он, - словно никогда не слышали о Божьем суде, будто этот Божий Страшный суд – это иллюзия, миф, выдумка слабого ума, будто Его никогда не существовало, будто, если Он, этот Страшный суд, где-то и существует, Он обойдет их стороной. А ведь Он придет. И в первую голову придет к этим хапугам и скупердяям, ухватит их за жирненькие пузца и войдет в их жалкие души, а рыхлые холеные тельца превратит в тлен. В пух и прах, в чердачную пыль… И Его не надо ждать-выжидать, Он уже на пороге, и уже слышен Его стук в наши двери, прислушайся… Вся эта пена схлынет как… И если мы не  хотим…

Он захлопал ладонью по карманам.

-    Спички дай...

Возможно, он и раскаивался в том, что совершил, но у него, я уверен, и мысли не мелькнуло что-либо изменить.

-    Они в твоей левой руке.

Он снова раскурил потухшую трубку.

-   …а главное – технология достижения совершенной жизни, - продолжал он,- она такова, что позволяет в корне, да-да, в самом корне менять человека, вырезать из его сути животное и заменить звериное человеческим. Ген – это тот божественный болт, тот сцеп, та скрепа, которая теперь не даст рухнуть твоей Пирамиде. Мы сотворили то, что человечество не смогло сделать за миллионолетия своего существования. Миллионолетия! Перед нами – край, последний рубеж, крах всего нечеловеческого. Перед нами новая эпоха, новая эра – Че-ло-ве-чес-ка-я! Это значит, что вместе с преображением человека преобразится и сама жизнь. Одухотворение генофонда жизни воплотит многовековую мечту человечества – Небо наконец упадет на Землю. Но, чтобы все это состоялось, нам нужны Его гены. Здесь нерв жизни земной и nervus rerum - нерв вещей! Ты это понимаешь? Мы завязли в трясине нерешительности и, пожалуй, уже старческой инфантильности.

Я понимал это как никто другой. Жора затянулся, помолчал, выпустил, наконец, дым и тихо сказал:

-  Сейчас или никогда! Пирамида без Христа просто сдохнет. И здесь, повторяю, нужны гены Бога! Порода этих людей уже требует этого. И мы проторили ему, этому жалкому выкидышу эволюции, проторили ему новый путь. Мы же лезли из кожи вон, разбивали себе руки в кровь, валились с ног… Мы же ором орали… Отдали ему свое сердце… И что же?!. Он был и остается глух… Глух, слеп, нем, туп, просто туп!.. Для них наши призывы – вода, понимаешь?.. Я дивлюсь совершенству их тупости!.. Ведь это они омерзили жизнь, сделали ее…

-    Что сделали?

-     Омерзили! Испакостили!.. Понимаешь, ну просто…

Видно было, как тщательно Жора подбирал слово для характеристики своих соплеменников.

-…испохабили, приплюснули, если хочешь, просто пришибли, и теперь все мы, пришибленные, живем как стадо баранов, слепых, как кроты…

От такого отчаяния Жора даже поморщился.

-    Все эти моллюски и членистоногие, гады и гадики, мокрицы и планарии… И киты, и киты… Киты и акулы! Мы живем в чреве греха… Провонялись… Это – чума… Для них люди – планктон, понимаешь меня?

-    Да-да, ты говорил. Я понимаю.

-    …все эти шариковы и швондеры, штепы и шапари, шпуи и швецы, все эти скрепки, булавки, кнопки… Засилие переметчиков и чергинцов!.. Ну и перематывали бы себе свои сопли, ну и шили бы себе свои гульфики и наволочки… Нет же – им подавай право править – власть! Но вы же – заики, вы же… О, ужье племя, жабьё!.. Эти пустоголовые ублюдки… Всевселенская вонь... Да, чума… Этот засаленный и задрипанный мир ваш  должен быть разрушен, как тот Карфаген!

-    Ты так часто это повторяешь.

-    Не перестану! Это – молитва! Невыносимо видеть,- продолжал он,- как мельчает наш род. Кто-то должен остановить это гниение! Животное в человеке уже дышит на ладан. Еще одно, от силы два поколения и оно сыграет в ящик. Пришло время заглянуть в корень жизни!

Секунду длилось молчание, затем:

-    Или – или, - едва слышно, но и решительно, и мне показалось даже зло, произнес Жора,- или они нас, или…

Его вид был красноречивее всех его слов.

-    И вот еще что, - Жора поднял вверх указательный палец правой руки, - у нас нет права на ошибку. Каждая ошибка сегодня – это пуля, летящая в наше завтра. Мы не должны превратить наше будущее в решето или в какой-то измочаленный нашими ошибками дуршлаг. Так что извини…

     Я не помню, чтобы Жора когда-либо извинялся.