Единственный способ доставки оружейного урана из России в США - баллистическая ракета

Оригинал этого материала © "Комок", 13.03.2000, "Урановый детектив-II"
Александр Григоренко
Заголовок указывает на необходимость напомнить краткое содержание "предыдущих серий". В феврале 1993 года между Россией и США подписано межправительственное соглашение: мы обязуемся продать американцам 500 тонн оружейного урана, извлеченного из демонтируемых боеголовок. Сделка растянута на 20 лет, за всю партию урана мы должны получить 12 млрд долларов... Все бы ничего, но в этой случке разоружения и выгоды есть два фундаментальных подвоха.
Что это было?
Первый подвох: 500 тонн - это 90 процентов всех наших запасов оружейного урана, формально в итоге сделки мы либо скатываемся до уровня молодых ядерных держав Индии и Пакистана (в лучшем случае), либо вовсе вылетаем из "ядерного клуба"... (Последствия в свете уверенного движения Штатов к "однополярному миру" самые для нас "приятные" - от фактического превращения в сырьевой придаток и всемирную помойку, до утраты суверенитета.)
Второй подвох: 12 млрд не просто заниженная цена. Это соболья шуба за стакан водки. Даже по приблизительным оценкам специалистов (на сей предмет была организованна особая комиссия Госдумы), полтысячи тонн оружейного урана стоит не менее восьми триллионов долларов...
Почти сразу после заключения "сделки века" в нашей истории появляется ее главный связующий персонаж Лев Николаевич Максимов, и.о. директора Новосибирского института физико-технических проблем, металлургии и специального машиностроения... Институт предназначался для работы на "оборонку": в его стенах Максимов намеревался доводить до ума свое главное изобретение - перевод ядерной энергетики на торий вместо урана, запатентованное в 20 странах. Мэтры отечественной науки чуть ли не в один голос называли разработку Максимова и его сотрудников нужной, важной, перспективной... Ему не раз предлагали переместиться в теплые и благополучные страны, он отказался. В 1994 году Максимов со товарищи помимо воли перебегают дорогу вершителям урановой сделки прежде всего потому, что уран из боеголовок предназначался не для обкатки ториевой технологии, а для продажи в архидружественную тогда Америку: разбавленный до состояния низкообогащенного, он должен принести свет и тепло в 50 миллионов американских семей и деньги в карман российского Минатома.
Потом все было как в сказке: чем дальше, тем страшнее... Институт располагался на территории Новосибирского завода химконцентратов - режимного предприятия, за проходную которого в прежние годы проникали без допуска только мелкие насекомые. В год заключения урановой сделки НЗХК приватизируют, причем, как утверждают, за смешную сумму. (Завод входит в ОАО "Концерн "ТВЭЛ" и использует в производстве оружейный уран.)
В августе 94-го Максимову вновь предлагают, но уже в ультимативной форме, уехать за границу: четыре страны на выбор. В случае отказа гарантируют крупные неприятности. Максимов отказывается. И тогда директор НЗХК Александр Белосохов организует масштабную боевую операцию по изгнанию коллектива института с занимаемой им территории. Сначала у Максимова, потом у остальных отбирают пропуска. При этом Льва Николаевича бьет охрана, как он говорит, "с претензией на убийство". Захвачены институтские кабинеты, исчезает вся документация (секретная!) по ураново-ториевому проекту и личный архив ученого. Примечательно, что местное УФСБ в потасовке принимает сторону института, но заводское начальство почему-то не испытывает ни малейшего трепета перед потомками чекистов...
С той поры как институтских вышвырнули за ворота, Максимов забросил свои изобретения и принялся разоблачать урановую сделку: писал письма, поднимал всех на ноги, добирался до самых верхов. Ему звонили, угрожали... Потом началась цепь странных совпадений.
25 июня 1996 года на железнодорожных путях находят разрезанный поездом труп Рувина Нуреева - главного государственного инспектора по ядерной и радиационной безопасности на НЗХК, одного из соратников Максимова по разоблачению сделки. Следствие квалифицирует смерть как самоубийство...
Снимают с должности военного прокурора Хайруллина: по заданию второго управления Генпрокуратуры (Максимов и туда достучался) он проводил расследование всего происходившего на НЗХК.
Генерал Рохлин собирает материалы по урановой сделке и готовит "многообещающий доклад" президенту. 3 июля 1998 года генерала убивают. За день до смерти он грозился доказать, что в правительстве есть шпионы...
2 декабря того же года Совет Федерации поручает Юрию Скуратову "пощупать реалии" сделки, он отвечает, что Генпрокуратура уже "щупает" и в феврале, на следующем заседании СФ, будет доложено о результатах. В феврале Скуратова отстраняют от должности.
17 июля 1999 года на Максимова совершается покушение: по его словам, жив остался только из-за ошибки покушавшихся... Отлежавшись в больнице, Лев Николаевич перешел на "нелегальное положение": дома не живет, ночует по друзьям и знакомым. И пишет, пишет, пишет...
Карфаген должен быть разрушен
Первая серия "Уранового детектива" вышла в начале прошлогоднего ноября. Что изменилось с той поры?
Цепь странных совпадений приросла еще одним звеном. Александр Иванович Белосохов стал первым заместителем министра атомной промышленности. Удивительно не только то, что бывший директор НЗХК совершил беспосадочный карьерный перелет, минуя множество промежуточных должностей, удивительно, что он совершил его, не имея диплома по атомной специализации, - случай в атомном цехе уникальный.
11 января Александр Иванович, отдыхая с семьей в Подмосковье, трагически погиб, по официальной версии, катался на снегоходе и попал в аварию...
- Мы с ним одно время чуть ли не друзья были, - вспоминал Максимов покойного. - Двери к нему в кабинет пинком открывал, ведь я его старше намного. Когда с торием все только начиналось, он за меня горой стоял, требуй, говорит, все, что тебе нужно, деньги, материалы - все достану... А потом как-то съездил в Москву и вернулся оттуда совсем другим человеком. Начал меня за километр обходить, про торий даже не заикался. Видимо, крепко его припугнули там, в Москве.
Переход от слова к делу описан выше. Разумеется, ни в какие официальные версии гибели бывшего директора Лев Николаевич не верит. ("Ведь Белосохов являлся непосредственным исполнителем ИХ команд, он чересчур много знал и поэтому представлял для них реальную опасность..." За месяц до гибели директора рязанский губернатор В.Н. Любимов обратился к председателю Совета Федерации с просьбой провести слушания по урановой сделке: первоначально они намечались на 2 февраля.) Суть не в том, что Максимов знает больше других: он не суперагент и не медиум. По-моему, после нескольких лет борьбы за украденное детище все вещи в мире он видит сквозь урановую сделку. Но маниакальной зацикленности в таком "изменении зрения" что-то не замечается.
Он кочует по Новосибирску от одного дружественного стойбища к другому (хотя имеет собственную квартиру в центре города, но не хочет повторения 17 июля) в стареньком пальто и фетровой шляпе (в морозы!), с кипами бумаг, утрамбованных в заношенные пластиковые пакеты. В бездомной жизни старается сохранить академическое благообразие. На посторонние темы отвлекаться не любит. Когда и что ест, неизвестно. Время от времени, стыдливо отойдя в сторону, глотает какие-то лекарства: "Такая жизнь, знаете ли, не для моего возраста..."
Максимову пошел седьмой десяток... Он выходец из томского политеха - Мекки и Медины российских ядерщиков. Почти сразу после института был назначен главным физиком одного из "почтовых ящиков" - редкостно удачное начало карьеры...
Самое удивительное в нем, - нет, не хотелось бы называть это преданностью науке - самое удивительное в нем - его выносливость. Он вынослив, как верблюд, который не изменится в лице , пока не завалится на передок. В последний раз он замотал меня (а я в два раза моложе и вроде не хилый) до отупения, после чего поздним вечером отправился через весь город в очередное стойбище... Местных политиков и редакторов Максимов доводит до тика - послания в "высшие эшелоны" плодит в геометрической прогрессии, методично излагая уже изложенное, повторяя вопросы, уже стократно заданные и почти всегда остающиеся без ответов. Как-то я намекнул, что все его писательство изрядно смахивает на сизифов труд. Он ответил:
- А я как тот римлянин, который всегда и везде, по делу и без дела повторял: "Карфаген должен быть разрушен". Мне ничего не остается, как действовать именно так.
Кажется, у Максимова есть мечта - дожить до дня, когда все бумаги, которые он таскает в обшарпанных пакетах, можно будет отправить в архив или на помойку, а самому отправиться в лабораторию и там упражнять свою выносливость. Но Карфаген пока еще процветающий город с крепкими стенами.
В общем, все, кроме директора, ушедшего на повышение, а затем в мир иной, оставалось без изменений: и упорный Максимов, и скелет недорожденного института - двенадцатиэтажка, и цех. Неизменной осталась и тайна странных совпадений...
Капля в чаше
Неожиданно в нашей истории появился еще один персонаж - отстраненный от должности генпрокурор Юрий Скуратов. Урановая сделка досталась ему от предшественника Илюшенко, при котором Генпрокуратура приняла обет молчания о странностях продажи стратегического товара, хотя ее внимание обращали и не раз... Точка зрения Скуратова интересна прежде всего как точка зрения человека, пребывавшего в те дни в высших эшелонах власти... Еще раз напомним: в феврале прошлого года генпрокурор намеревался доложить СФ о том, что "накопали" следователи второго управления (а Максимов утверждает:нашли много) по части сомнительной приватизации режимного НЗХК, изгнания института и правовой стороны урановой сделки... Но в феврале была премьера фильма с "человеком, похожим на..."
- Если взять мое отстранение, - сказал Скуратов, - то его причиной является все же не урановая сделка. Основные причины: дело "Мабетекса", арест Березовского, наше расследование о причастности президента к коррупции, мы напрямую вышли на это... Но, видимо, в чаше переполненного терпения президента была капля и урановой сделки. Безусловно, Михайлов (тогдашний глава Минатома. - А.Г.) - очень влиятельный человек. Ему и тем людям, которые за его спиной стояли, было крайне неприятно, что мы этим соглашением заинтересовались, в частности ролью Михайлова: почему продаем на таких кабальных условиях, почему правовая сторона не прописана, почему растрачивается достояние, которое, Максимов правильно говорит, нельзя даже деньгами оценить. Да, можно и так сказать: наш интерес к урановой сделке стал щекотливым вопросом для властей предержащих, стал опасным для Кремля.
- Принимая должность у своего предшественника, вы обратили внимание на урановую сделку?
- Нет, сначала серьезного внимания не обратил... Обращать начал, когда пошла целая серия информации о злоупотреблениях в системе Минатома. Ведь до этого Минатом был государством в государстве, туда никого не пускали... Повторяю, информация накапливалась, в том числе связанная с договорами о продаже урана, но мы рассматривали ее вкупе с другими злоупотреблениями... Прежде всего это связано с хищениями средств от продажи электроэнергии с АЭС, от реализации ядерных материалов в том числе за рубеж... Были созданы многочисленные коммерческие структуры, с помощью которых деньги уводились в оффшорные зоны и не доходили до бюджета и самих АЭС. Для хищений использовались коммерческие структуры разного рода, операции прикрытия... Так вот, мы начали комплексную проверку Минатома и вышли на эту сделку. Но расследование началось, когда пришел Адамов, на него тогда тоже были многочисленные жалобы, информация о лично его злоупотреблениях. Часть материалов была проверена при мне - факты не подтвердились, часть после моего отстранения.
Насколько я помню, у меня был разговор с Адамовым, и он достаточно откровенно сетовал на то, что условия этого соглашения невыгодны для нас. Собственно, Михайлов там был главным, он это соглашение лоббировал...
Здесь мы прервем разговор, чтобы разобраться, на что сетовал атомный министр. Судя по всему, кошка между министрами, нынешним и бывшим, так и не пробежала, разве что котеночек маленький... Михайлов нынче первый заместитель Адамова по науке. Причина огорчения, наверное, в другом: по словам Скуратова, выяснилось, что и эти-то 12 миллиардов мы можем со скрипом получить.
Нас назначили индейцами
Если перевести реалии урановой сделки на язык доступных понятий, то, забегая вперед, скажу: подобным образом Старый Свет (к которому наполовину - географически - принадлежим и мы) уже торговал с Америкой. Бусы и зеркальца меняли на золото. Если говорить о продаже урана, то теперь индейцами назначили нас.
По-нашему, "по-индейски", попробуем в общих чертах объяснить суть дела.
Оружейный уран (90 процентов концентрации урана 235 - вроде спирта) разбавляется природным ураном (вода) до состояния низкообогащенного (4 процента) и в таком виде продается американцам. (Ясно, что и платят нам, как за дурно пахнущую водичку, а не за чистый спирт.)
По условиям соглашения "разбавляет" оружейный "спирт"... то бишь уран, российская сторона. Цена конечного продукта определяется так: две трети - за "разбавление", треть - за природный уран (воду). С обеих сторон были назначены исполнительные агенты: торговая структура Минатома АО "Техснабэкспорт" и "ЮСЕК" - крупнейшая госкорпорация, работающая на оборонную промышленность США. За финансовое обеспечение отвечал "Конверсбанк" - опять же порождение Минатома эпохи Виктора Михайлова. Если бы, договорившись о цене, здесь ударили по рукам, то, возможно, все не выглядело бы так вызывающе нелепо.
Однако на запах больших денег начали слетаться разного рода деятели, самым заметным из них оказался господин по фамилии Шустерович. О нем известно немного: Александр Шустерович приехал в США в 11-летнем возрасте (откуда приехал, думаю, пояснять не надо), когда подрос, занялся издательским бизнесом на своей бывшей родине (русскоязычный "Пентхаус" и пр.). В 1992 году познакомился с министром Михайловым, во время визитов за океан министр использовал Шустеровича как личного переводчика.

Через пару лет переводчик значился в Минюсте США иностранным представителем российского правительства. (Что ни говорите, а людям у нас доверяют.) Примерно тогда же Александра Шустеровича как представителя некоего СП втолкнули в урановую сделку посредником. И еще через два года издатель, переводчик, представитель правительства, освоив все премудрости атомного дела, вынырнул в качестве управляющего компании "Плеядис", вынырнул для того, чтобы поучаствовать в приватизации госкорпорации "ЮСЕК", объявленной в 1996 году. "Плеядису" благоволили Минатом и Центробанк, в совете директоров - бывший госсекретарь Джеймс Бейкер и Роберт Мосхабер, министр торговли в администрации Буша... Однако акций Шустерович так и не получил. Во-первых, задавили конкуренты, во-вторых, внезапное возникновение какого-то "Плеядиса" на архисерьезном урановом торжище походило на появление чужого в деревенском клубе: местные сначала удивляются, потом лупят. Госдепартамент США свое удивление выразил официально, да и к кулачной расправе приступили почти сразу. Сверхбурная деятельность Шустеровича дала американцам повод уличить российскую сторону в нечистоплотности.
Один за другим в соглашении появляются пункты, свидетельствующие, что фактически нас "поставили на счетчик".
Сначала янки заставили Минатом согласиться с тем, что за природный уран (та самая "вода", которой разбавляют) они заплатят только после того, как используют конечный товар или продадут его. В общем как в ресторане: сначала съели - потом заплатили. Хотя получается, что если наш низкообогащенный уран 10 лет пролежит у них на складе, то 10 лет нам денег не видать.
Дальше - больше. Оказывается, и эти потенциальные (но живые) деньги нам достанутся не полностью. Треть оплаты мы получаем... тем же природным ураном, который будет храниться на американских складах: авось когда-нибудь кому-нибудь за сколько-нибудь продадут... Само собой, за хранение ядерных материалов платим мы - по 14 миллионов в год. Данную идиотскую ситуацию выразительно дополняет одна статья из американских законов, согласно которой ядерные материалы за пределы США вывозить запрещается. То есть абсолютно... И в этот трогательный момент появляются три крупных ядерных торговца: "Камеко", "Кожема", "Нукем", - которые предлагают скупить весь склад оптом и по дешевке (т.е. дешевле дешевого). Госдепартамент рекомендует российской стороне иметь дело только с этими компаниями, и такая рекомендация сродни приказу, ведь ничего другого нам не остается. И некуда крестьянину податься... Наконец специалисты из Минфина, проанализировав текст соглашения, отыскали нечто выходящее из ряда вон... Платить нам обещают только в том случае, когда у правительства США будут на это деньги!
Впрочем, даже у нелепости есть границы. Нам предложили два варианта: либо природный уран американцы продают с аукциона и сразу же переводят деньги, либо через посредников мы продаем сами. (Опять же в пределах США.) В Москве выбрали второй вариант, а посредниками стали "Нукем" и... все тот же неутомимый Шустерович со своим "Плеядисом". Платить Шустерович обещал через два - два с половиной года после каждой поставки низкообогащенного урана из России. Фокус в том, что по нашим законам всякое предприятие-экспортер (в этом случае заводы, на которых производится разбавление оружейного урана) обязано отчитываться в течение полугода, иначе подвергается финансовому бичеванию. Парадокс в том, что Виктор Михайлов стоял за вариант своего бывшего переводчика, подвергая тем самым "почтовые ящики" огромному риску.
Отчего, спрашивается, такое желание из одной идиотской ситуации перебраться в другую? Может, оттого, что у денег "Плеядиса" в таком случае меньше шансов переехать в Россию? О том, кому эти деньги могут достаться, в Штатах догадались: заместитель госсекретаря Линн Дэвис шлет Виктору Михайлову многозначительный намек: "Мы были ознакомлены с сообщениями, указывающими на то, что "Пледяис" может иметь связи с Минатомом, что вызывает рост некоторой озабоченности относительно роли "Плеядиса". "Рост некоторой озабоченности" дошел до того, что штатовского атомного министра Р. Пенья отправили в отставку будто бы только за то, что имел контакты с Виктором Михайловым. Сам Михайлов к тому времени также покинул пост, его место занял Евгений Адамов, он-то и ходил к генпрокурору сетовать....
Механизм самосохранения
Три года назад журнал "Эксперт" процитировал одного из высокопоставленных чиновников атомного министерства: "Сегодня есть только один законный способ доставки оружейного урана из России в США - баллистическая ракета". По части именно оружейного урана автор этого замечательного афоризма прав: только безнадежно больное государство даст официальное разрешение продавать свое главное оружие потенциальному противнику. По части "разбавленного" урана строгостей таких, как в Америке, у нас нет. Но перековывать мечи даже не на орала, на бесформенные куски железа и в таком виде загонять соперникам за гроши - метода не менее самоубийственная.
После распада СССР в России осталось только одно крупное месторождение урана: почти все остальные оставили Узбекистану и Казахстану, на дружбу с которыми начали активно набиваться Штаты. Запасы урана ограниченны и невосполнимы. По мере того как нарастала целеустремленность НАТО в продвижении на Восток, увеличивалась продажа урана: от 6 тонн в 1995 году до 24 в 1998... (Соответственно и ракет больше раскурочили.) Тенденция, однако... И сам собой возникал вопрос: даже если государство, по Карамзину, равнозначно глаголу "воруют", все равно когда-то наступит момент и включится механизм элементарного самосохранения?
Из разговора с Юрием Скуратовым.
- Ваше внимание обращали на стратегический аспект сделки? Ведь, по некоторым данным, мы продаем почти все запасы оружейного урана?
- Конечно, в ходе проверки требовалось выяснить этот аспект, поскольку на правительстве и Минатоме лежит ответственность за обеспечение национальной безопасности... Они обязаны были это сделать, нужно было привлечь усилия военной прокуратуры. Но сложность в том, что прокуратуре здесь сложно было реагировать, поскольку это уже вопрос оценки... Тут как бы не прямое хищение и чистый криминал. Трудность еще и в том, что решение принимало правительство, а Генпрокуратура не осуществляет надзор за деятельностью правительства как коллегиального органа. Когда оно нарушает законы, мы обязаны докладывать президенту. А так закон о прокуратуре не давал возможности опротестовать решение правительства. Бывали случаи, когда мы его поправляли, но, согласитесь, если речь идет о предательстве национальных интересов, когда решения такого рода принимаются на правительственном уровне, то здесь уголовно-правовыми средствами очень трудно реагировать.
- Но вы сказали, что обязаны докладывать президенту?
- Мы направляли докладные записки на имя президента, в которых анализировали ситуацию с ядерной безопасностью в целом...
- И что же отвечали?
- Президент давал поручения главе правительства разобраться, но все это, как правило, ничем не заканчивалось. Машина не срабатывала. Нормальной системы контроля за исполнением решений президента так в аппарате и не было. Если кто-то реально стоял за выполнением какого-то поручения президента, лоббировал, то дело двигалось. А там, где был общегосударственный интерес, прокуратура или другое ведомство ставили проблему, как правило, все заканчивалось ничем... Но злого умысла я здесь не вижу: это неотлаженность механизма контроля. Что касается стратегического аспекта сделки, то это вопрос не столько для прокуратуры: он должен комплексно решаться с использованием потенциала Совбеза, Минобороны, того же Минатома. Нужна общественная экспертиза, поскольку Минатом, как всякое ведомство, будет свои интересы выдавать за общегосударственные.
- У людей, проталкивающих сделку, было, как в той рекламе, "удивительное чувство защищенности". Может, это говорит о том, что сделка шла с прямого одобрения Ельцина?
- Я знаю другое... Такого рода сделки в условиях ограниченности наших ресурсов, нашей бедности и зависимости должны быть под личным контролем президента. Но президент начиная с 96-го года реально страной не управлял. Он находился в таком состоянии, что реально управлял страной люд из его окружения. Основной спрос должен быть с главы правительства, с Виктора Степановича: его подпись стоит под соглашением...
Вообще картина получается странная. Хотя Генпрокуратура и не разделяет убеждения Максимова и прочих о том, что мы продаем соболью шубу за стакан водки ("Занижено, но все же не настолько"), но уверен, что сделка ущербна для интересов страны, и атомный министр имеет в сделке свою корысть, и вообще "у Михайлова рыльце в пушку". Одновременно у ГП нет рычагов воздействия на правительство, можно обратиться к президенту, но президент страной не управляет, аппарат не работает. Расследование второго управления: кто спроектировал сделку, как в ней завелись господа Шустеровичи, до оглашения в СФ так и не дошло. Нужна общественная экспертиза, но с ней, похоже, не торопятся. А "совпадения" не более чем совпадения, во всяком случае, их нужно проверять - каждое в отдельности. Кто будет проверять, вопрос шестнадцатый...
Сдается, что механизм самосохранения вообще отсутствует в конструкции государства: то есть пока держимся на плаву, а ко дну пойдем - будем думать. Вернее, те, кто после нас придет, - вот они пусть и напрягают мозги. Можно бы с Виктора Степановича спросить, да он сейчас олигарх, к нему не подберешься...
Зато полная ясность на другой стороне шарика: все, что касается закупки урана у России, сразу было объявлено сферой особого внимания государства - оно ведет себя жестко и последовательно. Был момент, когда "ЮСЕК" пыталась выйти из сделки, но конгресс приказал вернуться обратно.
И возврат природного урана, который лежит на складах в США, гарантировали только при условии, что будет заключено еще одно новое и долговременное соглашение о поставках НОУ. Это при том, что у Америки есть скрытые выгоды от сделки. Тамошние ядерщики получили доступ на 90 процентов объектов, входящих в ведение Минатома. И еще в 1994 году Минфин предупреждал, что условия урановой сделки приведут "к скрытому беспроцентному кредитованию объектов атомной энергетики и обогатительных заводов США".
Типичный случай
На секретном заводе в городе N. давно не платили денег. Вечером слесарь Петров, работая в хранилище, прихватил пару килограммов вещества и вынес за проходную. Слесарь очень давно работал в "почтовом ящике", числился на хорошем счету, и проверить содержимое его чемоданчика как-то не додумались. Килограммы он продал иностранцам очень южной внешности, те сделали заказ еще на одну партию, но получить ее не успели: и продавца, и покупателей повязала ФСБ. На допросе слесарь объяснил, что на воровство стратегического товара его толкнула нищета. Слесаря осудили по всей строгости закона...
Такой вот, выражаясь по-генпрокурорски, "чистый криминал". И, увы, типичный.
Из разговора с Юрием Скуратовым.
- Нам, бывшим советским людям, воспитанным на почитании гостайны и секретности, вообще трудно понять, как режимные предприятия вроде НЗХК можно было приватизировать?
- Это не первый случай, когда приватизировались предприятия, попадавшие в список номер один с помощью всевозможных манипуляций. Например, известен подобный случай по Санкт-Петербургу. Им второе управление занималось, планировалось даже возбудить уголовное дело против Чубайса. Из технологической цепочки производства вооружений было вырвано ключевое звено, приватизировано. И получилось так: то, что осталось неприватизированным в составе оборонного комплекса, потеряло смысл. Там, по этому предприятию в Санкт-Петербурге, сам Чубайс отдавал распоряжение и по существу нанес колоссальный ущерб обороноспособности.
Я лично этим новосибирским заводом не занимался, не знаю в деталях, почему там не нашли нарушений... Во всяком случае, у прокуратуры набор возможностей достаточно большой - от обращения в арбитражные суды до возбуждения уголовного дела, если имел место сговор, явное занижение стоимости материальной базы, что, по сути, и было. Что касается института Максимова, то я видел этот колоссальный комплекс, который за такую смешную цену приватизирован быть не мог. Скорее всего, имела место взятка: те люди, которые занимались оформлением сделки, знали, что официально была проплачена другая сумма, остальные деньги ушли на взятки, в карман. В этом случае прокуратура должна была серьезно разобраться, добиться отмены решения о приватизации...
По мнению Скуратова, новосибирский случай типичен. Что касается прокуратуры, то один из замов Юрия Ильича - В.И. Давыдов - в ситуации с институтом разобрался. И доложил комитету по обороне и безопасности СФ, что прокуратуре здесь делать нечего, поскольку "правовой статус института не определен". И еще: Максимов сам изготовил реквизиты "несуществующего института", сам назначил себя директором. Тут Давыдов явно погорячился: заместителю генпрокурора можно было бы поднять соответствующие документы, это не так трудно. Насчет "правового статуса" - правда. Институт действительно блуждал меж ведомствами. О данном безобразии доложено О. Сосковцу.
Все умывают руки. Работы по уран-ториевому циклу стоят. Академики устали доказывать власти перспективность этого проекта. Оружейный уран, который, мягко говоря, самим бы пригодился, уплывает за океан. Лев Максимов кочует по холодному Новосибирску в стареньком пальто и фетровой шляпе с мешками воззваний и обращений в инстанции.
В США и Израиле куда теплее, чем в Новосибирске, к тому же тамошние правительства назвали работы по переводу энергетики с урана на торий одной из главных тем для своих ядерщиков. (Говорят, половина наших уже к ним присоединилась.) Тепло и в Пенсильвании - атомной столице Америки, там у нынешнего атомного министра и высшего секретоносителя Евгения Адамова, по информации "Новой газеты", есть свой бизнес и личный счет...
P.S. А насчет эпиграфа не подумайте чего плохого. Вообще-то мы за мир...