ПРОИСШЕСТВИЕ НА ПРОСЕКЕ

   В авиаремонтных мастерских, где я проходил срочную службу, довольно часто не было работы, то есть не было самолётов, которые надо было подвергать регламентным  ремонтам. Не берусь судить, почему появлялись такие «окна», но они были.

    Штат нашей войсковой части был небольшой, не более 70-ти человек, в том числе нас, солдат-срочников , насколько я помню – 42.

Командир части, майор Долгов, как и все наши офицеры, был военным инженером, поэтому обстановка в мастерских напоминала небольшой завод, где есть директор, инженеры, мастера и рабочие. Это впечатление усугублялось  тем, что были ещё и гражданские специалисты.

    Но армия есть армия, и никакого разгильдяйства ни по службе, ни, тем более, в работе, командир не допускал. И, когда появлялись вышеупомянутые «окна», перед ним вставала задача – чем занять коллектив. Уборка территории, наведение порядка на рабочих местах – всё это проводилось постоянно и ежедневно, так сказать, в рабочем порядке. И вот он стал находить нам работу «на стороне». Благодаря этому за 2,5 года службы мне довелось многое увидеть и многому научиться.

   Одно из «окон» пришлось на декабрь 1967 года. Командир заключил договор с леспромхозом, и нас, солдат, в сопровождении офицера и сержантов-сверхсрочников, стали каждый день возить на просеку, которую прорубали для новой ЛЭП. Ездили с нами также некоторые наши вольнонаёмные, в частности, слесарь Рыбаков. Кстати сказать, слесарь он был высокого класса, местный «кулибин». Но характер у него был не ахти – деловой, но прижимистый до скупости и своего никогда не упускал. Он-то и стал одним из участников происшествия, о котором пойдёт речь.

    Нашей задачей было обрубать и сжигать сучья с поваленных деревьев. Естественно, у каждого был топор, орудие производства. Правда, двоим из нас, литовцам, которые имели опыт работы с бензопилами, было доверено валить деревья, поэтому образовалось три или четыре бригады. Кто-то очищал стволы, кто-то помогал вальщикам. А на перекуры все собирались  у костра.

    Близился Новый год, в казарму нужна ёлка. Казалось бы – вот он, лес, этого добра должно быть сколько угодно.  Ан  нет! Лес, через который мы прорубались, действительно, в основном был еловый. Но под этими громадными елями, высотой 20 – 25 метров, ничего не росло, никакого подлеска нет. На случайных полянках тоже ничего стоящего найти не удавалось.

    В один из перекуров сидим у костра, греемся, сушим рукавицы, поджариваем на палочках оставшийся после обеда хлеб, травим байки и анекдоты.… Смотрим – наш Сурен Айвазян тащит ёлку за комель. Подтащил к костру, поднял и воткнул снег. Честно говорю – мы просто обалдели. Такую ёлку можно увидеть разве что на новогодних открытках. Высотой чуть ниже роста человека, но густая – ствола не видно, со всех сторон одинаковая. Чудо!

    Естественный вопрос - где ты её нашёл, такую? Иду, говорит, по просеке, смотрю – прямо посередине стоит вот эта ёлка. Наверное, пожалели, оставили, не стали рубить. А нам ёлка нужна. Вот я и взял.

    Ну, ладно. Сидим, довольные, курим дальше.

Вдруг – явление второе. Бежит к нам Рыбаков, топором машет, что-то орёт. Подбегает ближе, слышим – «Где этот  армяшка, мать его тудыть-растудыть …» ну и так далее.

    Мы повскакали, Сурен побледнел. Что такое? В чём дело? Возникла напряжёнка. Стоим, молчим. Рыбаков, конечно, топор в ход не пустил, да и с кулаками к Сурену не стал соваться. Нас-то было человек 10 – 12, думать надо – стоит ли? Рыбаков, видимо, подумал, поэтому просто выхватил Суренову ёлку из снега и, продолжая материться, потащил её к выходу с просеки.

     Настроение испортилось. Мы так ничего и не могли понять, пока все не собрались около вагончика в конце работы. Там уже знали о конфликте.    Некоторые, посмеиваясь, дружески  хлопали Сурена по плечу. Он растерянно улыбался в ответ, ничего не понимая. Рыбакова не было видно.

Тут и мы узнали суть происшествия, в результате которого Сурен стал героем дня.

    Будучи, как уже говорилось, человеком практическим и сметливым, Рыбаков к «еловому» вопросу подошёл неординарно. Работал он с гражданскими вальщиками  и попутно высматривал ель с красивой, ровной вершиной, что, в общем-то тоже не просто. Нашёл он такую в стороне от просеки, на опушке поляны, и попросил свалить её, что вальщики и сделали. Свалили аккуратно, не повредив макушку.  Рыбаков отрубил вершину высотой около 2,5 метров, очистил низ ствола от веток. Поскольку до конца работы было ещё далеко, а до вагончика надо было идти минут 15-20, он стал думать, как  сохранить своё сокровище от посягательств. Ну, и додумался – воткнул её в снег прямо посередине просеки. Мол, любой знает, что на просеке никогда ничего не оставляют растущего, и догадается, что если торчит ёлка, то, значит, её поставили специально.  А, поскольку он был мужик основательный, он и ёлку воткнул до упора, да ещё притоптал, чтобы ветром не сдуло.

    Лучше бы он её просто бросил на снег. Откуда ему было знать, что ёлка попадётся на пути нашего Сурена, этого южного человека, который в своей солнечной Армении не то что на просеках не бывал, но даже и леса настоящего не видел?  

    Если бы ёлка просто лежала бы на снегу, Сурен, пожалуй, и не подумал бы её брать – чужая вещь. Но она крепко держалась в снегу, создавая впечатление, что она здесь давно растёт.

    Помните, у Мелвилла в «Моби Дике» правила – «рыба на лине» и «ничья рыба»? Так вот эта злополучная ёлка была «ничьей рыбой».

    И Сурен её … срубил! А поскольку он был неквалифицированный лесоруб, то не стал откапывать до комля, а оставил ещё и пенёк сантиметров 20.  В результате ёлка укоротилась почти на метр. Именно это так разозлило  Рыбакова.

    В общем, конфликт обернулся весёлым предновогодним происшествием. Естественно, только Рыбакову было не до смеха. Но что поделаешь – перемудрил!

    А мы без ёлки не остались. Елей вокруг – море. А у нас в руках топоры и пилы. Так что мы не только себе в казарму, но и нашим офицерам заготовили. И все нам завидовали!