Я – КОНТРРЕВОЛЮЦИОНЕР!

Придется повторить кое-что, написанное ранее.

По всем политическим критериям я – контрреволюционер. Махровый и безкомпромиссный. Никакого компромисса с теми, кто посягает на будущее моих детей, быть не может. Я контрреволюционер, потому что никогда не был и не буду частью колышащейся площадной протоплазмы, «человечества», о котором даже революционер Герцен цинично сказал что «это что-то вроде икры». Народ рождает лидеров типа хрестоматийных Минина и Пожарского, а революционная протоплазма выделяет из себя отборнейшую сволочь, которую и используют те, кто считает себя выше «икры» и «протоплазмы». Использует – и в случае удачного исхода мятежа уничтожает сволочь за отсутствием дальнейшей надобности в ее услугах. Череда загадочных смертей (в 20-е годы) полу-бандитов и «романтиков» трех «революций» безоговорочно подтверждает это правило: Щорс, Котовский, налетчик Камо, Артем, Ф. Миронов, Б. Савинков и еще, наверное, десятки или сотни менее известных…

В 19 веке посредственный писатель Степняк-Кравчинский убил шефа жандармов Мезенцова – подошел к нему на улице и ударил кинжалом в бок. Потом этот «Степняк» длительно время скрывался в Англии, писал книги и, наконец, как-то раз замешкался и был раздавлен случайным локомотивом. Хотелось бы, конечно, чтобы на самом деле его бросили под колеса засланные охранкой ликвидаторы, но в любом случае это было справедливое Божье возмездие.

Лев Тихомиров, в пору своей народовольческой деятельности, выслушивал откровенные рассказы варшавских революционеров, убивавших городовых сзади, большим молотком. «Аж мозги брызгали». (Л. Тихомиров, «Тени прошлого»)

Некто Бильчанский из житомирского революционного кружка показывал на допросе: «Я производил над Куриловым опыт в том, что человек изображает, когда в него выстрелят в упор…Курилов, получив рану в грудь, выкатил так глаза, что они были охожи на бараньи яйца, он был так красен, что я влюбился в его глаза». (А.

Новицкий, «Записки жандарма»)

Вот такая протоплазма стояла, так сказать, у истоков февральской и октябрьской «революций», гражданской войны и коллективизации, «хрущевской «оттепели» и «горбачевской перестройки» и всего того, что до сих пор не дает России распрямиться. Ошметки этой протоплазмы по сию пору плавают по России, липнут к ногам, рукам и мозгам, являются переносчиками гнусных болезней…

Нынешняя «революционность» на порядки ниже (морально) революционности начала 20 века. Тогда, вероятно, еще можно было встретить вполне искренних «Макаров Нагульновых», готовых покрошить из пулемета «детишков» – за светлое будущее человечества. Нынешним баламутам никакое светлое будущее не нужно, их заботит лишь сегодняшний день и завтрашний зарубежный грант. Открытая продажность – вот их движитель. Большевикам, ехавшим в пломбированном вагоне, пришлось доказывать свою неподкупность – нынешние ничего не доказывают, они продаются открыто, как в рубрике «Досуг» доски объявлений «Московского комсомольца».

Поэтому я – контрреволюционер. Я не хочу быть частью протоплазмы, молекулой студня, именуемого «гражданским обществом». Я не хочу иметь ничего общго с народовольцами и большевиками, со всей «революционной» и «демократической» интеллигенцией, со Степняком-Кравчинским, пианистом и исполнителем ЧК Кедровым (расстреливал гимназистов в Архангельской губернии), с любым из подобных, с любым их последователем, с боженами и ксюшами, быковыми и акуниными, навальными и новодворскими, с защитниками прав неизвестного мне «человека», с поборниками точечных демократических принципов и с держателями наркотрафиков в демократическом Косово и в не менее демократическом Афганистане.

И мне не жаль протоплазму. Жаль тех, кто стремится слиться с ней в массовом экстазе.