Концентрационный медицинский лагерь в центре Москвы

медицинский юмор карикатура на врача укол

О бесплатной медицине сказано много. Но я никогда не ожидал, что в департаменте кардиологической реанимации ГКБ №40 (Москва) очень многие технологии в работе с пациентами похожи на известные эксперименты гитлеровских ученых над людьми. Смешным было начало, когда меня раздели донага, отобрали все имущество, включая носки, вставили катетер в мочевой пузырь и в таком «вооруженном» состоянии перевели в департамент.

Ничего не буду говорить о терапии, потому что она примерно единообразна во всем мире. Скажу о нашем, о русском хамстве, о пренебрежении к людям. У меня были связаны руки и ноги. Точнее – привязаны к краям кровати. Кормили с ложечки, плохо и невпопад, а к нашим телам относились как к кускам мяса, не требующим ни внимания, ни врачебных консультаций. Некоторые медсестры просто ругались матом, обремененные очередным поступлением новых пациентов. Все процессы строятся анонимно, дескать – не ваше собачье дело, что мы делаем с вашим телом. Дальше – больше. Полностью обездвиженные люди, буквально связанные по рукам и ногам, и ко всему еще и голые, оказываются в стесненном пространстве без средств связи, литературы, уже не говоря о планшетниках. Я выкарабкался дня через три, отвязался от оков и пытался найти на этаже что-нибудь информационное, например, газету или журнал. На меня смотрели с крайним удивлением. На этаже нет туалетов для больных, нет душевых, уровень питания – бесконечный стыд. Не буду цитировать из-за брезгливости к авторам этих кулинарных «шедевров». Я, как выздоравливающий, спрашивал – дайте сделать один звонок в город. Даже в полицейских участках заключенные имеют право на один звонок. И вот что поразительно: мне врали все – от санитаров до руководителя отделения реанимации, ‑ но позвонить так и не дали. И вообще весь коллектив этого департамента за небольшим исключением мне показался сплоченной «мафией» в медицинском смысле этого слова.

А пациенты – это песок, который смывают, или намывают. Строго говоря, здесь тотально нарушаются права человека и нет никакого уважения к человеку, как к личности. Этакий сталинско-геббельсовский стиль работы. И самое печальное, что многие пациенты с печальными глазами трудились во благо этого медколлектива безучастно и покорно.

Но кроме этих моральных вопросов, возникают вопросы посерьезней. Московская больница №40, верхним этажом которой является отдел реанимации кардиологии, живет как-то обособлено и незаметно. Мне рассказывали там, что сначала этот комплекс был крупным частным предприятием, а позднее был национализирован. Хотелось бы, чтобы кто-нибудь разобрался в этом сложном механизме приватизации-национализации, затем следующей приватизации. Хотелось бы получить здесь чистоту и ясность. Мог ли кто-нибудь на этом сделать крупные бабки? Но это вопрос для коллеги Навального. Не в стороне должен остаться Минздрав, я уже не говорю о прокуратуре.

Интересно также, как это крупное предприятие сегодня тратит бюджетные деньги на оборудование, инфраструктуру, лекарства. От себя замечу только, что питание здесь копеечное и плохое. Но это вопрос скорее для Следственного комитета и Счетной палаты. И третий, самый стратегический вопрос, когда российская медицина станет медициной с человеческим лицом, а не с вонючей задницей. Хорошо было бы провести по этому вопросу хорошую общественную дискуссию – аккурат к президентской кампании.

В заключение от себя добавлю, что последние три дня пребывания в данном учреждении я объявил голодовку и отказывался принимать любые лекарства, потому что понял их некачественность и бессмысленность. Меня уговаривали поменять гнев на милость врачи и нянечки, но такового к счастью не случилось. И после трех суток моего протеста мы, к счастью, с этим заведением, расстались.