ЭТИКА ЖИВОГО ХРИСТИАНСТВА

          ЭТИКА ЖИВОГО ХРИСТИАНСТВА

                        ПРОБЛЕМЫ ФИЛОСОФИИ ХОЗЯЙСТВА

                                           В ТРУДАХ С. Н. БУЛГАКОВА

 ...Не хлебом одним будет жить человек,

 но всяким словом,

исходящим из уст Божиих.

Евангелие от Матфея, глава 4, стих 4.

     Когда-нибудь наши далекие по­томки будут изумляться тому, как сумели мы в столь короткий срок разорить складывавшуюся тысячу лет великую державу,  довести до полного развала ее народное хозяйство, на котором держалось веками   не только благосостояние самого Отечества, но и экономика половины Европы.             И будут задавать вопрос, все чаще возникающий и у наших современников:   а куда же смотрели советские ученые-экономисты, которых ведь была целая армия?

    Ведущие экономисты, правда, зара­нее составили ответ-оправдание. Они уверяют,   что их рекомендации подлин­но научны, беда же в том, что директив­ные органы  не слушают ученых.

Здесь ученые мужи слегка лукавят. Многие рекомендации ученых были во­площены     в жизнь. Стерты с лица зем­ли сотни тысяч «неперспективных де­ревень», а автор этого людоедского про­екта удостоен звания академика. Не без экономических расчетов, строились и целлюлозно-бумажный комбинат на Бай­кале, и экологически страшные химиче­ские комбинаты в Астрахани и Тенгизе, и Черно-быльская АЭС с никуда    не годными реакторами, и каналы Волга — Чограй и Волга — Дон-2. На наше счастье,            не все рекомендации учёных и экономистов осуществлены: одни вы­звали сомнение   даже у правительст­ва, в целом с чрезмерным довери­ем (если не сказать — легковерием) относившегося к науке; другие не были воплощены в жизнь по причине нехват­ки средств, третьи пришлось признать никуда не годными под давлением воз­мущенной общественности.

Но почему же мы пришли к развалу экономики, почему никак не можем дать всем нуждающимся людям добротное жилище, построить в достаточном числе современные школы и больницы, кон­цертные залы и библиотеки? Обычный ответ: нет средств.   Но позвольте усом­ниться.

   Почему на нужное средств нет, а на ненужное они находятся в изобилии? А потому,   что ненужное... «выгодно» — не стране, не народу (его мнения никто не спрашивает,   да и показателей таких нет: советская статистика учитывает аб­солютный рост производства и процент выполнения плана, а не степень удов­летворения потребностей населения в той или иной продукции),              а ведомству, предприятию, трудовому коллективу или его руководству. Одним словом, в стра­не, особенно же в её экономике, царит корыстный личный или групповой ин­терес, общество разделено как бы на бесчисленное множество своего рода раз­бойничьих шаек, нередко служащих, ма­фиям и на законном основании или без оного грабящих государство. Так, ра­ботникам торговли выгодно,      когда лю­ди в магазинах часами томятся в оче­редях, тогда покупателю не до при­дирок    к качеству товара, он мирится и с обвесом, и с обсчетом. Материальная база торговли допотопна — склады и хранилища с протекающими крышами, в заборах дыры,    через которые не толь­ко вору пролезть — машине проехать можно. Потому что торговой мафии вы­годна бесхозяйственность ибо позволяет осуществлять различные махинации   со списанием, пересортицей и пр., наживая на этом громадный капитал (что хорошо показал Л. Капелюшный в серии впечат­ляющих очерков, напечатанных в свое время   в «Известиях»). Да и в любой другой сфере жизни общества картина в целом та же, отличаясь в подробностях и способах перекачки средств из госу­дарственного карманов     в частные. Пока человек считает, что на первом месте стоит его личный интерес, понимаемый только как интерес материальный,                де­нежный, он всегда найдет способ   (или по крайней мере будет стремиться к этому) обойти какой угодно закон, тем более, что и в контролирующих органах тоже люди не без обычных человеческих сла­бостей.   Тут экономика вплотную смыка­ется с миро- и жизнепониманием, с фи­лософией,         чего никто из советских уче­ных-экономистов никогда не принимал во внимание.           

    Вот почему можно утверждать, что вопиющая, невиданная в истории чело­вечества бесхозяйственность нашего на­родного хозяйства объясняется прежде всего тем,    что у нас экономическая дея­тельность все годы Советской власти ве­дется без научного, мировоззренческого и нравственного основания, иными сло­вами, без того, что именуется философи­ей хозяйства. Честь создания основ та­кой науки, ныне завоевавшей всемирное признание, принадлежит одному из круп­нейших русских мыслителей XX века Сергею Николаевичу Булгакову.

   Сергей Николаевич Булгаков родился в 1871 году в городе Ливны (Орловской губерний) в семье священника. Учился в духовной семинарии, где царил дух формальной религиоз-ности, а фактически — безбожия, что надолго отбило у  одаренного юноши интерес к правосла­вию. Поступив на юридический факуль­тет Московского университета, С. Н. Булгаков увлекся марксизмом, стано­вившимся в то время едва ли     не тиранически обязательной интеллигентской ре­лигией. Привлекало марксистское учение видимостью научной обоснованно­сти неизбежности победы социализма и тем,   что отвечало издавна свойст­венному русской интеллигенции стрем­лению к служению народу, а также сво­ей установкой на прогресс и всеобщее благоденствие в обществе светлого буду­щего. Хотя С. Н. Булгакова больше всего влекли философия, филология, лите­ратура, он счел своим долгом углублен­но заняться политической экономией.     Его первый печатный труд «О рынках при капиталистическом производстве» (1896 г.) удовлетворил, вероятно, всех марксистов, но уже двухтомная маги­стерская диссертация «Капитализм и земледелие», написанная в Германии во время научной командировки, вызвала гнев         В. И. Ленина. Еще бы! — Булга­ков осмелился оспорить тезис Маркса    о преимуществах крупного производства          и научно доказал, что именно единоличное трудовое крестьянское  хозяйство есть самая эффективная форма земледе­лия, что деревня — это основа матери­ального и духовного могущества России.

   Булгаков вовсе не собирался крити­ковать Маркса, напротив, отыскав сла­бые места  в теории учителя, пытался подштопать эти прорехи. Однако честное и объективное исследование приводило русского мыслителя к неожи-данным для него самого выводам,   и совесть не поз­воляла ему принести истину в жертву партийным догмам.

При всей своей мягкости и созерца­тельности Булгаков           не уклоняется от активной политической жизни и в годы первой русской революции пытается соз­дать новую политическую партию «Союз христианской политики», стремясь воз­родить традицию неразрывной связи го­сударственной деятельности, экономики и христианской этики.

Революция 1905 года с ее кровавыми эксцессами и страшным озлоблением людей   в обоих противостоящих лагерях произвела на Булгакова отрезвляющее действие.        Он приходит к убеждению о принципиальной ошибочности марксизма и переходит    к идеализму. В знаменитой книге «Вехи» (с подзаголовком: «Сбор­ник статей о русской интеллигенции»), 80-летие которой в 1989 году было ши­роко отмечено за рубежом,   он поместил статью «Героизм и подвижничество»,  где показал принципиальное различие между западноевропейским и русским пониманием нравственного идеала.   На Западе почитается герой - человек, ко­торый преодолевает внешние препятст­вия, борется за революционное преобра­зование общества ради достижения всеобщего благоденствия и счастья, на Руси — святой подвижник, видящий путь к улучшению жизни народа  преж­де всего через нравственное совершен­ствование людей, начиная   с себя.

В  зарубежной научной литературе обстоятельно проработан вопрос о свя­зи  экономического строя общества с гос­подствующими в нем мировоззренче­скими, философскими и религиозными установками. Так, убедительно показа­но, что капитализм, зародившийся пер­воначально в католической стране (в Италии), наибольшее развитие получил в странах, где господствуют различные разновидности протестантизма (сначала     в Голландии, затем в Англии, наконец, в США). С. Н. Булгаков уловил эту связь  еще в начале XX века, что видно из его доклада «Народное хозяйство и религиозная личность», прочитанного в марте 1909 года в Московском религи­озно-философском обществе, а также из курса его лекций «История экономиче­ских учений». В названном выше док­ладе он говорит: «Протестантизм в про­тивопо- ложность средневековому католицизму отправляется                 от принципиального уничтожения противопоставления церковного и светского или мирского, при­чем мирские занятия, гражданские про­фессии, деятельность в доме,           в пред­приятий, в должности рассматриваются как вы-   полнение религиозных обязан­ностей, сфера которых расширяется, та­ким образом, на всю мирскую деятель­ность. Одновременно с этим он провоз­глашает автономию мирской жизни      и стремится изъять из-под влияния Церк­ви, то есть папской иерократии, эту жизнь.  В этом выражаетсся протестантсткое обмирщение  христианства, сопровождающееся, однако, религиозным  этизированием  мирской жизни».

О протестантизме и в частности об идеологии кальвинизма, сыгравшей большую роль   в становлении буржуазного общества Англии и США, нужно сказать потому,  что сегод- ня это общество  рассматривается многими экономистами и публицистами      в СССР как образец для безоговорочного подражания. Кальвинизм разделил людей    на обреченных вечную гибель и избранных, которым предстоит спастись; ни вера, ни дела не могут изменить заранее предопределён- ной судьбы конкретного человека.

    Булгаков прослеживает весь путь политической экономии от самых ее истоков, начиная с идей ветхозаветных проро- ков и мыслителей Древней Эллады, показывает противо-речивость учений ее классиков и доходит до критического анализа экономической теории марксизма с христианской точки зрения. Это исследование привело его  к следующему выводу: «Политическая экономия в настоящее время при- надлежит     к наукам, не помнящим своего духовного родства…Еще А. Смит в основу своего исследования поло- жил условно методологическое различение альтруисти-ческих      и эгоистических мотивов человека, при чем влияние одних он исследовал в «Теории нравственных чувств», по ведомству морали, влияние же других —    в «Богатстве народов», по ведомству политической экономии. Последняя и начала, таким образом, с дробной величины вместо целого. Но в дальнейшем условно методологический характер и этого различения был позабыт продолжателями Смита.

Классическая политическая экономия в лице Рикардо приняла как догмат учение Бентама (о человеке-эгоисте, думающем только о выгодах и потерях.-М.А)… Живая психологическая личность была здесь вычеркнута и замене- на методологической предпосылкой: «экономическим чело- веком», общество превращалось как бы в мешок атомов, которым только не следует мешать в их взаимном движении, причем эти атомы остаются взаимно непроницаемыми».

Булгаков подверг  сокрушительной критике не только буржуазную политическую экономию, но и экономические воззрения  Маркса. Ещё Вл. Соловьёв в конце XIX века, показав, что капитализм - это варварское, бесчеловечное общество, вместе с тем предупреждал, что социализм, если он останется разновидностью «экономического материа-лизма» и замкнет человека только в рамках производства и потребления материальных благ, вне высокого понимания  смысла жизни и своего места в мироздании, может ока- заться строем еще более жестоким. Булгаков продолжил эту мысль:

«Социализм, хотя и составил как бы  антиномию и к классической школе политической экономии и к  манче-стерству... в такой же мере механизирует общество и устра- няет живую человеческую личность и неразрывно связан- ную с ней идею личной ответственности, творческой воли, как и манчестерство … он есть манчестерство навыворот или контрманчестерство,  с той разницей, что вместо уединённого индивида здесь ставится общественный класс,  то есть совокупность личностей с общим интересом, -          тот же «экономический человек», но не индивидуальный,      а групповой».

   Принципиальная ошибочность такого подхода к человеку (неизбежного в теориях атеистов) Булгакову совершенно  ясна: « В душе человека сочетаются раз личные мотивы, как своекорыстные, так и идеальные, и политическая экономия никоим образом не должна вычеркивать из круга своего внимания мотивы второго рода.  При определении этого рода мотивов должны учитываться и такие факторы, как общее мировоззрение, как религия», ибо, например, буддизм, античная религия и христианство весьма по разному влияют    НА хозяйственную деятельность их последователей (буддистам, например, запрещено копать землю, и вряд ли они смогут поэтому создать экономику, основанную   на гор- но рудной промышленности). «Труд есть не только подне- вольная тягота,  но включает в себя в большинстве случаев и известный этический элемент:   он может рассматриваться и как исполнение религиозного или нравственного долга, обязанностей. В связи с религиозными представлениями труд, хотя и «в поте лица», отпечатывается, например,           в сознании русского крестьянина как особое религиозное делание».  А в монашестве труд входит, в систему общей аскетики.

Отвергнув принципиально атеистические системы политической экономии, Булгаков показал, что Евангелие, открывшее  новую эру в истории человечества, изменило также, очеловечило и одухотворило понимание смысла хозяйственной деятельности людей.

  В предисловии к  рус- скому изданию книги И. Зейпеля «Хозяйственно-этические взгляды отцов  Церкви» (М., 1913, с. IV) он писал: «Заслушивает особого внимания высокая оценка труда вообще, а в частности и хозяйственного («производитель-ного») труда, которая вводится в жизнь христианством и получает свое выражение в патристической литературе.       В той общей переоценке ценностей, которая была совершена христианством, была произведена новая оценка труда, которая вывела его из униженного и презираемого положе- ния и поставила на недосягаемую дотоле нравственную высоту. Эта переоценка труда в христианстве для истории хозяйственного самосознания имеет первостепенное значение, ибо в ней закладывается духовный фундамент всей европейской культуры, основанной на свободном труде нравственных личностей, а не подъяремных рабов».

В то же время Булгаков отрицает и отождествление первохристианства с социализмом, часто встречающееся и в наши дни, и показывает какая  духовная  пропасть разделяет эти два явления всемирной истории. Члены первохристиан- ской  общины были бедны,   но их движение носило не классово-эконо­мический, а общенародный и религиоз­ный характер, их социальные отношения являлись производ- ными от главного, тог­да как      в социализме социально-эконо­мические отношения выступают на пер­вое место.         В первохристианской общине господствовала атмосфера чуда, вступ­ление человека     в Церковь было актом интимным и индивидуальным. Социа­лизм же сводит все отношения людей к классовым, тем самым обезличивая лич­ность. Социализм не идет    в религи­озные глубины души,  а ограничива­ется внешними социальными отноше­ниями, что ведет к усилению клас­совой вражды. Христианство же переро­дило античное рабовладельческое обще­ство изнутри, осуществив полное рели­гиозное равенство    в Церкви (раб мог стать священником и епископом, а его хозяин — остаться простым прихожани­ном). Словом, говорит С. Н. Булгаков в работе «Первохристианство  и новей­ший социа- лизм» (в его книге «Два гра­да», т. 2, М., 1911), перво-христианство —   не потребительский коммунизм, а движение благотворительности и соци­альной политики. Единственно возмож­ный социализм — это средство осущест­вления христианской этики,   а он стал религией атеизма  и человекобожия.

Общий вывод Булгакова таков: эко­номические теории капитализма и со­циализма основаны на убеждении в иск­лючительно эгоистической природе чело­века, стремящегося «поднять» и абсо­лютизировать «сознание особых своих интересов».

   Вот с такой высокой духовной и нрав­ственной точки зрения подходил Бул­гаков    к построению мировоз-зренческих основ экономической науки. Он первым поднялся       над классовыми воззрениями и положил           в основу своей теории общече­ловеческие ценности, взглянул на эко­номические  процессы как на совокуп­ную хозяйственную деятельность всего человеческого рода.           Так появилась его знаменитая книга «Философия хозяйст­ва», ознаменовавшая новый, высший этап в развитии мировой экономической мысли, на котором был осуществлен синтез идей политической экономии, хри­стианства    и русского космизма, выявле­ны экологические (как принято сейчас выражаться) основы нравственного при­родопользования.

С точки зрения Булгакова, хозяйство есть лишь одно из проявлений вселенской борьбы Жизни и смерти, Добра и зла, Света и тьмы, иными словами - Христа и антихриста.     При таком подходе к науке о хозяйстве у неё, очевидно, будут совсем иные критерии,   чем при подходе с точки зрения снижения себестоимости штуки продукции.

Булгаков, можно сказать, просто вернул слову «экономика» его первоначальный глубинный смысл, поскольку в пере- воде с греческого оно и означает «умение вести дом».

Книга Булгакова «Фолософия хозяйства», вышедшая в Москве в 1912 году, заложившая прочные духовные основы  хозяйственной деятельности и мировоззренческие устои политической экономии, была воспринята современниками с  недоумением, как разумно не объяснимая попытка отойти от, казалось бы, окончательно восторжествовавшего  и единственно правильного материалистического понимания экономики к навеки отвергнутому (как устаревшее, как прой- денный этап) идеалистическому. И лишь после второй мировой войны, с обострением глобальных общечело-веческих проблем,  за рубежом стали постепенно открывать для себя  этот труд Булгакова, с каждым годом находя в нём все новые глубины. Советскому же читателю он до сих пор, по  сути, недоступен.

«Философия хозяйства» — труд вполне оригинальный и в то же время наследующий    и продолжающий глубокую  тради- цию византийской и русской христианской мысли. Булгаков считает задачей науки «философия хозяйства» составить идеальную картину преображенного человеком мира и вы- работать пути перехода от нынешней экономики «пад­шего человека» к тому разумному и любовному хозяйствованию, идея кото­рого заложена в трудах Василия Кесарийского, Григория Назианзина, Иоанна Златоуста    и особенно Максима Исповед­ника, живет в нашей самобытной тради­ции от исихастов XIV века до старца Зосимы в «Братьях Карамазовых» у Ф. М. Достоевского.  Именно на этой животворной почве и проросла идея Вл. Соловьева о трех типах отношения человека к природе, вылившаяся под пе­ром Булгакова в стройную теорию.

Булгаков совершил подлинную рево­люцию в экономической науке. Именно благодаря ему на наших глазах в мире идет процесс становления новой „..экономической науки (не- измеримо более высокой, чем привычная нам), трактующей не о том, почём кубометр бетона, а о том , как надо человеку жить и вести хозяйство, если он хочет быть достойным своего вселенского призвания.

Я убежден в том, что  советская экономическая наука не сможет сама вый­ти    из состояния глубочайшего упадка, в каком она ныне пребывает, и тем более указать путь выхода страны из кризиса, если она не преодолеет свой «эконо­мизм»,    не перестанет рассматривать че­ловека как «экономического человека»,   только как производителя и потребите­ля материальных благ, не примет во внимание человеческую душу и духов­но-нравственный аспект эконо- мики. Са­мый надежный ориентир на пути ее выхода из тупика — это идеи  булгаковской  «Философии хозяйства» (не стану останавливаться на учении С. Булгакова о Софии-Премудрости Божией,   которое осуждено Православной Церковью,   по­скольку это вопрос скорее богословский, чем экономический).

   Какое же значение могут иметь идеи С Н. Булгакова для нашей современной  экономики? На мой взгляд, перво-степенное. Думаю, С. Н. Булгаков немало удивился бы тому,  что в конце 1990 года, в условиях, когда страна оказалась      в тяжелом положении, ученые экономисты, публицисты, государственные деятели ­ведут затяжной и бесплодный спор о переходе к рынку. Ведь он-то (автор труда  о рынках!) прекрасно понимал,   что рынок - это не какой-то особый хозяйственный уклад, а лишь механизм, служащий достиже- нию поставленных целей. Рынок существовал в Древнем Риме, определял развитие капитализма в Англии во второй половине прошлого века (что наблюдали Маркс, Энгельс и Ленин), не  пропал он даже в годы «военного коммунизма», проявляясь хотя бы в форме базара. И в условиях админи-стративно - командной системы существовал рынок, крайне зарегулированный. Не знаю, как участники дискуссий о рынке, но лично я, прожив 63 года, хлеб и другие товары всегда покупал за деньги,   мне никто не преподносил их бесплатно. Разным целям отвечают и различные рыночные  механизмы. Возьмем   для начала пример, близкий к фантас- тике. Допустим, консультант, приглашенный  с Запада к нам (такое уже не редкость), но блюдущий интерес своих пос- тоянных хозяев, поставит задачей создать благоприятные условия для превращения нашей страны в колонию транс-национальных корпораций. Можно с уверенностью сказать, что он будет рекомендовать «просто рынок», «рынок без границ». Если в качестве  консультанта привлечь социал-демократа из ФРГ, он, видимо, будет отстаивать «социально ориентированную рыночную экономику». Если же мы хотим возродить разоренную страну сохранив её независимость, и затем добиться превращения     ее в процветающую державу, то потребуется совсем иной рынок, основанный на прочных нравственных началах. Но участники нынешних дискуссий говорят просто о переходе   к рыночной экономике, не на- зывая целей, какие предполагается с её помощью достичь. Пытаясь объяснить такое необъяснимое положение, сначала теряешься в догадках. Предположить, что эти люди ничего не понимают в предмете, который  с глубокомысленным видом обсуждают, как-то неловко: ведь речь идет о «цвете нации» (каковым они, видимо, искренно себя считают). Допускать же, что цель, ими  преследуемая, слишком неблаговидна и потому о ней нельзя заявить  открыто, тоже душа не лежит, ибо это люди, которым народ, едва вкусив- ший сладость свободных выборов, доверил решать судьбы страны. И ничего третьего на ум не приходит. А оно, третье, есть: эти люди просто не знают своего народа, его цен- ностей, наследником (правда,  пока не очень достойным) которой он является, а потому и навязывают ему свои пред- ставления, заимствованные  в основном извне и кое-как        на живую нитку сшитые   из разнородных кусочков.  

Рыночный механизм должен соответствовать тому, какое общество он обслуживает   и каким это общество хочет стать. А общество таково, какой человек его образует  и преобразует. Обществу хищника и пенкоснимателя отвечает один рынок, цивилизованному, но бездуховному – другой,     а обществу, движимому духовно-нравственной идеей, - третий. В этих обществах будут действовать разные рыноч- ные механизмы, обусловленные различием нравственных идеалов.   

Обличители административно-командной системы немало потрудились, доказывая вред уравниловки, утвердившейся в нашей стране в годы культа личности и застоя  и якобы превратившей «низы» общества в сборище завистников, не- навидящих богатство. Некоторые апологеты предпринима-тельства печатно доказывают даже то,   что и рэкет порож- дён именно этими низменными чувствами. Дескать, стоит только предприимчивому человеку разбогатеть, как завист-ники-рэкетиры тут же устремляются его «уравнять   с остальными (хотя в действительности теми движет та же страсть разбогатеть, это ведь не Робин Гуд со товарищи).        И вот в противовес придуманному «идеалу» завистника выдвигается иной идеал – оборотистого дельца, быстро разбогатевшего. Идеалом, образцом для подражания становится тот, у кого деньги, особенно валюта. И тут уж не важно, кто (и как) их отхватил,- предприимчивый глава посреднического кооператива или валютная проститутка (кумир чуть ли не большинства наших старшеклассниц).         А когда в народе о быстро разбогатевшем дельце говорят  презрительно:  «из грязи да в князи», либеральные деятели объясняют это всё теми же низменными качествами  «низов», впитывавших идеи уравниловки с молоком матери. Они всё время хотят убедить нас, что только между этими двумя идеалами и возможен выбор: либо «завистник»,         либо разбогатевший делец, а уж кого из них предпочесть -   дело ясное.   

Вот тут-то они и ошибаются. Русский народ давно выработал свой идеал совершенного человека. Даже в самой глухой деревне более всех почитался не лодырь-бедняк         и не жадный кулак, в стремлении к богатству не останавли- вавшийся ни перед чем,     а «справный крестьянин» у кото- рого был достаток и порядок в доме,  но находилось время     и для мыслей о душе, о Боге, и для дел милосердия, и для  добросовестного инициативного  исполнения обществен- ных обязанностей, - вспомним хотя бы Ивана Васильева из очерка Глеба Успенского. А уж о о просвещённом обществе Руси и говорить нечего – его идеалы проверены веками. Князья-мученики Борис и Глеб, со смирением принявшие смерть от руки убийцы, преподобные Антоний и Феодосий Печерские, Сергий Радонеж­ский и Серафим Саровский, купец-патриот Кузьма Минин и князь-патриот Дмитрий Пожарский, предводитель чудо- богатырей Александр Суворов и другие деятели русской истории, о которых на­род хранит светлую память и без напо­минаний официальных кругов, прослави­лись чем угодно, только не талантом де­лать деньги.

   Но чем же объяснить, что современ­ные либеральные просветители народа не знают его дум и чаяний и навязыва­ют ему чуждый для него путь? Увы,  местечковостью  их понятий и представле­ний (при всей начитанности), оторван­ностью от величайшего в истории культурного и духовного наследия русского  народа, основанного на право-славии,       непониманием высокого исторического призвания России, которой суждено,  преодолев все испы- тания и кризисы, найти свой  путь развития, не сбиваясь на соблазны  преуспевающего Запада (где, говорят, в ходу афоризм: «если ты умный,  то почему же бедный?»).

Достоевский пророчески утверждал: «...В народных началах заключаются залоги того, что Россия может сказать слово живой жизни и в грядущем человечестве».  Булгаков, счи- тавший Достоевского пророческим вождем русского народа  на пути    к Горнему Иерусалиму, не просто был твердо уверен в мессианском предназначении России (призванной свидетельствовать о чистоте и красоте православного христианства), но и указал  путь самобытного экономи-ческого её развития, который нам так необходимо                осознать сегодня.

   Примечательно, что дискуссия по проблемам экономики, развернувшаяся  на страницах «Нашего современника», во многом вращается вокруг идей, высказанных Булгаковым.     С одной стороны, русский мыслитель утверждал необходи- мость чувства ответственности человека за свою хозяйст- венную деятельность, во многом предвосхитив то, о чем писал     в журнале З. Паузванг из Норве­гии. С другой — он предупреждал об опасности экономического порабощения России Западом, о которой с такой тре­вогой говорят    А. Беляев из ФРГ, а так­же советские экономисты А. Сергеев и Т. Васильков.    Но веры в Россию, в воз­можность ее возрождения, в то, что она станет примером   для всего человечества, он никогда не терял...

Нет, не бюрократы-«кавалеристы» и не торгаши-«купцы» станут героями на­шего времени. Россию спасут созидате­ли - « домоустроители», основывающие эко­номическую дея- тельность на идеях гени­ев русской мысли, среди которых почет­ное место занимает С. Н. Булгаков — провозвестник нового мышления в обла­сти хозяйства.

Михаил Антонов

  Наш современник. 1990. № 12