Последний коммунист Советского Союза

     Сразу оговорюсь : мне наплевать на насмешки врагов и друзей.

     С врагами понятно. С друзьями – тем более. Их, последних, как показала жизнь, у меня никогда и не было. Друзья не стали бы предавать, в лучшем случае, или худшем, развернулись и ушли бы, но не стали бы променять на должности и другие земные преходящие блага, коими изобилует окружающий нас мир.

     «Друзья» - это замаскированные враги, «которых следует изобличать и жестоко покарать», - это из теории сладкой мести тов. Сталина.

     В конце 80-х и в начале 90-х я был секретарем комсомольской организации одного из исправительно-трудовых лагерей МВД СССР. В мою задачу входили восстановление расшатанной дисциплины последних лет среди комсомольцев, выявление подлецов-фармазонщиков, приторговывающих казенным и иным имуществом среди населения и спецконтингента, предотвращение приписок и очковтирательства при составлении планов и отчетностей, слежение за фактическим выполнением работ и составлением нарядов, а также целевым использованием отпущенных средств для мероприятий. В 25 лет я гордо носил комсомольский значок ровно в 5 см ниже от левой петлицы и горевал, что через два года я выйду из комсомольского возраста и стану беспартийным, ибо никакого желания вступить в КПСС, у меня не было.

     Видимо, потому, что гласность и перестройка на многое нам открыли глаза, и мы много что начали переосмысливать. Мы буквально тонули в потоке исторической и современной информации, от которых голова ходила кругом. Что стоило один журнал «Известия КПСС».

     На окраинах СССР уже вовсе полыхали национальные конфликты, люди покидали свои дома, теряли близких, лишались имущества. КПСС бездействовал. Хуже того, его вмешательство больше разогревало страсти и приводило местами избиениям и гонениям его местных представителей. Последние сжигали публично партбилеты и открещивались от своей принадлежности, сравнивая свою родную партию, на которую присягались, партией SS …

     За мной стоял первый секретарь райкома – человек высоконравственный и ответственный, с большим опытом и блестящим образованием, который в приватной беседе мне признался, что «всех этих мерзавцев, просочивших в партию, скоро будем клеймить позором и изгнать из партии – произойдет великое очищение партии от врагов народа».  По его расчетам, только в нашей парторганизации должны были быть изгнаны и переданы суду 90 % псевдо-лже-квази-анти-коммунистов, давно дискредитировавших себя и партию своими преступными связями с уголовным миром, погрязших в коррупции, пьянстве и распутстве.  Он подозревал, что перестройка закончится с новым 37-м годом, но за этот счет он не расстраивался : «Времена другие. Расстрелов будут поменьше, зато громко и далеко вперед. Иначе страна развалится. Среди коммунистов даже есть платные шпионы иностранных спецслужб. Они даже засели в Политбюро. Нужна только воля Президента на чистку».

     Я слушал его и соглашался. Под его описание шпионов, воров, жуликов и прочих подонков подпадали, в самом деле, 90 % коммунистов всей нашей парторганизации. И инстинктивно у меня чесались руки, и воображение рисовало «этапы большего пути» по освоению необъятных просторов нашей любимой Родины.

     Я видел себя председателем «тройки», восседающим в Ленкомнате, и в особом порядке рассматривающим уголовные дела врагов народа, по результатам которых осужденные разлетались по всем уголкам Советского Союза восстанавливать утраченную  былую мощь самого сильного государства в мире. Я даже допускал, что меня  за перегибы через год-два самого могут определить туда же, но, пока я создавал в воображении самый эффективный конвейер по переработке врагов народа и считал, что оно стоит того.

     Свою практическую работу в этом направлении я начал с того, что в мгновении ока дискредитировал (то есть собрал факты и предъявил) против семерых комсомольцев за преступные связи и аморальное поведение в быту, и изгнал их из ВЛКСМ с позорным клеймом. А в представлении внизу сделал приписку : «Быть ли подлецу офицером, решает нач. УВД».

     Нач. УВД решил, что подлецам можно быть офицерами, даже нужно, ибо время такое пришло…

     Очистив организацию от швали, я начал заглядывать в другое стойло – в парторганизацию ИТК, секретарем который являлся быв. капитан ОБХСС, переведенный в систему лагерей из милиции, вернее, оттуда изгнанный, вместо того, чтобы получить на руки заверенную копию обвинительного приговора суда и следовать по этапу в солнечный Магадан. Тот сразу разгадал мои амбиции и стал писать на меня доносы в руководство. А оно не стало со мной миндальничать, и я получил три раза подряд по выговору. Лучшим стимулом для себя я не мог просто представить, и  оборзел – стал дышать в затылок самому начальнику ИТК, который был первым среди воров и главным среди негодяев.

Силы были явно не равны, и я обратился к первому. Он посоветовал как поступить.

     Буквально через два дня состоялось внеочередное партсобрание, о повестке дня которого никто ничего не знал. Честные коммунисты иронизировали, что им предложат положить партбилеты на стол, а иных заставят их разжевать. «Иные» тряслись от страха, что так и будет, поскольку прошел слух о том, что приедет второй секретарь обкома, у которого старые счеты с пьяницами да жуликами в погонах. Один секретарь комсомольской организации, то есть я, вырядился в парадно-выходную форму и щеголял по коридорам да кабинетам, бросая издевательски-угрожающие реплики прямо в лица этим негодяям , от которых эти лица побагревали еще больше …

     Ровно через 1 минуты после начала партсобрания, первый сам вышел из Ленкомнаты и попросил меня зайти. Эффекта разорвавшейся бомбы не получилось, но то, что бросили камень в болото, кишащими лягушками, эффект такой получился .  «Ну что замолчали, товарищи ? Вопрос один : прием в партию товарища Д. Кто против ?» Я приняв наполеоновскую стойку свысока мерил взорами «своих товарищей»,  из которых только один сразу поднял руку : «Я - против. Ему не место в партии. Это авантюра. В КПСС честные не идут». В то время можно было говорить все. Не принято было выступать против ИНОГО мнения. «Пусть будет один порядочный», - съязвил первый. – Итак, голосуем : против - один, за – двадцать восемь, воздержались – семь. Поздравляю Вас, товарищ Д. с вступлением в ряды КПСС» - и пожал крепко мои руки первый. «А как же правила вступления ? – кто-то подал голос. «Никакого стажа кандидатского, мы его хорошо знаем, времени нет на формальности, тем более голосование уже состоялось, можете обжаловать» - за раз выдал первый и объявил об окончании собрания.

     «Очистим партию от мусора и восстановим ленинские идеи, - взяв меня под руку продолжал первый, - если мы этого не сделаем, нас сомнут, страна развалится, да она уже почти развалилась, народ введен в заблуждение, да от него и ничего не зависит, слишком многое поставлено на карту, чтобы отступать, подберешь честных парней, готовых за идею идти до конца, - здесь мы явно рассчитываем на тебя, - по сигналу будем приступать к воплощению наших идей …»

      Первый еще что-то говорил, уже садясь в «Волгу», но я ничего не слышал – я уже мысленно передергивал затворы …

      Через день он меня пригласил на вручение партийного билета прямо в райком без формальностей.

       А вечером позвонил и сообщил, что его срочно вызывают в обком.

       Утром я узнал, что первый погиб в автокатастрофе …

     Через неделю из райкома позвонили и попросили приехать за партбилетом и уплатить первый взнос.

      Я никуда не поехал. Я был коммунистом без партийного билета в кармане, но действовал как велел партийный устав и моя совесть. Мерзавцы притихли.

       Потом произошло то, что не укладывалось в моей голове – приостановил Ельцин своим указом деятельность КПСС, то есть фактически запретил. Не нашлось ни одного мужчины, чтобы пристрелить его. Мусора-коммунисты были в восторге. Отныне они могли безнаказанно творить свои гнусные дела. Народ вяло следил за происходящим и ни на что не реагировал.

      Я поехал за своим родным партбилетом в райком. Кроме нескольких пьяных негодяев, безобразничающих в коридорах и кабинетах райкома, больше никого не было…

      Я так и не увидел свой партбилет …

      А с этими т.н. коммунистами мне не по пути.

       Позитивисты и прочие утилитаристы утверждают, что фактическое положение вещей есть естественный результат всякого развития …

       Или «Все действительное разумно, и все разумное действительно» …

       Одним словом, не повезло.

09 декабря 5771 г.