Светлые омуты. Мой любимый разговор о любви.

- Ты слушай, - усаживая меня рядом, сказала она, - Я не знаю, как это назвать. Нормальным точно не назовешь, - что «это», было пока непонятно, смотрела она строго и даже немного траурно. Хотя, может, это платье виновато. Подруга любит черное, - Это тянется две недели. Каждую минуту жду. Все мысли вокруг него пляшут танцы. Каждую минуту.

- Какие танцы? – спросил я, чувствуя, что должен спросить.

- У него глаза синие. А рта почти нет. Как у актера Брюса Виллиса. Губы такие. И как он ими целуется?!

- А он не целуется, - сказал я полуутвердительно.

- Еще чего! Он умеет, еще как. У него глаза прозрачные, как вода. Я в них тону. Я буквально тону в них. Как в омуте. Бывают светлые омуты?

А что мне было ответить?

- Бывают, наверное, раз ты говоришь.

- Я в них умираю. В точности умираю. Когда я буду умирать, то примерно так.

- Как? – я заинтересовался. Я вот не знаю, как буду умирать.

- Буквально бухаюсь, - строгость сбежала с ее лица, она улыбнулась. Лукаво, вроде, - Я буду говорить, а ты, если тебе будет стыдно, говори «дерево».

- Мне не будет стыдно. Это же твоя история.

- Я сама не знаю, что я говорю. Я не знаю, как себя вести. Не понимаю. Я не знаю, что он обо мне думает. Я ему всегда первая звоню. Он говорит, что рад меня слышать, а я не знаю, он правда рад или только хочет сделать мне приятное.

- Если бы он не был рад, то ему, наверное, наплевать было бы, приятно тебе или нет.

- Он - очень воспитанный человек. А сам вот такого роста, - она приставила ладонь к своему плечу.

- Карманный мужчина.

- А я не чувствую. Когда мы лежим рядом в постели, то он мне кажется выше. Скажи «дерево», мне стыдно.

- Дерево. А чего стыдиться? Ты – большая девочка, взрослая, можешь лежать с кем хочешь.

- Я не чувствую себя взрослой в последнее время. Все крутится вокруг какой-то ерунды. Он говорит, что много работает, а я не верю ему. Мне кажется, он не хочет, чтобы я к нему лезла.

- С чего ты взяла?

- Смотри. Он сказал, что ему пора в спортзал. Мы лежали, разговаривали. Это в воскресенье было, днем. А ему в спортзал. Я пошла в туалет пописать, а он стал одеваться. Он рассказывал мне про свою мать. Она - страшная сука. Бывают же такие прирожденные суки, - подруга прищурилась, у нее вышло и хищно, и зло, - У него есть старший брат. Он старше его на семь лет. А мать как бульдог.

- А где отец?

- Его, можно сказать, нет. Чиновник чего-то там. Он с ним поссорился. Его отец – настоящий трус. Вякнет из-за угла и убежит.

Когда ему было девятнадцать, они круто поговорили.

- Если он тебе такие вещи рассказывает, то это, наверное, что-то значит. Стал бы я выкладывать посторонним свои семейные тайны.

- А вот не знаю! – сказала она с неожиданным торжеством, - Иногда такое ляпнешь, потом самой страшно.

- Ну, не пьяный же он был.

- Я его слушаю, а сама думаю. Спроси меня, про что я думаю. Спроси!

- Дерево!

- Я думаю, еще час-другой и все кончится. Я думаю только о том, что все вот-вот кончится. Он меня по спинке гладит, целует грудь, шею, приятно, а я думаю только о том, что все скоро кончится.

- Дерево! Дерево!

- Ну, час, ну, два. И все. Ушел, внизу машина заревела, и я за ней. Орала, как недорезанная свинья.

- Ты влюблена.

- Не-ет, - протянула она, - Это что-то другое.

А что другое? Что? Сидит, волнуется. Платье черное, а лицо розовое, заштукатуренное плотно. Ресницы подробно прокрашены. Глаза синие, распахнутые, пустые на вид. Но влюблена, влюблена.

- У него живот. Ростиком невысокий и животик подвисает.

- Некрасивый?

- Э, нет! – она поводила указательным пальцем перед моим носом, - Не скажи. Есть в нем что-то эдакое.

- Глаза, - напомнил я.

Цокнула языком.

- Все вместе, наверное. И глаза, и попка, и руки нежные.

- Дерево! Дерево!

- Я не знаю, счастлива я или нет. Это что-то другое. Колет где-то и тянет, - она подложила ладонь под грудь и слегка ее вздернула, - Все время не хватает чего-то.

- Пустота, которую надо заполнить. Как будто обвалилась земля, - я вдруг увлекся. Затянула подруга в свои чувства, - Таким - оврагом.

- Ага, - ответила она гортанно.

Влюблена, влюблена, пусть хоть что она мне говорит.

- У него нос с горбинкой. А на кончике такое плоское место, - она провела пальцем себе по носу.

- Дерево!  Дерево!

Она выглядела куском сливочного масла, и траурная одежда ей в этом не мешала. Она буквально таяла, плыла - и не могу сказать, что я чувствовал себя на своем месте. Почему всегда стыдно слушать чужие чувства?

- Я чувствую, как падаю. И жарко, и холодно. Так бывает? – она не издевалась, она спрашивала, но ответ мой ей был не нужен. Она вообще не ко мне обращалась. Кто-то где-то ждал ее с ответами, целым букетом, но она не знала где и потому спрашивала всех подряд, кого угодно.

- А ты не боишься, что я про тебя другим расскажу?

- Не боюсь, ты не бойся, - ответила легко и быстро, будто ждала этого вопроса.

Вот и получай теперь.