Про кинуху...

От Рязанова до Цыпкина, от платного туалета до Патриков, через испытания трудных 1990-х и соблазны порочных нулевых. Накануне выхода второго сезона «Беспринципных» об эволюции российских стандартов сладкой жизни и их отражении на экране вспоминает Ольга Шакина — не только кинокритик, но и бывшая сотрудница журналов Tatler и Glamour.

Ольга Шакина

Кинокритик, телеведущая, экс-редактор Tatler и Glamour

Предыстория: советский шик

Кино белых костюмов, комедии Рязанова и мафиозный денди Крымов

Нельзя сказать, что советское кино не уделяло внимания теме лайфстайла и гедонизма. Уделяло и еще как. Другое дело, что материальные возможности и цензура весьма ограничивали изображение красивой жизни. Размахнуться можно было либо в картинах гротескного разложения Запада (см. «Вид на жительство», 1972), либо в эскапистском жанре «сцены из прежней жизни» — многочисленных костюмных экранизациях русской классики, где все носили исключительно белые костюмы и бесконечно пили чай на летних дачах и в усадьбах («Дядя Ваня» Кончаловского, «Неоконченная пьеса для механического пианино» Михалкова или «Жестокий романс» Рязанова).

«Дядя Ваня»

«Неоконченная пьеса для механического пианино»

Реальная дольче вита партийно-культурной номенклатуры и воротил теневой экономики, конечно, сильно отличалась от показанной на экране пародии. Одни, как Тарковский, Высоцкий, король стиля Евтушенко или Мариэтта Шагинян, жили от одной творческой командировки за границу до другой, владели зарубежной техникой и отечественным антиквариатом, одеждой и даже автомобилями (знаменитый «Мерседес» Высоцкого), были не чужды западных пороков (опиатная зависимость того же Высоцкого). Другие копили валюту и золото, демонстративно кутили в ресторанах и строили в союзных республиках подобие феодализма (особенно этим отличалась Грузия, всегда бывшая неофициальной «особой экономической зоной» СССР; подробнее о положении Грузии в советской системе можно прочесть в этом исследовании). Мещанство, а не гламур! Жизнь советской богемы тоже нельзя было назвать блестящей. С одной стороны, приемы в посольствах, вечеринки на дачах сочувствующей номенклатуры. С другой — комнаты в ужасных коммуналках и штаны-самостроки от Эдуарда Лимонова (до эмиграции поэт зарабатывал портняжным ремеслом, обшивая всю Москву).

Гламур — демонстративная роскошь, подчеркнуто беззаботная и гедонистическая. Стиль жизни, который идеально воплотился в голливудском кино середины XX века (хороший пример — «Завтрак у Тиффани»). Парадоксальная природа гламура заключается в том, что, претендуя на аристократизм, он обращается к широкой аудитории — буржуазии, служащим, домохозяйкам и парвеню.

Но иногда реальная жизнь все же прорывалась на экран. Отличной энциклопедией московского быта были комедии Эльдара Рязанова: их героини неплохо разбирались в заграничных брендах (помните вечно фарцующую дефицитом Ахеджакову в «Служебном романе»?). Или взять, к примеру, трагическую притчу Юлия Райзмана «Время желаний» (1984), где предприимчивая Вера Алентова тащит грустного Анатолия Папанова в мир статусного потребления; важную часть сюжета занимают поиски подходящей антикварной люстры и махинации с жилплощадью в престижных районах Москвы. Ну и, конечно, «Асса» Соловьева, в которой были наглядно продемонстрированы обе стороны антисоветского стремления к другой жизни. Обе они — и богемный карнавал Бананана, и псевдобуржуазный шик Крымова с его любовью к русской классике, шляпам и пароходам — были отмечены трагическим прикосновением фатума, омрачены предчувствием тюрьмы и смерти. Слишком печально для гламура.

«Время желаний»

«Асса»

Перестройка: абсолютно голые

Обнаженка и амаретто, люрекс и джинса

Все резко поменялось в конце 1980-х. По мере ускорения и перестройки экономического уклада страны критерии сладкой жизни, с одной стороны, измельчали, с другой — стали предельно наглядными и, так сказать, трансгрессивными. «Интердевочка» (1989) явила ахнувшим зрительницам богатый ассортимент блескучего европейского ширпотреба, доступного только элитным — валютным — секс-работницам. Но, главное, она, как и «Маленькая Вера» (1988), продемонстрировала свободный секс — то, чего обычный советский человек никак не мог себе позволить под угрозой разноса на профсоюзном собрании за аморалку.

«Интердевочка»

«Маленькая Вера»

И секс, точнее, обнаженка, долго был главным предметом роскоши в небогатом кооперативном кино конца 1980-х — начала 1990-х. Прямо скажем, он был дороже золота (см. главный прокатный хит того времени — «За прекрасных дам!» Анатолия Эйрамджана, в котором горе-грабители Абдулов и Панкратов-Черный не задумываясь меняют золотые украшения на минуты интима). Фильмы Эйрамджана вообще хорошо показывают предел мечтаний бывшей научно-технической интеллигенции, вдруг оказавшейся за бортом резко повернувшей истории (к этой прослойке принадлежали практически все его персонажи и core-аудитория): отдельная жилплощадь, свобода от обязательств, плов из ресторана «Узбекистан» и жених из Майами. Ах да, еще мартини, водка Smirnoff и ликер амаретто (в новые времена этот реквизит стал доступен в изобилии, в отличие от советских, где одна и та же бутылка из-под «Бакарди» намекала на благополучие целой плеяды героев — от Кайдановского из «Кто поедет в Трускавец?» до Догилевой в «Блондинке за углом»).

Именно рюмочка амаретто, которую наливают посетителям тайного бара при кооперативном туалете, оказывается последней каплей на весах жизненного успеха предприимчивого героя Романа Мадянова в «Операции «Кооперация“» Гайдая. Другая примета несомненного успеха — его джинсовый (!) смокинг.

«За прекрасных дам!»

«Частный детектив, или Операция „Кооперация“»

Еще один несомненный признак состоятельности в бывшем царстве фабрики «Большевичка» — яркая блестящая одежда: помимо пресловутых малиновых пиджаков, есть еще женские платья в блестках, шуршащие спортивные костюмы и, конечно, старые добрые кожа́нка, дубленка и варенка; в этом щеголяют наиболее шикарные герои «Мордашки» (1990), «Официанта с золотым подносом» (1992) и других энциклопедий разгуляя ранних 1990-х.

Кинематографисты повинуются законам едва образовавшегося рынка: «Банду лесбиянок» (1991) финансируют бордели, найденные авторами в газете объявлений; «День любви» (1990) о бандитах, по слухам, снят по заказу самих бандитов. Анатолий Эйрамджан снимает картину «Третий не лишний» чуть ли не на камеру VHS в реальном круизе, расплачиваясь с туроператором благодарностью в титрах и выступлениями артистов в кают-компании. В титрах пилотного сезона милицейской саги «Улицы разбитых фонарей» (снятого в 1994 — 1995 годах) бесконечные благодарности питерским кафе, где герои пьют безалкогольные коктейли по 25 тыс. рублей (примерно 5 долларов, цена килограмма копченой  колбасы в 1995-м).

«Третий не лишний»

Лихие 1990-е: кино на отходняках

Кокаиновый шик и бандитский форс, казино как центр вселенной, купеческая страсть к речфлоту

В 1990-х телевизор захватили мажоры-клипмейкеры (Михаил Хлебородов, Федор Бондарчук, Юрий Грымов, Григорий Константинопольский), обслуживающие диковатую постсоветскую музиндустрию — Ветлицкую, Линду, Титомира. Теперь они задумываются о кино. Их друг Сергей Ливнев возглавляет студию им. Горького и запускает там знаменитый «малобюджетный проект»: молодым талантам дается примерно по 200 тыс. долларов на фильм. Бюджет немногим больше кооперативного, но кино получается уже совсем другое. Постперестроечная бодрость уходит, остается декадентская тоска. Состоятельный герой позднего ельцинизма уже вкусил разных благ, виски и йогурт у него есть, а счастья все нету. Возможно, потому что его постоянно мучает похмелье после вчерашней презентации в «Манхэттен-экспресс».

Главные приметы роскоши поздних 1990-х появляются в первых же кадрах криминальной драмы Александра Хвана «Дрянь хорошая, дрянь плохая» (1998): мерс, кредитка с полосками белого порошка, свернутая в трубочку зеленая купюра. Герой Армена Петросяна весь фильм выразительно шмыгает, забывает слова и грустит; характерный абстинентный сплин моментально определяет его как богача. Время от времени он выдергивает из-под пиджака еще один предмет роскоши — ствол (все богачи 1990-х в кино — немного бандиты). Через год автомобиль самого Петросяна упадет в Москву-реку, и он станет Цоем и Новалисом поколения.

«Дрянь хорошая, дрянь плохая»

В «Восьми с половиной долларах» Григория Константинопольского Петросян появляется в коротком камео и бросает герою Ивана Охлобыстина (тоже, конечно, клипмейкеру): «Да не, спасибо, я пустой сегодня, играть не буду». Дело происходит в казино. В казино герои пьют, едят, танцуют, иногда даже живут — ни баров, ни кофеен еще нету.

В идеале казино расположено на корабле — как в «Стране глухих» Валерия Тодоровского. Богачи пока не накопили на яхты, но уже питают слабость к лодкам; еще в 1994-м в «Лимите» Дениса Евстигнеева герой Владимира Машкова — хакер-миллионер Иван Ворошилов, поднявшийся из лимитчика — в финале покупал Речной вокзал, вешал на нем свои огромные инициалы VIP и грустно напивался под ними.

На катере, идущем по Москве-реке, мелкий преступник соблазняет блаженную героиню Татьяны Друбич в «Москве» Александра Зельдовича — главной энциклопедии русского гламура, подбивающей итоги первого постсоветского десятилетия. Тут вам и вывоз нала за рубеж, и подпольный клуб, подозрительно напоминающий московский «Эрмитаж», и последний ужин с видом на Воробьевы горы — сложный привет Достоевскому и Чехову. Фантазия сценариста Владимира Сорокина дарит нам и такую великую сцену: герой Александра Балуева убивает конкурента, забросав его упаковками с дорогими импортными продуктами — порошком «Тайд» и пивом «Лапин Культа», чаем «Твайнингс» и водой «Эвиан». Труп бандита в сухих макаронах — аллегория будущих жертв консьюмеризма нулевых.

«Москва»

Жирные нулевые: олигархи тоже плачут

В России наконец-то появляются свет и светская хроника

Дорогой баррель диктует: жить стало лучше, жить стало веселее. Одни бандиты избрались в депутаты, другие стали чиновниками, подсказывают нам сериал «Бригада» (2002) и балабановские «Жмурки» (2005); остепенившегося рэкетира и там и там изображает Дмитрий Дюжев. Но роскошествуют эти люди до сих пор по-советски — в древних интерьерах гостиниц «Москва» и «Метрополь». Списанный с Бориса Березовского олигарх (да, они наконец появляются в кино) из одноименного фильма Павла Лунгина живет как будто внутри советского представления о быте миллионеров: жаркое под колпаками, вино в кувшинах, услужливая челядь и прочий китч. На юбилей, отмечаемый в имении, герою дарят слона, ламу, ахалтекинского жеребца и мисс Россия, запакованную в целлофан.

Такой же зоологический люкс — в памфлете Филиппа Янковского «В движении»: в какой-то момент за спиной героя Константина Хабенского появляется жираф, светские наследницы передвигаются на скакунах элитных пород. Они буквально вешаются на мелированного Хабенского, который не снимает белой рубашки и черного костюма-двойки даже на шашлыках — leisure wear в мире богатых пока что не существует.

«Олигарх»

Зато появляется светская хроника, еще малоотличимая от бульварщины, но уже придающая какой-то смысл этим безумным статусным тратам. Хабенский как раз и играет российского Марчелло Рубини — репортера желтой прессы Гуриева, «нового человека» нулевых. Российские режиссеры еще не знают, как относиться к этому типажу (феномен Божены Рынски случится только через два года, когда та откроет свою рубрику в «Известиях»), и потому на всякий случай иронизируют по примеру западных коллег. Советский бэкграунд все еще не отпускает Гуриева: в душе он немного инженер, этакий Зилов, рефлексирующий по поводу своих беспорядочных связей. Постановка «Утиной охоты» с Хабенским состоится на сцене МХТ в том же 2002 году.

Запущенное Янковским издевательство над российской прессой, причем без всякого знания авторами реалий медиа, продолжается в «Глянце» (2007) Андрея Кончаловского. Там главреду глянцевого журнала прямо на планерке делают педикюр. Образ российского олигарха (его играет Александр Домогаров) получает тут гомерическое развитие: он пьет из горла на борту личной яхты (наконец-то!) и заказывает в жены эскортницу, которую велит переодеть в… Грейс Келли.

«Глянец»

Новый свет 2010-х: эпоха победившего «Татлера»

Элитная недвижимость, холодный хай-тек, менеджер высшего звена как ролевая модель

В Москве с привлечением самых модных архитекторов достроили «Золотую милю» (элитный квартал между Остоженкой и Пречистенской набережной) и Сити (который начинал возводить еще герой Балуева из упомянутой выше «Москвы»). Теперь без панорам небоскребов не обходится ни одно кино о столице. Она похорошела, знаменитости, вдохновленные мэрией, рекламируют ее в не так давно появившихся инстаграмах, а кинематографисты — в кино.

Богачи переселились из сталинского люкса в прогрессивный хай-тек. У их богатства появились искусные бытописатели — журнал Tatler, а также новоявленные беллетристы Сергей Минаев и Оксана Робски. Оба, как инсайдеры, вроде бы заслуживают доверия (один — бывший менеджер высшего звена, другая — бывшая «рублевская жена»), однако не спешат раскрыть читателям тайны света, предпочитая рассказывать только о своих духовных метаниях. Жестокие мелодрамы «Духless» (2011) и «Про любoff» (2009) с довольно плоскими героями, списанными авторами с самих себя, повествуют о том, что богатые тоже любить умеют.

«Духless»

«Про любoff»

Главным певцом нового благополучия в кино становится клипмейкер Роман Прыгунов. Он селил героев в изысканно-скупые холодные интерьеры, когда это еще не было модно — в своем дебюте 2002 года «Одиночество крови». Теперь Прыгунов экранизирует обе части «Духless», продолжает олигархическую карьеру Владимира Машкова в «Миллиарде» (2019), а еще через какое-то время воспоет новый свет в «Беспринципных», речь о которых ниже.

Темой «их нравов» наконец начинает интересоваться и авторское кино, на глазах перестающее быть чернухой о быте провинциального бедняка с гаснущей на ветру сигаретой. Фаворит Канн Андрей Звягинцев селит героев «Елены» и «Нелюбви» в минималистичные жилища с растущими посреди гостиных деревьями. Меланхоличная Анна Меликян в «Звезде» и двух частях альманаха «Про любовь» сочувствует женам, помещенным в холодные золотые клетки Остоженки. Действие современных переложений классики («До свидания, мама» Светланы Проскуриной по «Анне Карениной», «Дубровский» с Данилой Козловским) перенесено в рублевские особняки.

«Елена»

«Нелюбовь»

Оживившийся Константинопольский в «Пьяной фирме» и «Русском Бесе» помещает новую аристократию — чиновников, богатых наследниц, силовиков, молящихся на скрепы — в рамки жесткой сатиры, снятой с оглядкой на вечно актуальную классику (Гоголь, Островский, Салтыков-Щедрин — на рубеже десятилетий режиссер перейдет уже к их буквальным экранизациям): на корпоративах постреливают из золотых пистолетов, в зале мишленовского ресторана висит портрет Сталина, а туалеты украшают орудия пыток.

Наше время: гламур превращается в фэнтези

Сторис, TikTok, дольче вита как воображаемое

В новом десятилетии, стартовавшем жестко — с ковида, беспорядков и прочих тревог, — степенный олдскульный гламур вдруг ушел в прошлое. В 2020-х медиальность окончательно подменяет реальность. Те, кто хочет знать, чем живет гламур, уже могут не ходить на вечеринки: их вполне заменяют сторис и YouTube-ролики про то, как Моргенштерн сжигает миллион. Олигархи? Кто это? Мы знаем только тиктокеров из списка Forbes!

Описывать виртуальный мир с помощью реалистического инструментария не имеет смысла, поэтому современные авторы фильмов и сериалов о сладкой жизни вооружаются гротеском и сатирой. Константин Богомолов в первых сезонах «Содержанок» (2019 — 2020) проецировал свое видение гламура — издевательской эстетизированной фантазии — на полупустые бары и стерильные дома олигархов. В первых танцуют хищные сотрудницы МВД в блестках, во вторых ужинают под заунывный дудук. И там, и там герои принципиально не занимаются ничем, кроме убийств и секса (все это сонно, не спеша, словно рыбы в аквариуме).

«Содержанки»

«Сказки Пушкина. Для взрослых»

А Михаил Зыгарь в свежих «Сказках Пушкина» уже полностью перешел на территорию фантазии. Этот сериал, конечно, большой комплимент нам сегодняшним: предполагать, что сюжеты литературы XIX века по-прежнему разыгрываются в пространстве от Москвы до Краснодара, значит очень высоко оценивать роль классической культуры в российской повседневности.

Хотя а почему и нет? Мир писателя Александра Цыпкина, который монополизировал производство сюжетов из жизни света («Беспринципные», «Про любовь 2» и др.), тоже лежит на литературно-фольклорном фундаменте. Сюжеты Цыпкина — щедринско-гоголевская сатира с узнаваемыми типажами: плут (молодой обаятельный предприниматель), купчиха (богатая жена), городничий (силовик). Вместо Глупова и города N — такие же условные Патриаршие пруды в Москве (Патрики), о которых известно только то, что здесь селятся самые богатые, чтобы потреблять самое дорогое.

«У ада нет ни места, ни пределов, где мы — там ад», — говорил Мефистофель Фаусту. Рай русского гламура тоже вдруг потерял постоянную прописку: сегодня он материализуется там, куда падает взор писателей, сценаристов, шоураннеров. Неважно, так ли отдыхают содержанки и была ли жизнь на Патриках до Цыпкина. Теперь дольче вита может появиться хоть на острове Буяне. Если только об этом снимут сериал.