Он уехал...

На модерации Отложенный

 

Изабелла Юрьева!!!

Мадам-Аншлаг!!!.....

 

Мадам-Аншлаг, как называли певицу театральные администраторы. В народе ее называли Белой Цыганкой!!!

Дебют артистки состоялся в конце 10-х годов прошлого века в Ростове-на-Дону на эстрадной площадке городского сада, где она спела песню из репертуара Н.Плевицкой «По старой Калужской дороге». Ободренная первым успехом, она едет в Петроград и с помощью сестры, учившейся в консерватории, попадает на прослушивание к опытному эстрадному пианисту А.В.Таскину (аккомпаниатору А.Вяльцевой). «Да вы готовая певица!», - воскликнул Алексей Владимирович, прослушав Юрьеву. - «Мне нечему вас учить. У вас природная постановка голоса, есть свой шарм, чего еще? Выучите три любых песни, какие вам понравятся, и идите на сцену». - «Как на сцену?!», - удивилась даже сестра Изабеллы Даниловны. - А сможет ли она зарабатывать на хлеб?». - «Сможет», - ответил Таскин, - «и даже на хлеб с маслом». В качестве профессиональной артистки Юрьева начинает выступать в московском «Эрмитаже», где к ней и приходит известность. «Однажды из Ленинграда», - рассказывала Изабелла Даниловна, - «приехал администратор Н.Рафаэль. Он набирал артистов для дивертисментов в ленинградских кинотеатрах. А московская эстрада была тогда очень сильной по своему творческому составу. Рафаэль посмотрел в "Эрмитаже" несколько представлений и забрал с собой Н.Смирнова-Сокольского, Г.Афонина, В.Хенкина. Заключил контракт и со мной.

Но в Ленинграде меня брать никто не хотел, мое имя там никому ничего не говорило. Н.Рафаэлю заявили: "Зачем вы взяли эту девчонку да еще предложили ей 15 рублей за выступление? У нас известные певицы получают столько же за целую оперу. А вы хотите, чтобы эта красотка имела то же самое за два-три романса". Рафаэль возразил: "Когда я слушал ее, я "просто умирал", Это заинтриговало всех. Мне назначили прослушивание в театре Юровского - престижном заведении на Невском проспекте.

Я вышла на сцену в черном бархатном платье с длинной ниткой жемчуга, В зале - только директора кинотеатров и эстрадные администраторы. Пела строго, очень деликатно. Одну песню исполнила, вторую, третью... Слышу - захлопали, И давай наперебой приглашать; "Я беру ее", "Нет, я беру ее..." Вдруг поднимается молодой интересный мужчина и, что называется, ставит точку: "Позвольте, я возьму ее к себе". Это был Иосиф Аркадьевич Аркадьев — главный администратор театрального треста, мой будущий муж. Он прошел за кулисы, поцеловал мне руку и сказал; "Вы не только прекрасная певица, но еще и красивая женщина!"».

 

Мне сегодня так больно,
Слезы взор мой туманят.


Эти слезы невольно
Я роняю в тиши.
Сердце вдруг встрепенулось,
Так тревожно забилось.
Мой нежный друг,
Если можешь — прости...

«Это танго мой муж создал вот здесь, в этой комнате, облокотившись на рояль, всего за десять минут. Я ему говорю: «Что ты там пишешь?». А он отмахивается: «Подожди». А потом подает мне листок со стихами. Мы ведь действительно с ним никогда не расставались. Он ради меня пожертвовал своей карьерой. Стал администратором, возил меня на гастроли, писал мне песни. И шутя называл меня Федей Протасовым, добавляя при этом: «Я погиб за цыганский романс».

Неизвестно, как развивались бы события дальше и куда бы завели подвижников романса «дальнейшие пути», но разразившаяся война внесла в жизнь свои суровые коррективы. В спешном порядке начали формировать фронтовые бригады.

Изабелле Даниловне пришлось срочно разучить несколько отнюдь не характерных для ее творчества произведений советских композиторов. Однако стоило певице появиться на импровизированной эстрадной площадке где-нибудь на передовой, как бойцы начинали требовать «Сашу», «Белую ночь», «Если можешь — прости» — лучшие ее песни тридцатых годов. По признанию певицы, ей так и не пришлось ни разу исполнить ни «Песню о Родине», ни другие аналогичные произведения, специально предназначенные для поднятия боевого духа солдат.

Судьба даровала Изабелле Юрьевой долгую жизнь (1899 — 2000), и певица могла наблюдать все перипетии романса в собственной стране на протяжении почти восьмидесяти лет. Она никуда не эмигрировала и никогда не подвергалась репрессиям и по этой причине осталась лишенной того великомученического ореола, который так был моден в искусстве и играл на руку иным, даже бездарным исполнителям. Однако вклад Юрьевой в сокровищницу старинного романса значителен хотя бы потому, что она, не поддавшись никаким конъюнктурным соображениям, всегда сохраняла верность своему жанру. Она исполняла романс и в эпоху его расцвета, и в кровавые тридцатые, и в сороковые-«роковые», и в «глухие» пятидесятые...

Изабелла Юрьева помогала, да и сейчас помогает, слушателям прикоснуться к тому огромному песенно-романсовому пласту, который, казалось, навечно исчез из музыкального фона страны.