О матерном и благородном слове

«Маты на корабле плетутся из боцманских концов, сваленных в форпике»

   Как-то, перечитавшись книжек, стал обращать пристальное внимание на то, что и как мы глаголем (пардон, говорим). А так как предметно исследуемое общение происходило в стеснённых условиях боевого корабля, очень долго находящегося в море, то изучаемый вопрос ограничивается этими исходными условиями. О результатах исследований корабельного разговорного жанра и его анализа дерзну поделиться с заинтересованным читателем.

   Не открою никакого секрета перед теми, кто служил, что общение между людьми воинскими вообще и флотскими в частности, происходит посредством как официального нормативного языка, так и неофициальной ненормативной лексики. Причём, чем более экстремальной становится сопутствующая службе обстановка, тем более возрастает неофициальная составляющая и насыщенность речитатива лексикой ненормативной (раньше еще говорили нецензурной, непечатной, нецивильной, неприличной), а проще сказать – матом.

   Почему же так происходит? Только ли потому, что вдали от чутких и щепетильных женских ушей мужики не ограничивают себя светскими условностями? (прошу учесть, что приводимое исследование и размышления приходятся на начало 80-х годов прошлого века, когда в приличном обществе еще считалось постыдным делом осквернять женские ушки матерщиной; сейчас же произошло «освобождение нравов» и отдельные существа слабого полу могут запросто заматерить насмерть неискушенного мужичка).

   Наблюдения и эксперименты показали: не только отсутствие сдерживающих факторов способствует использованию мата как в воинских буднях, так и в управлении личным составом частей и кораблей. Мат – уникальный способ передачи информации одновременно с эмоциями и целеуказаниями. Короткое выражение и даже одно слово с определенной интонацией способно выразить больше, чем длинный набор обычных объяснений.

   Мало того, одно и то же слово, произнесенное с разными интонациями, может иметь совершенно противоположное значение. Сам предмет, обозначаемый матерным словом, часто никакого информационного значения не несёт. В бою с противником, не владеющим матом, не нужна зашифровка, ни к чему ухищренная дезинформация.

   Мат – незаменимое средство для снятия психо-эмоционального перенапряжения в случае неуспеха, неудачи, какой-нибудь неразрешимой каверзы.

   В зависимости от набора составляющих: интонации, ударения, структуры построения фразы, мат может быть доброжелательный (вплоть до дружелюбного), побудительный (вплоть до воодушевляющего), возбуждающий либо успокаивающий, обвиняющий и обличительный, унижающий и оскорбляющий, дезорганизующий и отвлекающий, стрессообразующий и стрессоснимающий. Отдельно стоит разновидность мата ради самого мата, которой грешат хронические хамы, фанатики мата как искусства, да и просто морально опустошенные существа.   

   Как вы поняли, тема эта очень обширная и богатая на изыскания для решения как оперативно-тактических, так и более прозаических задач. Думаю что те, кто пользовался этим способом коммуникаций, без труда подберут массу подтверждений и примеров.

   Я же приведу некоторые особенности этого обширного явления в разных сословиях военно-морских коллективов и в условиях взаимодействия между представителями этих сословий.

   При бытовом общении рядовых матросов и младших командиров мат редко выходит за общепринятый стиль и общераспространенную информационно-эмоциональную нагрузку. Отличие - в колорите флотских терминов и оборотов, повышенной этажности. Однако при нестандартных условиях и ситуациях мат выходит на другой уровень – это уже не низкопробная матерщина, а чёткая и понятная коммуникация, на этом уровне она одна и для матроса, и для офицера.

   В более контрастных офицерских иерархиях мат имеет ещё одно значение. Если старший по званию или положению, не являющийся хроником мата, начинает его использовать в общении с подчиненными, он этим подчёркивает нестандартность, исключительность ситуации и даёт намёк: мы зависим друг от друга, мы связаны одной целью и одной цепью. Это не фамильярность и не заигрывание (хотя бывает и такое, но это нельзя считать нормой, а скорее бзиком).

   А вот взгляд в прошлое русского флота привел меня к интересной мысли и вовлёк в эксперимент. Поясняю. Офицерами на парусном флоте служили преимущественно дворяне, которым не допускалось опускаться до мата, «белая кость» и «голубая кровь» органически не принимали бранных слов черни. Позже на флот приходили офицеры из других сословий, но и это были образованные и культурные люди, воспитанные по одному стандарту с дворянством. Между тем, наблюдая по книжкам их лексикон, можно увидеть, что ещё тогда офицерство пользовалось… как бы аналогом мата. «Ваши благородия» только заменяли неприличные слова на безукоризненные с точки зрения этикета.

   «Да как же вы, голубчик…» - «Что ж ты, х.. моржовый…»

   «Уж вы, сударь, не обессудьте…» - «А не пошел бы ты к такой-то матери…»

   «Честь имею» - «Да пошли вы все на… или в…»

   «Не извольте беспокоиться» - «Какого… сюда лезешь» или «Пошёл отсюда…»

   «Ах оставьте, голубчик…» - «Да ты уже зае…»

   «Уж вы потрудитесь, голубчик» - «Будешь у меня въё… до потери пульса»

   В более рисковых ситуациях могли прибавляться флотские и жаргонные слова «амба», «баста», «полундра» и помощь боцмана с дудкой.

   Вдохновлённый этим «открытием», я решил попробовать «завернуть бушлат» таким же манером, то есть заменить непечатные слоги витиевато-культурными оборотами. Последствия случились как ожидаемые, так и неожиданные.

   Более эффективные результаты эксперимент принес в общении с подчиненными. Но надо отметить, что эффекты были кратковременными, человек ко всему привыкает, а к хорошему особенно. Услышав: «Вы, голубчик, изволили спать на вахте. Ступайте-ка чистить цистерну во искупление своего предосудительного проступка», - борзый матрос не смог даже открыть рот и только растерянно озирался на корешей, силясь понять, что происходит, как к этому отнестись и как после этого жить дальше. А горячий второстатейный дагестанец, решив, что его «опускают», выпрыгнул из собственных штанов и хотел драться, остановил его только привычный трёхэтажный.

   У некоторых офицеров благородное обращение так же вызывало непонимание и стремление воссоздать неприличные образы и озвучить названия закрываемых частей тела. Привожу примеры.

   Бычку на дешёвый прихват после вчерашней совместной дегустации шила:

- Милостивый сударь, ваш бесчестный поступок вас не украшает.

- Ну ты…ну вы… ну ни х… себе… А ху-ху не хо-хо?

   Вахтенному офицеру:

- ПЭЖ – центральный. Сударь, ваши познания корабля пронзили моё сердце, вы даже изволили правильно угадать, где нос, а где корма, а вот посередине – увы…

- Центральный – ПЭЖ… (пауза). Так… нах, будете хамить, сниму, нах, с вахты… Во, бл… («каштан» выключается). Потом ехидный голос штурмана:

- Чё, чёрт трюмный, зае… служба?

   Замполиту:

- Тварищ капитан третьего ранга, пршу покорно отсутствовать на собрании, чиним испаритель.

- Вам, старший лейтенант, чтобы не чинить и не ломать, надо бля всем, и всем бля без исключения… Какое бля тут покорно, почему покорно? 

   И только двоих из тестируемых сослуживцев не заступорило от благородного мата.

   Помощнику командира:

- Милейший, ваши холопы забили-с дучку-с в галюне. Потрудитесь спуститься и посмотреть, чем-с…

- Непременно, душа моя, тотчас спущусь, прочистим очко, и не одно…   

   Начмеду:

- Извольте, голубчик, прекратить давить физиономию и поторопиться на пробу пищи.

- Не извольте беспокоиться, уже лечу, несу вам бромчик в компотик, чтобы пореже играли в бильярдик.

   Да, врожденное благородство, как и чувство юмора, не пропьешь и службой не отдавишь. А может это с одной грядки «овощи»?