Детство 1051...1955 гг.

1948 г. Рождения с. Крючковка

Буртинского р-на Оренбургской обл.
     Здесь мне 3 года. В то время  мои родители жили в Ташкенте, а я жил в селе Крючковка Оренбургской обл. у своих  деда и бабушки. У родителей своего жилья в Ташкенте не было. Рабочие в городах жили в глиняных мазанках в одну, две комнаты с крохотным двориком. Домишки лепились у ограды заводов, улицы были узкие, похожие на лабиринт. Все это называлось « Шанхаем».

В августе 1949 года мать меня привезла к ним, а сама уехала к отцу в Ташкент. Он в то время работал на машиностроительном заводе мастером. Помню наш дом. Мне он казался очень большим, хоть крыши у него не было. Дом стоял на самой высокой точке села, так как во все стороны был уклон. На задах дома было ровное поле в сторону Урала. Там были заливные луга и озера. До Урала было версты две. Была еще какая-то   крохотная речушка, так как я хорошо помню мельницу. Гуси наши ходили на озеро сами через поле. Уйдут с утра, приходят вечером. Иногда загуливались до темна, тогда бабуля ходила и звала их, потом гнала домой и всю дорогу ругала. Еще бабушка ходила туда стирать белье. Брала меня с собой. Сделает плотик из камышей, посадит на него и сама стирает. Один раз подул ветер, и плот стало уносить на середину озера. Я испугался и сиганул с него. Было глубоко. Я погрузился с головой, но оттолкнулся от дна, вынырнул наверх и глотнул воздуха. Я не кричал и не плакал, а только нырял, как поплавок. Соседка по стирке спросила бабулю: Наташа, это не твой ли там ныряет? Бабушка подбежала и вытащила меня. Соседка сказала, что я не умру от воды.

Сразу за воротами был уклон от нас на дорогу и дальше на ту сторону улицы. Там стояла лачужка, и жили там практикантки с педучилища. Я их звал «родные» и ходил к ним в гости. Они меня очень любили и кормили конфетами.

Был еще такой случай - было мне года три. У моего дружка дома гуляли, я пошел к ним, и мы напились с ним браги. Когда шел домой, меня шатало из стороны в сторону, и я горланил песни. Соседка увидела, позвала бабулю: «Это не твой ли орет песни?»                                     «Гляди, как его шатает!». Бабушка подбежала и заставила меня все вырвать. А дружок чуть не помер.

Дом наш был высокий, к нему вплотную примыкал сарай. Вход в хату был через него по высокому крыльцу. В сарае хранилось сено. Жили в нем корова, куры, гуси и собачка. Гусынь зимой брали в хату - они сидели на яйцах и здорово щипались, когда я подходил к кровати. Корова зимой телилась, и теленка тоже брали в хату.

Огорода у нас не было, за водой ходить было далеко. Я воровал лук, укроп, щавель у соседки, думая, что она не видит. А она подождет, когда я наемся зелени, и начинает клохтать: «Ай, и чего он там делает, чать ворует». А я от испуга бегу домой.

У нашего дома, на боковой улице была яма. Там брали глину. Была она сначала квадратом большая, а дальше – поуже, но глубже. Дело было глубокой осенью, был небольшой снежок. Шел я по главной улице в сторону своего дома, катил палку с колесиком и не заметил, как загремел в эту яму. Долго орал, но никто не слышал. Я страшно перепугался, разделся до трусов, сложил все под ноги и вылез из этой ямы. Иду по улице босиком и плачу. Бабушка увидала, затащила меня домой, но как ни оттирали, я все равно заболел двусторонним крупозным воспалением легких и чуть не умер. Соседка сказала, что и от холода я не помру. Было мне тогда около трех лет.

Летом 51 года приехали в отпуск родители, привезли трехколесный детский велосипед. Наверное, на все село у меня один был такой. Ездить самому - силенок не хватало. Отец нашел палку с рогатиной на конце и толкал меня, а я только рулил. Так мы ходили с ним на рыбалку. Один раз мы все пошли на рыбалку. Мать и дед были с нами. Отец ловил карасей и плотву, а у деда не клевало, так как снасть была очень грубой. Отец над ним смеялся, а дед говорил, что последним смеяться будет он. Так оно и вышло - дед поймал огромную щуку и перекрыл улов отцова раза в три.

Я играл в это время с дочкой мельника и нечаянно порвал ей платье. Она заплакала и убежала. Мельник прибежал и стал ругаться, но отец дал денег и дед у этого же мельника купил самогону и они с ним крепко выпили. Отец с ними не пил. Он вообще не пил, разве только по праздникам, да и то чуть-чуть.

В ноябре 1951 года бабуля привезла меня в Ташкент к родителям. Был я толстым бутузом, на русском не разговаривал, понимал только украинскую речь. Родителей забыл начисто и признавал только  бабушку. Отец по-украински не говорил, мать тоже разговаривала плохо. Был здоровым,  но в одежке до такой степени заношенной,   заплата на заплате. Фамилия моя была Манаков, родители жили тогда гражданским браком. Потом они расписались и мне дали фамилию – Цой.

По этому поводу был такой случай. Положили меня в больницу. Родители пришли навестить, но меня найти не могут. Санитарки бегают, у детей спрашивают - где Цой? Никто не знает. Отец был человеком решительным. Он без халата прошел в палату и увидел меня с другими детьми. Санитарки подошли ко мне и спрашивают: - как твоя фамилия? Я им отвечаю: Манаков.

Жили родители в доме барачного типа, и была у них комната 2,5 на 4 метра. Дом стоял, как бы в ущелье между высокими стенами складов двух смежных заводов.

В этой штольне проходила железнодорожная колея, которая вела на завод. Барак был разделен на две симметричных части, в каждой из которых жило по две семьи. Веранда была общей. Двора не было.  На фото виден узкий тротуарчик, ведущий к веранде.

Окна нашей комнаты упирались в стену, и света почти не было.

У четырех семей было шесть детей. Старшая, Светка Котлярова,  была старше  года на два.  Остальные были почти погодки.

Считались мы заводскими детьми и приносили заводу большие бедствия своими выходками. Воровали подшипники на самокаты,  били лампочки в цехах из рогаток.        Здесь на фото Сережка,  я и Танька. Были еще Светка, Наташка и Ванька. На фото их нет. Это была наша банда. У проходной завода был магазин, входом за территорию, а двор, огороженный высоким   забором, был на территории завода. Мы сделали удочку с петлей, подкатили к забору железную бочку,  поставили на нее деревянные ящики и через забор воровали пустые бутылки (каждому по бутылке). Потом выходили через проходную на улицу и сдавали в этот же магазин. В магазине на вес продавали огромные пряники с глазурью. Нам отрезали по большому куску, и мы уходили очень довольные. Много позже я узнал, что директор магазина знал о наших проделках, но запретил нас ловить и шугать, а тем паче, говорить родителям. Больше бутылки мы никогда не брали, а недостачу в шесть бутылок он покрывал за свой счет. Этим он хотел помочь детям в трудные послевоенные годы. Конечно, мы много портили и ломали, но взрослые и начальство относились к нам снисходительно.

На заводе были железные телеги с водилом. Подсобные рабочие возили на них детали с нижнего цеха в гору до верхнего. Мы прятались где-нибудь поблизости и ждали, когда они унесут последнюю партию деталей, потом вскакивали на тележку и мчались вниз под гору, управляя водилом, как рулем. Внизу бросали телегу и разбегались. Рабочим приходилось спускаться до самого низа, чтобы дотащить ее до своего цеха.

Раньше конструктора чертили чертежи на ватмане, потом копировали на кальку, а с нее – на светочувствительную бумагу (синьку). Кальку  накладывали  на светобумагу, крепили на большом планшете и прижимали стеклом. Все это выставляли на солнце. Потом аммиаком проявляли и закрепляли. Однажды я шел откуда-то домой (был один) и увидел у верхнего цеха телегу. Я на нее уселся и поехал вниз, но как говориться, не справился с управлением и налетел на целый ряд выставленных планшетов. Конечно, кальки порвал, стекла побил, планшеты поломал. Я бросил телегу и убежал, но меня вычислили и отца вздрючили.

Другой раз у конторы увидел электрокар - подъемник. Он,  видать,  застрял в грязи в пятницу или субботу. А за воскресение земля подсохла. Я на него уселся и нажал на педаль. Он у меня выпрыгнул из ямы и врезался вилами в стену. Я, конечно, тут же сбежал. В понедельник директор пришел на работу, а с двух сторон его кресла торчат вилы, пробившие стену. Меня опять как-то вычислили, хотя в воскресение никого рядом не было.

Директор меня терпеть не мог, но после одного случая стал ко мне лоялен. Мы с Ванькой в воскресение шлялись по заводу и он уселся на ленточный конвейер и ухватился за раму с двух сторон руками, конвейер оказался под током (рабочие испытывали в субботу, но отключить и отсоединить забыли).  Ваньку стало страшно трясти, я хотел его оттащить, но меня звездануло током. Я его не бросил, а схватил за штаны и сдернул с конвейера.  Он подергался на земле,  но потом оклемался.  Все это видел охранник, который бежал нам на помощь. Он и рассказал директору.  Все обошлось, а мог директор и пострадать. Тогда насчет техники безопасности было очень строго.

Была весна. На аллеях завода было очень много сирени. Я шел по аллее и увидел, что на срезах сирени сок почти течет. Решил его попробовать. Сок оказался сладким, только пахнул псиной, но я все равно его нализался. А потом упал на асфальт и у меня начались конвульсии. Люди увидели и отнесли в медпункт. Была там очень опытная медичка. Она мне промыла кишки и сделала укол. Кто-то сообщил родителям. Они прибежали и были страшно напуганы.            Еще был случай: шел домой, и на высокой стене кирпичного склада увидел красивую бабочку. Она мне очень понравилась,  и я стал кидать в нее камнями. Половинка кирпича отскочила и упала мне прямо на голову. Рана была глубокая,  видать,  попало углом, кровь так и хлестала. Я стащил с себя майку, обвязал голову и побежал домой. Врачиха потом сказала, что если бы я этого не сделал, то домой бы не добежал.  Я потом долго ходил с забинтованной головой, на зависть дружкам!

Однажды бес меня занес на крышу литейного цеха. Там я увидел гнездо, из которого вылез птенчик и сидел он посредине фонаря (такое окно на крыше). Мне стало его жалко, и я хотел посадить его опять в гнездо и полез на фонарь. Рейки, на которых лежали стекла,   обломились, и я с верхотуры загремел вниз в цех. Было воскресение, в цеху никого не было, а на неделе рабочие делали большую опоку (форму из специального песка) для очень сложной и большой рамы.  Вот я и грохнулся прямо в середину этой формы. В ней торчала куча стержней. Ни на один я не попал, как раз оказался между ними. Я даже не ушибся, встал и пошел к краю опоки. Как раз и следы оставил, по которым меня потом и нашли. Директор не знал,  то ли ругать меня,  то ли радоваться, что все обошлось. А недельный труд рабочих я загубил.                                 Продолжение следует….