ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ- глазами ХУДОЖНИКА.

Тайная вечеря глазами Николая Молчана

— Моя работа «Тайная вечеря» — не икона. Считаю, что икона более важная, чем моя живопись на сакральную тематику, потому что моя живопись не имеет той святости. С другой стороны, изображение тайной вечери во многих церквях уже превращается на штамповку (те же цвета, то, как все должны сидеть, с минимальными изменениями). А когда икона становится штамповкою — это неправильно.

— Как отойти от штампования иконы — творя новый художественный канон, вкладывая больше души, экспериментируя, ища новый путь?

— Новый путь, эксперимент однозначно должен быть. Относительно потребности нового художественного канона, то она есть всегда, и должны рождаться гении, которые творили бы его. Когда вспоминают «Тайную вечерю», то почти сразу говорят о работе Леонардо да Винчи, его робота является своеобразным художественным каноном. И если сравнивать канон, заложенный в церквях, и то, что сделал Леонардо да Винчи, то есть кардинальная разница. Да Винчи использовал достижение эпохи Возрождения — линейную перспективу, когда зритель смотрит на предметы, и они отдаляются от него, уменьшаются, исчезают в пространстве. Правда, исследователи говорят, что тогда исчезает и тайна. В обратной перспективе, которую использовали в иконописи, напротив, изображенный мир направленно на человека, предметы на заднем плане могут быть больше, предметы конкурируют за значимость, и есть совсем другое восприятие. Я в своей работе использовал линейную перспективу, даже преувеличив ее. Человек появляется как что-то эгоистичное, она стоит в центре и все проектируется от нее. Я могу ошибаться, но это дух нашего времени. Поэтому Иисус вышел таким маленьким и очень удаленным от нас.

— Вы исследовали разные аспекты тайной вечери — художественные, религиозные, философские. Какие интерпретации Вам ближайшие?

— На протяжении года я изучал источники, работал над эскизами. А потом куратор галереи «Иконарт» Марко Филевич за 20 минут перевернул все мое понимание. Он объяснил, что есть два основных взгляда на тайную вечерю: один — выявление изменника, второй — таинство причастия. И если я акцентирую внимание на предательстве или не предательстве, то это западный вариант. На таинстве причастия отмечали в восточной традиции: на иконах в наших церквях апостолы и Иисус не обязательно сидели, они могли стоять, часто изображали двух Иисусов и по шесть апостолов с обеих сторон.

И уже не понимаешь, где там Иуда, а перед тобой — суть тайной вечери: милосердная любовь, которую дарит Иисус. Я подумал, что взялся рисовать как человек, который, возможно, с религиозной точки зрения более поверхностно воспринимает суть тайной вечери. Потому что для меня важную роль сыграли взаимоотношения Христос-Иуда.

— Каким является Ваш взгляд на Иуду?

Мне очень трудно принять, что Иуда мог быть изменником. Он — один из 12 апостолов, наделенных божественной силой, которые должны были проповедовать, исцелять людей и ничего не брать взамен. И трудно представить, чтобы тот, кто почувствовал эту силу, мог потом ее даже сравнить с деньгами. Ведь если человек дотронулся до святого, то весь материальный мир ничего не означает. Другой аспект: если Иуда — полное зло, то, как относиться к Петру? Он трижды изменил, причем зарекался, что этого никогда не сделает, утверждая, что даже если все изменят, он не изменит, легко допускал, что все несовершенные, но не он. Конечно, когда Иисуса пробовали схватить, Петр выявил мужество и верность. С другой стороны, в деяниях святых апостолов Петр выявил колоссальную жестокость к мужчине и его жены, которые продали свои имения, но к церкви принесли только часть денег, а не все. Наказанием была смерть. Смерть за то, что они не совершенны и не имеют необходимой веры?! Сколько раз Петра простил Иисус! Откуда такая жестокость и нетерпимость? Иуде забрасывают, что он не покаялся, а совершил самоубийство. Но если совершил самоубийство, то не такой он и паразит. Потому что люди-паразиты скорее всех уничтожат, но не себя. Есть вопросы, ответов на которые я не знаю. Однако я не хочу привлекать внимание таким способом, будто утверждаю, что Иуда — хороший. Я совершенно серьезно говорю, что не знаю. Мне просто трудно принять, что человек, который был в том окружении, мог изменить. С другой стороны, часто вспоминают, что Иуда — человек, избранный именно для этого, такая его функция. Когда Иисус избирал 12 апостолов, то знал, для чего берет Иуду. Тогда как же Петр избран?   Он так же не смог ничего изменить, и должен был трижды отречься. То есть, имели ли выбор в целом тогда эти люди?