Пришли с автономки... Заметки о буднях подводников

                              Пришли с автономки.

                                                                                    Еще далеко до причала,

                                                                                   Соскучились руки по дому,

                                                                                   И тысячи миль за плечами,

                                                                                     И давят на плечи погоны…

                                                                                          / Н. Лактионов “Волны” /

             Всплыли, наконец ... На 89-е сутки боевой службы, перелопатив винтами 19 тысяч миль, атомная подводная лодка, облепленная водорослями далеких чужих морей, вынырнула из глубины в заданном квадрате родного полигона. Командир Марков отдраил верхний рубочный люк и в центральный пост ворвался свежий морской воздух, заполнив отсек лиловым туманом. Голова приятно закружилась, как от хорошей затяжки. Разрешен выход наверх по 10 человек - на перекур. Настроение праздничное - от сознания хорошо испол-ненного дела, близости дома, от дыма сигареты, смешанного с настоящим возду-хом, запахами моря и мелкими солеными брызгами. Близкими и реальными кажутся те-перь родной дом, жена, дети, уют, рюмка коньяка и полное расслабление. Знаете ли вы что такое родной дом после 3-х месяцев моря, вахт, тревог, недосыпания и, порой, нечеловеческого напряжения? После 3-х месяцев воздуха подводной лодки с десятками вредных газов, где количество углекислого, в 30 раз превышающее его содержание в нормальной атмосфере, считается нормой? Кто этого не знает, тот не испытал насто-ящего счастья всплытия, первого вдоха настоящего воздуха и этой необыкновенной радости возвращения. 12.00. По расче-там подводников, с проходом “узкозти”, швартов-кой, церемонией встречи, выводом ГЭУ / главной энергетической установки / и расквар-тированием, в 18.00 свободная смена офицеров должна сойти на берег. Встреча в род-ной базе должна быть теплой, не иначе! И вероятный противник вздохнет спокойно! А дома подводников с нетерпением ждут жены и дети. Они уже, наверное, на самой высокой сопке, с которой видны залив, шхеры и стальной корпус вползающего на малом ходу подвод-ного гиганта с рыжими пятнами ржавчины и лоскутами ободранной океанскими штормами противошумной резины. На причал жен, естественно, не пускают, хотя невоз-можно себе представить, какие военные тайны могут скрывать в себе прибрежные камни, железные пирсы, плавучие казармы и старые, как мир, плавбазы…

Эйфорию всплытия, первой затяжки и ожидания близкого счастья охладило радио оперативного дежурного штаба:

- Вход в базу в 15 часов. Конец связи!

Вот за это - откровенное ”спасибо” от всего экипажа!

Еще 3 часа болтаться, как… в проруби. И опять ждать... ждать…

-  Наверное, кто-то выходит через боновые заграждения, – скрипнув зубами, выругался  командир, затягиваясь “Беломором”, - не могли принять без  всяких...!

Ждут. 180 минут оборачиваются настоящей пыткой! Обсуждаются всякие предположения, передвигается время последующих событий, но по всему выходит, что попадание в объятия подруг неумолимо сдвигается на поздний вечер… Увы…

- Черт бы их всех забрал! Папуасы! Не обеспечили…, - стоя на мостике, рычал  “фараон” и тянул папиросу за папиросой. - И это после 3-х месяцев подводного плавания!

Наконец, 15 часов. Запрос. С поста СНиС * ответ – „Добро!”

- Боевая тревога! Проходим “узкозть”! - перешли с турбин на электромоторы. Звякнули моторные телеграфы:

- Стоп! Оба малый назад! Правая - стоп! Левая - малый вперед! – слышится с мостика. Бесконечно долго прижимается корабль к причалу. Ну оч-чень долго! Швартовая команда в оранжевых спасательных жилетах наверху. Мат, шуршание тросов, скрежет кранцев.

- Отбой моторам! Подать трап! - последний перезвон моторных телеграфов и ручки замерли в нейтрали. Свободные от вахт, в синих замасленных репсовых робах, с желто‑зелеными, как у детей подземелья, лицами построены на пирсе. Напротив гряз-но‑синего строя – парадный строй встречающих.

- Жив, курилка, - хлопнул Шарого увесистой ладонью  по спине флагманский механик Анатолий Федорович Хапов. Его заместитель, капитан 2 ранга Калисатов, хохотнул.

- А в чем дело? Что мне сделается?- удивился Андрей.

- Узнаешь, расскажут, - улыбнулся Хапов и пошел к механику Малых.

   Срывается мокрый снег. Рев духового оркестра. Доклад  Маркова командиру дивизии. В ответ - бодрое приветствие розовощекого капитана 1 ранга Караваева:

- Здравствуйте, товарищи подводники! Поздравляю с успешным выполнением боевой задачи! А теперь - отдыхать! На плавучей  казарме вас ждут теплые кубрики и цыплята табака на обед! - ну уж, цыплята! А там – может и правда! Чем черт не шутит! День воскресный. Встречающие разошлись. Музыкантам подали автобус и они уехали. Холодный декабрьский ветер загнал героический экипаж в теплый прочный корпус. Сход с корабля еще запрещен. На прием помещений для экипажа на ПКЗ убыли помощник коман-дира Сапрыкин, интендант Перелогов и боцман Гучкас. Деловито сошел с корабля уже переодетый в мундир  заместитель командира по политической части Илин и растворился в налетевшем снежном заряде. Зам сказал, что много дел, и ушел в политотдел… Это всем давно знакомо…

 Через час грустный помощник доложил, что переселяться с корабля до приема помеще-ний по акту категорически нельзя. В помещениях фантастический бардак! А принимать - не у кого! ПКЗешный мичман по поводу воскресенья изволят отдыхать дома, второй – заведующий матрацами, тоже. Оба, к их неудовольствию, вызваны, но когда будут – неизвестно. Городок в 15-ти километрах, а сегодня воскресенье и транспорт как следует не ходит... Обед давно остыл. Сапрыкин нашел двух охломонов с камбуза  ПКЗ в белых форменках со следами на них меню последнего полугодия. Они согласились /!/ накрыть обед, правда, холодный. Командир, уже  принявший на радостях известную дозу, виртуоз-но выругался и, убывая, скомандовал старпому: 

- Экипаж по сменам - на обед! – с его лица начало сходить выражение нечеловеческого напряжения и ответственности  и оно внезапно обвисло, как у бульдога, рельефнее стали морщины и заметнее мешки под глазами. Сегодня он, сорокадвухлетний,  выглядел на все шестьдесят! Экипаж строем идет в казарму, перечитывая на ходу лозунг на отвесной серой, поросшей лишайником, скале сопки: - "Подводник - профессия героическая!" и - "Помни войну!".

Цыплята – табака на деле оказались синюшными, холодными, костис-тыми, недоваренными частями каких-то бывших, хорошо тренированных в беге на длин-ные дистанции, кур…В штабном коридоре моряки заглянули в каюту флагманского комсо-мольца политотдела дивизии Сашки Климухина. Неожиданно застали его на месте, в каю-те.  Он с каким-то отчетом по соцсоревнованию и весь в работе. Андрей Шарый, коман-дир дивизиона живучести, заметил ему:

- Саня! Ну и здорово же вы нас встретили после дальнего похода. В каютах и кубриках для полноты картины не хватило только, чтобы весь ваш политотдел там высрался! 

 Флагманский комсомолец шмыгнул носом и неожиданно обиделся: 

-  Ну ты что, Андрей! Тебе легко говорить, а у нас уже целую неделю комиссия политуп-равления флота работает… Вывернули наизнанку! Ты думаешь, почему я здесь в свой законный выходной? - подводникам стало стыдно и они тихо закрыли за собой дверь. Мичманы прибыли к 20.00. До 21.00 комиссионно составляли акт приема-передачи помещений со скрупулезным описанием „мамаева побоища” в них. Интендант выдавал постельные принадлежности.

Старпом Пергамент, который уже никуда не торопился по причине замещения убывшего командира, до 23.00 закатил в казарме большую приборку - с наклеиванием бирок, докла-дами и смотром размещения личного состава.

В 23.30 свободная смена офицеров, после доклада у старпома, отпущена /или спущена?/ на берег до 7.30 утра, потому что завтра в 8-00 - по плану начинается межпоходовый ре-монт! Ровно в 8-00!

И начинать  его должны те же, кто сегодня пришел с морей - подводники. Чтоб вам было… тепло в ваших кабинетах! На переходе из-за океана личный состав составлял многотом-ные дефектные ведомости на свои механизмы, хотя все знали, что нужных запчастей в нужном количестве все равно не дадут... Надо будет вышибать... Или выкупать за бутылку ”шила”… Знаете, что такое „шило”? Не знаете? Ну, как же! А на всех четырех флотах, от матроса-первогодка до адмирала включительно, знают, что “шило”… это спирт, которым корабль снабжают для разных технических нужд. Знают до всех тонкостей нормы снабже-ния и всех статей расхода, включая коммунально – бытовые… Снег прекратился, стало ясно. Огни кораблей желтыми языками лижут свинцовую гладь залива. На небе перели-вается сияние, естественно – северное, потому что время – ночь и все это происходит за Полярным кругом. А до родного порога всего каких-то 15 км! Всего - то 15! Приходная эйфория достигла апогея, когда выяснилось, что ехать-то домой, собственно, и не на чем! Попытка через дежурного по дивизии выбить у дежурного по тылу автобус или, на худой конец, „скотовоз”, не увенчалась успехом - машины в боксах, водители в казармах и уже – отбой! 

- Так мы же с автономки!

 - Ну и что? Завтра и поедете!  -  буднично прошепелявил дежурный по тылу, который никогда не возвращался из дальнего плавания, и телефон, прохрипев микрофоном о своем несовершенстве, отключился. Зам  давно ушел домой. Старпом уже завалился спать. Механик, Владимир Константинович Малых,  остался в экипаже ввиду отсутствия в городке жены. Лейтенанты окружили командира дивизиона живучести Андрея Шарого, обладателя заветной канистры из нержавейки со спиртом /”шилом”/:

 - Андрей Викторович! Надежда только на вас, иначе домой не попадем. Завтра же не наша смена! - жалуется молодежь.   Но Шарому  тоже не безразлично. Настя…

 - А на чем ехать-то? На своих двоих, атрофированных за 3 месяца ненадобности? 15 километров мы же не потянем!

- Да здесь же ЗКП флота строится - самосвалы с раствором каждые полчаса, - сообразил опытный в житейских делах капитан – лейтенант Тимофей Лисицын.

- Блестящая идея! - поддержал Лисицына химик Сашка Крапивин. - Настоящая флотская смекалка! – и конечно бутылка найдена в считанные секунды. Еще 6 минут 32 секунды зани-мает переливание на корабле. 8 секунд колебался водитель – стройбатовец  /воин строительного батальона/. Им строго - настрого запрещено перевозить людей в кабине, не говоря уже о кузове. Но бутылка с заветным содержимым, перелива-ющаяся всеми цветами радуги в огнях строительных фонарей, берет верх. Наконец, безмерно счастли-вые удачным разрешением ситуации, офицеры атомного ракетоносца, пришедшего с боевой службы, мчатся домой в кузове самосвала через снег, ветер и полярную ночь, мотаясь на ухабах и собирая на себя остатки раствора. И, наконец, вот она долгожданная минута - дверь открывается, нет – распахивается и Настя бросается навстречу, вымазы-ваясь в растворе, который стекает с парадной шинели героя-подводника на изгаженные ботинки. От нее веет теплом, домом и…духами. Алешка, утомившись от ожидания папы, уже спит.

- Андрей!!! - восторженный возглас заждавшейся жены. И то же самое всем Васям, Колям, Славам, Димам, всем, кто попал-таки сегодня ночью домой. И в этом – все! 3 ме-сяца неизвестности, ожидания и неясной тревоги. 19 тысяч миль и 15 км позади! Настя бросилась к Андрею, судорожно обняла  за шею и соленые слезы ее покатились по его щекам  и за шиворот кителя. От него пахло железом, машинным маслом, дешевым одеко-лоном и еще чем-то незнакомым, вероятно присущим только нутру этого гигантского испо-лина - атомной субмарины. 

- Ну, что ты, что ты! - смущенно приговаривал он, не понимая ее слез в эту счастливую минуту возвращения, когда сердце от радости готово выпрыгнуть из груди.

- Андрей, здесь в городке были слухи, что у вас авария и погибли трое - ты, Коля Донцов и Тимоша Лисицын, - лепетала Настя и Андрей понял, почему флагмех...  Вот оно что! Шарый  целовал жену за ушком, гладил ее пушистые волосы и вдруг заметил в них серебринку. Наверное - первую... Она два месяца гадала - жив он, или... она - вдова...

Дома! А время-то – 01.38! Дети уже, естественно, спят. Сегодня они пап так и не увидят… А далее - по плану домашней побывки  с полным набором всех мыслимых и немыслимых удовольствий. Стол накрыт, на нем коньяк, шампанское, и фрукты... Домашняя постель с хрустящими, сверкающими белизной простынями, пахнущими ароматом стирального порошка, расстелена... Сегодня ночью не будет ни аварийной, ни боевой тревоги, ни всплытия на сеанс связи...

Утром следующего дня “спущенные” на берег подводники чудом успели на службу вовремя на тыловском грузовике /фуре – “скотовозе”/ без скамеек. Дети еще, естественно, спят.   Моряки очень дальнего плавания поинтересовались, по случаю, у политотдельского комсомольца Климухина – кто же там вчера проходил “узкозть” перед подводной лодкой и задержал ее вход в базу?

- Да никто не проходил! Вы, ребята, пока вас носило по морям, наверное забыли, что на флотах с 13.00 до 15.00  “адмиральский час”. Оркестранты и встречающие , как заведе-но, отдыхали после обеда. Ну, вас же встретили… Цыплята-табака…

 - Встретили, - отвечают…, - потом… с оркестром, якорь Матросова вам в задницу…

 Из иллюминатора плавучей казармы виден потускневший и выцветший на полярных ветрах лозунг на сопке: - “Подводник - профессия героическая!” и – “Помни войну!”

В 8-00, после подъема флага и проворачивания механизмов, не откладывая ни одной минуты, начали межпоходовый ремонт. Правда, без особого энтузиазма. И пока, естест-венно, без запчастей… А спать-то как хочется... Дико!  Но сегодня уже не наша смена на сход с корабля...

*Пост СНиС – пост Службы наблюдения и связи                                                                                /Примеч. авт.