Свисток в пользу провинившегося или молот педофилов

Анатолий Вассерман: Статья Максима Юрьевича Соколова "Молот педофилов" убедительно, на мой взгляд, доказывает: нынешняя истерия вокруг этого порока порождена всего лишь соображениями политической рекламы, но может способствовать его распространению.

Будущий историк с удивлением отметит, что, судя по сообщениям современников, в России начала XXI века доля педофилов в населении примерно равнялась доле ведьм в населении южногерманских земель конца XVI века.

Единственное различие – в отличие от немцев, сумевших загодя подвести под это явление основательную базу в виде руководства «Malleus maleficarum», россияне пока еще не составили общедоступного трактата «Malleus paedohhilorum». Хотя при наличии такого молота бороться с непомерно расплодившимися отвратительными преступниками было бы много удобнее.

Сразу оговоримся. Речь не идет о том, что половые преступления против малолетних вообще являются выдумкой. В человеке есть злое сладострастное насекомое, и когда оно обретает волю, получается то, что получается. Речь о другом: откуда столь взрывообразный рост такого рода деяний? Если верить прессе и борцам против «педофильского лобби», вся страна кишит половыми преступниками.

Контраст с тем, что было лет сорок назад, чрезвычайно впечатляет. Притом что материнский страх «Пошел! Пропал! Исчез!», очевидно, является универсальным и вневременным, страх перед половыми извращенцами, угрожающими ребенку, никак в те прежние времена не являлся господствующим, а чувство детской безопасности было само собой разумеющимся.

Попутно обратим внимание еще на тот парадокс, что в старые времена средства телекоммуникации были известно какими, и вышел ребенок со двора – ищи его свищи. И при этом как-то же не очень боялись. При нынешней практически поголовной оснащенности мобильными телефонами и соответственной неизмеримо большей возможностью контролировать местопребывание ребенка чувства безопасности не стало больше, но наоборот – его стало на порядок меньше.

Конечно, тут можно возразить, что хоть брежневский СССР и не был раем земным, однако уровень преступности был ниже, чем сегодня в РФ. Впрочем, все это было и прошло и быльем поросло – полное изменение хозяйственного и общественного строя, сильное разложение всей правоохраны, переселение народов, не всегда и не во всем способствующее росту цивилизованности – чего вы после этого хотите, какой безопасности?

Желать в эпоху перемен застойной безопасности действительно нелогично, но речь идет не о безопасности вообще, а о вполне конкретных покушениях явно девиантного характера. Между тем криминалистика учит нас тому, что разные противоправные деяния обладают разной степенью эластичности по отношению к бездействию/разложению правоохранительной системы.

Исторические эксперименты такого рода согласно показывают, что в точном согласии с пословицей «отчего не воровать, коли некому унять» максимальный рост дают преступления корыстного характера, т. е. преступления по расчету, тогда как число преступлений по страсти (таковыми, например, являются большинство насильственных преступлений) увеличивается в гораздо меньшей степени или даже вовсе не увеличивается. Очевидно, в случае с особо тяжкими посягательствами кроме полиции существуют и другие тормоза, которые в сердце человека.

Причем такая неравномерность наблюдается даже в случае с общеуголовной преступностью, не предполагающей совсем уж очевидных девиаций и явной маниакальности. Тогда как половое влечение к малым детям в принципе не заложено ни в человеческую, ни даже в животную природу. Самый бодрый кобель не бросается крыть малых щенят – его влекут сколько-нибудь созревшие собачки. Mutatis mutandis это и к человеку относится. И уж сугубо и трегубо это относится к кровосмешению. Здесь табу почти столь же сильны, как и в случае с антропофагией. То есть не то что антропофагов (resp.: кровосмесителей) вообще не бывает, но у подавляющего большинства людей сама такая идея вызывает стойкое физиологическое отвращение, не перебиваемое никаким ослаблением полицейского надзора.

В связи с чем и возникает вопрос. Что такое случилось, когда крайние девиации, практически не подверженные социальной обусловленности (грубо говоря, процент людей, переклиненных на всю голову, всегда и везде примерно одинаков) и никак не поощренные внезапной полной декриминализацией (в отличие от статьи за мужеложство статей за половые сношения с малолетними никто не отменял – их только устрожали), вдруг выросли на порядок. Если не на два порядка.

Если столь феноменальный рост тяжкой девиации является реальностью, тогда нужно переосмысливать вообще все понятия об обществе и человеческой душе. И для начала переписать с нуля все учебники криминалистики, отныне годные лишь для сдачи в макулатуру.

Если мы имеем дело с тяжелым случаем общественной истерии, а равно и с новооткрытым вернейшим способом устранения людей, неугодных доносителю, тогда, возможно, никакого феноменального роста нет и учебники переписывать не надо.