Про доктора Лизу, стриптиз и нормы общественной морали.

Я очень люблю своего друга доктора Лизу. Мы живем в Москве, и нам некогда встречаться чаще , чем раз в год. Я занимаюсь новыми медиа, а Лиза по средам кормит и перевязывает гниющих бомжей на вокзале. Когда не среда, Лиза ездит по своим терминальным раковым больным и пишет посты, в которых клянчит лекарства, одежду и кубики бульона "Кнорр" или "Роллтон", не знаю, как правильно, я такое не ем.

Я читаю Достоевского и Мераба Мамардашвили, сопереживаю лизиным бомжам и люблю порассуждать о теориях "малого делания". Иногда и по средам тоже. Но выбирая между чьим-то маленьким ребенком, своими облигациями, возможностью заказать годовых Псалтирей на 15 тыс. руб. во всех окружных монастырях и Лизиными обоссаными гнилыми бомжами, я не то что бы сознательно, а рефлекторно предпочту не последних.

Каждый месяц, 10-го числа , когда получаю зарплату, я веду личную содержательную дискуссию с жабой. Мы торгуемся. Ну, например, должна ли я считать частью десятины посланные бывшей свекрови деньги? А просто поданную мелочь? Жаба убедительна и нежна. А у меня такие расходы, такие расходы. Мы договариваемся в конце концов, и я понимаю, что могу себя уважать, что хороша, щедра и гуманна.

Мы, интеллигентные, прости Господи, люди, научились собирать деньги больным детям, самые лучшие из нас (не я!) ездят в дома престарелых и даже сдают на жизнь одинокому актеру. Мы активны и сознательны. Но вместе с тем незаметно становимся избирательны и формальны.

...Я стала реже подавать в переходах, и подозреваю каждого безногого в камуфляже в членстве в ОПГ. Бабкам у храма даю по пятаку. Не больше. У меня есть оправдание — вся моя "десятина" расписана, мой долг определен эстетикой, состраданием, высоким чувством, а все что выше, то — жабе.

Она тоже хочет.

...Когда наступает октябрь, Лиза начинает писать посты в ЖЖ чаще и чаще, она уже не клянчит, а требует и даже почти кричит. Я думаю: "надо же, как подорожали спички, в смысле, надо же, как ей все сложнее собирать своим вокзальным полумертвецам вещи, мазь Вишневского и кубики "Кнорра". Наверное опять половина не доживет до февраля". На этом рассуждении мое "малое деланье" в сторону бомжей обычно иссякает.

Мы незаметно превратили гуманизм в функцию, которая обладает высокой степенью условностей. Она стала формальной. А мы — тефлоновыми. С каждым годом, чем больше просит моя сумасшедшая, мелкая как синица, Глинка, тем меньше реагируют рефлексы. Это закон физиологии... По другим физиологическим законам процент не доживших до весны бездомных в самом центре Москвы, столицы нашей Родины и порту пяти морей, самой дорогой столицы мира, города с небоскребами и новыми медиа, уныло и неизменно растет.

И только моя безумная Глинка способна сделать вот так: выйти к нам, в самый центр прекраснодушного бомонда, правильных и рассудительных людей и заорать! Затея с этим дурацким стриптизом — это заорать!

Некрасиво заорать. Смешно. Фриково. Заорать.

...Последние три года я не давала ее бомжам НИ-ЧЕ-ГО! Ни "Кнорра", ни бинтов, ни свитеров. У меня были другие адресаты. Ей нужно было вычудить эту историю со стриптизом, чтобы в следующее воскресенье мне поехать в "Ашан" за штанами, куртками и "Кнорром". И скажу, конечно, "Глинка, только "мои" вещи, это, без стриптиза..."

Может, и не будет никакого стриптиза...

Просто кто-то из Людей на вокзале доживет до тепла.

P.S. Спасибо, что дочитали. Мнение автора может не совпадать с общепринятым.