Я и мое эго: любовь без взаимности

На модерации Отложенный

 

 Белая выпуклость «я» и черная дыра «эго»

1

«Ведь что такое эго? Эго – это не существующая реально сущность. Это мнимость, плод воображения, возникший в сознании и наделенный этим же сознанием всеми качествами реально существующего существа»

Это выдержка из Википедии, знания суперсовременного, но в цитате вполне «сюррелистичного». И как ни странно, в данном конкретном предмете далекого от истины.

Мы здесь будем рассуждать просто, как пристало не сюрреалистам, а реалистам-землекопам. Первым делом, уясним себе факт непреложный: эго есть некая тайна нашего существа, позиция или положение в нашем сознании.

Что за тайна?

Поразмыслим: если сознание человека (а это его, человека, существо и есть) нечто невыдуманное, то его, сознания, щупальца должны быть направлены как на внешний мир, так и на самое себя. Этих щупальцев всего два: разум и чувство. Можно с уверенностью предположить, что в том и другом ощупывании наши чувство и разум найдут в своей матушке-метрополии, сознании, нечто свое, родное.

Что найдет в сознании разум?

Ни за что «не догадаетесь»: он найдет в нем… самого себя.

Может быть, еще и конкурирующую организацию, некое средоточие чувства?

Упаси Боже, разум только тогда светел, когда к чувству бесчувственен.  

Значит, только сам себя, и никого больше.

Итак, мой разум видит в совокупном существе человека только самого себя. Что же он находит в самом себе?

Облучая свое многозвенное устройство мыслью, мой персональный компьютер первым делом заметит свою концентрацию на собственном сохранении. Сохранить себя в разуме – чем  не задача. Для разума это первое дело, главный приоритет. Мой компьютер сохраняет себя в памяти и поскольку задачки ему задает Время, то и в полнении, добавлении к толще пониманий новых элементов или целых пластов – все в пику этого самого Времени.  Добавление есть познание; его осознанием и назовем. Что же память разума?

Это есть его, разума, кладовая, в ней он сохраняет свое добро, добытое от начала веков понимание, включая память о первом мгновении бытия человека.

Эта кладовая, эта память разума о самом себе и есть наше эго.

Чем, какими материями заполняется кладовочка эго?

Как сказано только что, всякими разными пониманиями, относящимися к миру Времени, что значит  пониманиями  материй. Это все то, что может воздействовать на благополучие нашего эго. Понятно, что это не чувства и даже не мысли, ткнувшиеся в разум со стороны. Поскольку наш Мир материален,   то и воздействовать на наш разум он может только всякой-прочей материей, к примеру, компьютерной информацией или преображенным в доступные разуму физические материи светом солнца или луны. Память разума поглощает всю эту физическую массу, и поскольку большей частью работает с Космосом всяких материй и ни с каким другим, то и сама должна стать физикой, чувствительной к другой физике, словом, конструкцией приоритетно физической. Эго в самом деле компьютер, работающий на тонких физических излучениях-поглощениях. Оттого наши эго разделяют все достоинства и комплексы материи и даже ее судьбу.

Вот же в сугубо физическом самоосязании разум и находит сам себя в физическом самосхождении – центростремительном эговращении. Субстанцией, сходящейся к самой себе, к своему физическому концу или дну – смертному ничто.

Эго никакой не плод воображения, это наш разум, вглядевшийся в свою плотскую суть, субстанция самососредоточенная, эго-центрическая, безудержно стяжательная и самовлюбленная.

Эго – это память нашего персонального компьютера, в высшей степени «черно-дырявого», портативного и навороченного.  

…Такой бы персональной черной дырой  мое эго и пребывало бы, если бы не мое тайное «я» -   снежнобелый колосс высотой до Небес.

2

«Я» определенно не эго, это что-то другое. Что же?

Послушаем умных людей.

Й. Г. Фихте, «Я» — абсолютное творческое начало, которое является фундаментом всего сущего и самого себя как «не Я»

«У экзистенциалистов… «Я» выступает как активный творческий полюс сознания, противоположный осмысленному предмету». (Осмыслению предмета – АВ)

Очередной «сюрреализм»: «я» начало и фундамент «не-я». Но… Философия всегда истинна, и знаете, почему?  Ее витиеватые мысли это всегда завихрение простых истин. Философия поднимает их в воздух в смысловом урагане, перевернутом вниз головой. Простые, механически доказуемые истины кажутся философии ядовитыми, вроде гадюк или кобр, вот она и овладевает серпентарием, вбирая и не касаясь его тел.  В этом завихрении важны не крутящиеся в нем змеи-истины, а сам смерч. Философия и истинна как сумма покоящихся истин, поднятая в истино-кружение.

Мы с вами не сюрреалисты, а пахари реальности, оттого понимаем, что к норке, в которой скрывается «я», ведет вторая достопримечательность нашего сознания, нечто, беззастенчиво ставящее себя рядом со знанием, но к нему задом; отсюда и со-знание.

То же и у экзистециалистов, смутно подозревающих в «я» тайную оппозицию разумению.

Что за оппозиция?

Назовем ее небесным «системным блоком», памятью чувства, шлейфом, инверсионным следом, ведущим к нашему небесному началу и продолжению. 

В самом деле, поскольку всю физику подмял под себя разум, этот наш икс определенно не физика. Но если не материя, то что?  Остается чувство, умудрившееся встать в позицию против разумности. Откуда бы взяться этому при всем при том, что все наши чувства это сугубая психология, движения атомов, физика в физике?!

Выходит, что не все. Иные чувства относят себя не к физике, а к ее вселенской оппозиции – анти-физике Неба. К примеру, наше чувство любви к жизни, или радостное ощущение тайны музыки, или нескончаемое любопытство, любовь к пониманию, или тяготение к справедливости, или сочувствие, или восторг по поводу облака, неожиданно принявшего форму человеческой рожи, или наш необъснимый интерес к радуге, всего не перечислить.

Эти наши чувства, вообще говоря, направлены не на радугу и не на облачную рожу, а на то, что за ними, на их неведомые продолжения к тайне всего. Поскольку все это все, что разошлось над нашими головами веером, то чувства эти имеют особое свойство беспредметности, расходимости. Коснувшись разума, его материй, они в меру материализуются, собираются в лучеобразные интуиции или интуитивные  ощущения; объединившись с  мыслями, интуиции становятся игрой воображения. Наконец, в строго определенных сочетаниях мысли и чувства игра воображения становится магическим уверованием. Эта магия способна конденсироваться в капли дождя, выпадать в структурный осадок. В конечном счете, она и образует магическое озерце, воплощенную в магических материях память небесного чувства.

Это и есть наше «я», или наш дух.   

Словом, «я»-духообразное, одухотворяющее.

Наше духовное «я» появляется в игре воображения как плод сохраненной в нем чувственной памяти, памяти Неба. Память и воздействуют на наш разум, на наше эго магически. Как плод магического уверования, она нуждается в постоянном возобновлении, возвращении к своему первоначальному образу, к своему первому чувственному опыту, к первой магической памяти существования. Так его конкурент, знание, неизменно возвращается к своей физической памяти бытия, к первому опыту физического существования – Первопричине.

Главной же достопримечательностью нашего одухотворяющего «я» является его подчинение общей структуре сознания и оппозиция власти эго и разума. Такими предпочел нас Всевышний.    Что важно, если в наших эго мы принадлежим разуму, плоти и самому Времени без остатка и все без исключений, то в наших «я» мы цари-самодержцы.  Мы можем включать наше чувственное сопротивление разуму, свои «я», или выключать, добавлять я-энергию или убавлять – по своему желанию.

 Поскольку Время сильнее и оппозиция всегда и неизменно терпит поражение, наши «я» сохраняют себя в эпизодических инверсиях сознания – в бунтах интуиций, направленных на восстановление «я»,  всей этой памяти небесного чувства. Эти революции духа неизбежны для сохранения в одухотворенности, что значит в человекообразии.

«Я» - наше ни с кем не разделимое достояние; обращенное к Миру и людям, оно обращается в наше человеческое достоинство, в товар, соответствующий небесному сертификату. Наше включенное или выключенное «я» - это наша цена или наше товарное обесценивание. На рынке человеческой подлинности человек должен оцениваться по весу его «я». 

Как лошадь по зубам.

Человеческое «я» - продукт небесного Чувства, соединившего себя с разумом смертной плоти Земли и сделавшийся сознанием. Как раз в сознании «я» встречает впервые нечто, которое не является им самим; этому «не-я» наш дух и противостоит. Эго это не я, это моя собственность, арендованная у Времени. Я владею ею как белая мать любимым, но чернокожим дитем. Не поймешь, у кого власти больше.

Но «я» вовсе не является «фундаментом всего сущего» - только сущего живого, а в живом – только человеческого. «Я» не просто одушевляет, приобщает к Жизни, но одухотворяет, приобщает к богообразию.

Одухотворение и одушевление - это пламя и его зеркальное отражение. Крокодил или слон тоже одушевлены, но их эго не совмещены с активной небесной оппозицией – небесной памятью чувств. Оттого они и лишены магической силы уверования. Слон исключительно инстинктивен, обусловлен психологически-атомистически.

Почему все создано так?

Наверное, потому, что у слона другие задачи, иная, более прозаическая космическая функция. Кое-кому дана и совсем уж утилитарная функция, к примеру, зеленой траве на лугу. Эта владеет  ничтожной, напрочь эгоизированной или рефлексивной живой душой. Такого воодушевления жизнью мало, чтобы принадлежать вечной Жизни напрямую; только опосредованно, через цепочку: рефлксивная трава – инстинктивная  животина – одухотворенный человек – любвеобильный вселенский Маг, Я-Эго,  Дух-Разум, Бог Иегова.

…Впрочем, всё это вопли нашего разума, беззастенчиво утилитарного эго, так что будем поскромнее в интерпретациях.

*****

Итак, что же такое – «я»?

Это я сам, мой дух, моя память Неба; это Жизнь во мне;

это свернувшееся в сущностный круг под давлением Времени воображение себя неземного;

это магическое уверование в мое богообразие и бессмертие;

это постоянное возобновление чувственной памяти, своеобразной духовной плоти;

это магическое противодействие эго, его схождению к геометрии смерти;

это форма, любовно обнимающая мое эго-содержание – любовь без взаимности;

это уходящая в Небо снежнобелая гора чувств, прикрывающая черную дыру эго - моей памяти разума.