Руссо и манная каша

Уже была середина 90-х. Сложно до безобразия было тем, кто работал честно всю свою жизнь. Пенсия для них была уж совсем насмешкой. Жить на нее было невозможно, помогало наличие детей. А если не было детей, не случилось их, тогда как? Копошиться в мусоре?
Сорок лет на одном предприятии, у одного станка, пятьдесят и больше общего стажа, две войны, голод, разруха и восстановление страны, и что ты получил? Старики плакали и вымирали.
Моя мама нашла такого старика. Его настоящая фамилия была Руссо. Он был французом, но не имел отношения ни к музыке, ни к писательству. Жил себе, работал и вдруг вокруг него все поменялось. О чем говорить, все сегодня, в общем-то, помнят это время.  Кто-то смог приспособиться, кто-то нет. Он говорил на слишком правильном русском языке,  с дореволюционными оборотами.
Мама стал иногда помогать ему. Чуть-чуть ухаживать за ним. Она его спрашивала (они были на «ты»):
-- Послушай, что ты хочешь, чтобы я тебе приготовила?
Тот смотрел на нее умными глазами девяностолетнего старца, прерывисто дышал. Потом ответил:
-- Я хочу, чтобы ты мне приготовила манную кашу. – Мама удивленно пожала плечами – что может быть сложного? Он продолжил:  – Но  такую, как готовила мне моя мама. В детстве.
Она пыталась выспросить у него тот особый рецепт, коим владела его мама, но рецепта он, конечно,  не помнил. Зато он помнил вкус.
И мама готовила. Много раз, с разными добавками, и так, и эдак. Он всегда благодарил ее от души.

А когда она спрашивала, мол, сегодня так? Сегодня получилось? Он с небольшой долей сожаления качал головой. Ему было неудобно, что он так беспокоит ее. А она упрямо старалась дальше, и хотела доставить ему удовольствие. Ей был бесконечно дорог этот старик. Ее родители давно ушли, и она различала в нем их ушедшие души.
Она готовила ему кашу. У него и зубов-то осталось пару штук, только каша и была возможна. Она спрашивала подруг о рецептах, те  же смотрели на нее, как на больную. Что может быть проще, чем манная каша? Какие рецепты? Тем более, что и достать-то из продуктов ничего нельзя.
Она держала кашу на огне немного больше или меньше, делала ее жидкой или густой, конечно же, никаких комочков там никогда не было, делала ее в кастрюле, добавляя в кипящее молоко манку. Или же она готовила ее в сковороде, обжаривая крупу с маслом, и добавляя туда молоко, давая ему вскипеть… и еще пару десятков вариантов.
И вдруг в один день он сказал ей, расплывшись в своей величественной беззубой улыбке:
-- Спасибо тебе. Это было именно так, как готовила моя мама. У меня больше нет желаний.
Она заплакала. Это было для нее высшим подарком.
Как она ее сварила, она и не помнила.
P.S. Этот старик был для нее частью ее родителей, а значит, ее самой.
Частица каждого из окружающих людей обязательно есть в нас. Нам очень стоит ее разглядеть, и мы вдруг увидим, что весь мир – это даже не мои родственники. Нет, это – я сам.