Нешуточный Петербург.

Не хочу показаться навязчивым. Я вызвал укор некоторых петербуржцев за то, что описал город однобоко. Могу дополнить общую картину действительности взглядом с другой стороны.

Всё началось с того, что мне в Краснодаре предложили работать крановщиком башенного крана в Сочинском филиале города Санкт-Петербура с зарплатой 25 тысяч рублей в месяц, хотя у нас в это время аналогичный заработок не превышал 20 тысяч. Я как бравый солдат Швейк тут же согласился, задав себе риторический вопрос: зачем мне это надо?! Зачем так чесаться, если не чешется?

   Позже выяснилось, что сочинский Олимпстрой начнёт свою работу лишь через год. Кому-то нужно заранее подстраховаться.  Нам, 10 «волонтёрам», представилась честь отличиться на будущем поприще ударным трудом. Идея мне показалась вразумительной, особенно после того, как нам сказали, что шестеро из десяти до того момента, пока начнётся стройка  по назначению, будут работать в Сочи, а четверо новичков и я, в том числе, останутся в Краснодаре и будут возводить высотный жилой дом, осваивая французскую современную технику – башенный кран  «Потайн» со всеми его наворотами: компьютером, автоматикой и «креслом-кроватью». Поработать на «иномарке» мне хотелось. А через месяц я через банкомат снял свою первую получку.

   Разве это не прикол? Вам никогда не предлагали поработать на Луне, не покидая планету Земля? Для меня это было равносильно такому предложению.

   Метод удалённой работы показался мне фантастически заманчивым. За год на стройке я только два раза увидел своего начальника участка, и раз пять с 80 метровой высоты видел своего механика, который появлялся и исчезал как морской бриз в Сочи.

   Французский кран, как бы мы, крановщики, не старались, не хотел ломаться, поэтому работа шла бесперебойно в три смены, то есть круглосуточно. При этом 20-22 числа каждого месяца через банкомат я снимал сумму почти в два раза выше той, которую мне обещали. Я толком не знал, что мне думать по этому поводу: то ли это был такой вид питерского иезуитства; то ли это был способ особого поощрения посвящённых?!

     А где же эти ежедневные планёрки, накачки и нравоучения? Где былой советский идиотизм со его вечным требованиями не пить на работе, соблюдать технику безопасности и, если пьян, не падать с крана, а слезать осторожно?

   Позорный случай действительно имел место. Мой напарник по прежней работе, Михаил, переехал в Краснодар из Екатеринбурга, где тоже работал на башенном кране. Ему уже тогда платили «по - царски» , но в ельцинские времена крановщиков в Екатеринбурге не хватало, поэтому постоянно приходилось работать сверхурочно. За месяц Михаил наматывал по 300 часов и уставал как футболист во время матча. Отказаться от сверхурочных он не мог, потому что любил выпить, а строители, смекнув это, каждый день в конце работы просили задержаться на часок-другой, и тут же прямо на гак (грузовой крюк) цепляли ему пакет с бутылкой водки и закуской в счёт компенсации за причинённые неудобства. Он делал «виру», то есть поднимал пакет наверх, подтягивал его к кабине и, дринкнув для удовольствия, оставался работать дальше, совмещая приятное с полезным. Однажды он так «надринкался» прямо во время работы, что по окончанию работы сам не смог слезть с крана и пришлось вызывать спасателей службы. Шойгу тогда ещё не был маршалом. Поэтому карьера Михаила была закончена.

   Нас в Сочинском филиале Санкт-Петербургского Управления механизации города Краснодара тоже предупредили, что за работу в нетрезвом виде, мы будем уволены, а это значит, прощай зарплата, которая нам стала дороже денег, ибо постепенно превратила нашу жизнь в ощутимое почитание самих себя, что ранее было нам недоступно по идеологическим соображениям. Тогда мы делали релаксацию посредством алкоголя. И вдруг такое везение! Оказывается, можно другим простым способом взять нас в руки и заставить не пить. И вовсе не надо для этого вырубать виноградники и останавливать спиртзаводы.

   Год пролетел незаметно. Строительство дома в Краснодаре завершилось. Возникло «окно».

   Тут, сомнительным образом, Международный олимпийский комитет проголосовал за Сочи-2014, а мы, русские, всё никак не могли раскачаться и начать стройку. В Сочи началось сутяжничество между местными и московскими чиновниками и предпринимателями за лакомые куски недвижимости и движимости города-курорта, рыночная цена на которые взлетела в сотни раз. «Рыночный аукцион» затягивался. Чтобы не сидеть без дела, нам, сочинским и краснодарским «волонтёрам», было предложено поработать три месяца в Москве или Санкт-Петербурге. Мы все согласились и написали заявление с просьбами перевести нас на работу в Москву. Москва была ближе на случай отступления в тыл. Но в УМе (Управлении механизации) всё переиграли, и вначале лета мы все очутились в Санкт-Петербурге, где начался застраиваться жилой комплекс на пересечении Оптиков и Планёрной. Теперь там стоит круговой ансамбль из шести зданий (который во время строительства за жуткую грязь упоминался прозвищем «ансам-бля»).

   Санкт-Петербург своей красотой сразил меня наповал. До этого мне довелось побывать в Москве, Риге, Таллинне, Вильнюсе, Киеве, Одессе, Львове, Минске, Витебске. Некоторые города были гораздо старше Петербурга, но в Питер я влюбился как мальчишка. С третьей зарплаты я уже приобрёл видеокамеру Панасоник (Виера) с немецким объективом Лейка и за месяц успел наснимать достопримечательностей на пять часов в режиме высокого качества. Правда, по началу у меня дрожали руки и не хватало терпения набрать в лёгкие побольше воздуха и замереть, когда шла съёмка. Снимал я всё без разбора: церкви, дворцы, парки, музеи, соборы, мосты скверы, набережные. В одном месте, среди каналов и мостов, пожилая женщина поинтересовалась, как я нашёл эту панораму? Кто подсказал? Я ответил, что снимаю интуитивно всё то, что мне нравится. По её словам, тот уголок был единственным в городе, откуда можно было одновременно снять панораму восьми мостов за полный оборот вокруг своей оси. Якобы это место излучает особую положительную энергетику, поэтому и привлекает туристов. Возможно, это и так, только за месяц бесконечных съёмок с перерывами на работу я исхудал так, что положительной энергетики мне явно не хватало. Обойдя город вдоль и поперёк, я выезжал в пригороды: Кронштадт,  Стрельну, Петергоф, Пушкин, Павловск и Гатчину. Стоп, в Гатчину я только порывался, но так и не попал из-за постоянного там ремонта.

   Вот таким витиеватым образом, с бухты-барахты, мы, 10 незадачливых провинциалов очутились в чудесном городе. Как нехотя и юродиво, чуть ли не помимо собственной воли, проникли мы с южной окраины страны в самое её историческое и трепетное место. Мы приехали на три месяца и остались там на год, а затем, разделившись на две группы ещё год работали в Ленобласти, в Тихвине и в Киришах. Если я слегка приукрасил и поэтизировал свои впечатления, то сделал это не из корысти, а из добрых лирических побуждений. 

   Всё по порядку…

   В Питер я приехал на поезде с напарником Славой и его женой Ксюхой. Остальные приехали раньше и уже работали там две недели. Всех разместили в двух съёмных квартирах с полными удобствами. Славику с Ксюхой пришлось снять отдельное жильё. Мы Славу видели только на работе, а его жену вообще редко, так как они недавно поженились, и им приходилось усиленно выполнять программу Путина по подъёму рождаемости в России. Ксюха ночью работала по программе вместе с мужем, а когда он уходил на кран, она отсыпалась. В свободное время молодые день и ночь напролёт слонялись по городу в поисках приключений. И находили их. Дело в том, что у Славика была смуглая кожа, и его через день останавливали на улице менты, требуя документы. Три месяца он показывал им паспорт и железнодорожный билет, прикидываясь отпускником, но к осени заволновался не на шутку. Меня и остальных за это время ни разу не остановили. Слава предложил мне за компанию сделать временную регистрацию. Он знал, я с камерой привлекаю к себе внимание не лучшим образом. И действительно за своим вояжем по городу и окрестностям я не только отощал до подозрительной худобы, но и перестал бриться вообще. К тому времени я уже приобрёл машинку для стрижки волос с насадками и раз в месяц проходил по щетине, оставляя пару миллиметров, для развода. И всё-таки не исключался вариант, что меня могут задержать как бомжа с видеокамерой. Такая перспектива меня не устраивала, и мы со Славой пошли в отдел кадров УМа, чтобы утрясти этот вопрос. Нам дали адрес какой-то юридической конторы, кажется, на Маяковского 6, «в третьей подворотне», где мы заплатили по 500 рэ и сварганили себе справку о том, что нам не нужны никакие другие справки. Лучше бы Слава на эти деньги выбелил бы себе кожу лица и перекрасил волосы хной. Его, как и прежде, продолжали останавливать менты, а, увидев справку о временной регистрации, советовали засунуть её по назначению, так как они уже проверяли этот адрес. Слава там числился то ли 140, то ли 150 по счёту жителем однокомнатной квартиры, которая находилась где-то на окраине за Комендантским или Богатырским проспектами. Я по идее был прописан в той же квартире, но меня за два года остановили только раз и то, на Московском вокзале,  когда я уезжал в отпуск и тащил на себе неподъёмную сумку.

   Дело было так. Сержант представился, извинился и сказал, что у него предписание проверять очень крупный багаж в целях профилактики терроризма. Так как моя сумка была толще меня самого, он должен убедиться, что я не террорист. Мы прошли в его «бендышку», напоминающую собой грязный гадючник, где я раскрыл сумку и предъявил ему свой командировочный скарб: туалетные принадлежности, портативную теле и видеоаппаратуру, книги и  поношенные летние «гнидники», которые я вёз на замену. Сержант, не обнаружив взрывчатки, расстроился. А тут ещё майор – его непосредственный начальник - приволок к нам какого-то уссатого бомжа, который распространил на весь их крошечный кабинет аммиачный амбре. Бомж видимо валялся где-то в подворотне и уже окоченевал, когда на него наткнулся несчастный майор. Теперь они этого бомжа не знали куда деть. На улице он мог замёрзнуть, а здесь, отогреваясь, он «благоухал» всё сильнее и сильнее. Майор с сержантом стали совещаться, что им с нами делать. Решили вызвать наряд и обоих отправить в ближайшее отделение с целью доскональной проверки. До отправки моего поезда оставалось три с половиной часа, и из-за проволочки был риск опоздать к отправке.  Я им сказал об этом, но мне ответили, что «долг превыше всего»!

   Мне стало казаться, что служба ментов «и опасна и трудна». Мне захотелось как-то скрасить их скорбную участь, и я, когда майор начал внушать бомжу правила гигиены, осторожно намекнул сержанту, что бутылка хорошего коньяка могла бы отвлечь их от серых вокзальных будней. Сержант оживился, поблагодарив меня за понимание, затем сердечно принял от меня «спонсорскую помощь». Потом я отправился в зал ожидания, но мне ещё долго казалось, что майор и сержант следят за мной через видео наблюдение, сидя за очередной бутылкой вина.

   Планида Славика оказалась более судьбоносной. Менты его продолжали останавливать на улицах, в парках, на площадях, в кафе и в ресторанах. Он всюду был вместе с женой, которая никак не могла забеременеть на юге, а здесь, толи на нервной почве, толи под впечатлением прекрасного, но она забеременела с успехом. Она сопровождала мужа всюду, кроме работы. Через 8 месяцев эту «сладкую парочку» знали уже все постовые города, но - «долг превыше всего!» - они продолжали их задерживать и проверять. А затем отпускали, так как, хоть у Ксюхи тоже не было прописки, зато уже торчал огромный живот, которым она напирала на ментов, угрожая разродиться прямо на милицейском посту. Всё кончилось тем, что Слава уволился и повёз Ксюху рожать на юг, по месту постоянной прописки. Они оба были довольны уже тем, что климат в Питере хоть и сырой, а вот оказался более плодовитым, чем  на юге...

   Спрашивается, нужна ли нам демократия без свободы перемещения и свободы зачатия? Конечно, нет. Но если выбирать из двух зол меньшее, то Славику с Ксюхой повезло. Краснодарские менты не стали бы с ними церемониться при отсутствии вида на жительство, - посадили бы на ночь в клетку, а наутро вывезли бы за город и оставили бы на трассе без права возвращаться обратно. Питерские же менты девять месяцев подряд, по сути, терпели Славика с Ксюхой в своём городе и даже дали им забеременеть. Да! Их задерживали, тут ничего не поделаешь: долг превыше всего! Но тут же отпускали, терпеливо повторяя одно и тоже: временную регистрацию вправе осуществить только миграционная служба, а не юрконтора.

   Здесь мне надо сказать главное: самое удивительное чудо Санкт-Петербурга, это люди! В питерцах отсутствует южная хитрость и туповатость. Петербуржцы открыты и просты. Они спокойны, душевны, деловиты. Москвичи тоже грамотны и начитаны, но сплошное жульё. Я имею в виду не коренных москвичей, а всякую сволочь, прибывшую с окраин и оккупировавшую Москву. Так вот в Петербурге, даже залётные «гастролеры» вроде нас, а также таджиков, узбеков, киргизов, белорусов, молдаван и китайцев, понаехавших на стройки,  вели себя подобающе, потому что обнаруживали себя «в минусе» на фоне коренных петербуржцев. В Питере, если увидел человека и заговорил с ним, то сразу становится понятно, жулик он или нет. Если выругался матом, то свой в доску.

   Однажды в спальном районе возле Сосновского парка меня остановили сектантки, две женщины из «Свидетелей Иеговы». Они стали расспрашивать меня о жизни, подбадривать и поучать насчёт несовершенства этого мира, и что надо делать смертным, чтобы обрести любовь. Мир действительно был не совершенен, так как мы стояли возле подъезда, где накануне кто-то обильно стошнил прямо на крыльцо. Бывает и такой казус. Мы старались не замечать эту ипостась природы. Я долго и терпеливо слушал их причитания, а под конец не удержался и спросил: как они относятся к Путину? Не жалеют ли, что «подарили» России такого Президента? Они немного смутились, и одна из них тихим голосам сказала: «Рябенький, зато свой».  На что я им тоже ответил, почему бы и другим людям не зачесть то, что у них есть?!

   Характерной чертой петербуржцев является яркий индивидуализм. Даже странно, что в таком городе, где нет одинаковых двух мнений, произошла социалистическая революция. Как пьяная матросня смогла договориться с буржуинами, без кровопролития отдать им власть. Там и по сей день на этот счёт нет единого мнения. Откуда там могла взяться идея единой России, если по сей день там каждый живёт и мыслит сам по себе?!

   Типичный пример - разброс цен на товары и продукты в магазинах до полутора-двух раз, независимо от качества продукции. Торгаши, что, не могут договориться между собой, как делается на юге? Конечно, могут, но не хотят, потому что каждый сам по себе. Даже отличную видеокамеру, которая в разных магазинах стоила приличные деньги, мне продали с большой скидкой. Правда я не растерялся и устроил при этом допрос менеджеру, дескать, на каком основании такая скидка? Не поверив, что это нормально, я попросил, чтобы мне эту камеру продали не со склада, а через магазин «Панасоник» на улице Раушенбаха с полной проверкой на всех режимах, с гарантией и кассовым чеком и подороже. Я считал, что после такого условия менеджер откажется не то что торговаться, но и говорить со мной по телефону. Однако менеджер согласился на все мои условия, и мне пришлось плестись с окраины в центр, на улицу Раушенбаха, где я уже побывал не единожды, надеясь в будущем посетить Европейский театр, в котором французы ставили на сцене новинку - спектакль с интригующим названием: «Откровения вагины». Меня интересовали не тонкости перевоплощений, интриги и сюжет, а только драматургия. На спектакль я так и не попал. Зато на улице Раушенбаха я наткнулся на мемориальную доску Сергею Довлатову и постоял возле дома одного из моих любимых писателей.

   А вот другой пример несуразицы в Петербурге и Ленобласти. Допустим, решили вы купить в магазине что-то вам понравившееся, а продавец отговаривает, утверждая, что там-то и там-то есть точно такое же, но в половину дешевле. Едешь или идёшь туда и точно, покупаешь в половину дешевле. Разве это не чудо?! Южных продавцов жаба задушит, если они не всучат покупателю какую-нибудь дрянь, а в Питере всё наоборот. Зачем им это надо?

   Разумеется, у петербуржцев есть свои недостатки, но не буду об этом говорить. Чванство, спесь, чистоплюйство присущи мне самому. Я борюсь с этим. А вот за два поочередных года жизни в Петербурге и в Киришах, я так и не смог привыкнуть к  тому, что питерцы не такие как все. Конечно, они не идеальны и могут позволить себе, не прячась, помочиться в сторонке от всех. Но даже нужда по маленькому выглядит у них вполне естественно и благонравно. Им просто - надо!

  В Прибалтике сыро. Там не хватает солнечных дней. Взрослые и их дети – белёсые, но это не сучья белизна…  

  Питерцы открыты, ироничны, бесхитростны. В одной маленькой газетке в разделе объявлений я вычитал обращение молодой женщины к русским парням с просьбой взять её в жёны, иначе она не устоит от предложений мигрантов и «станет мусульманкой».

  Петербуржцы очень начитаны. Не спроста там столько библиотек -  на каждом шагу?! Это не пустяк? Театров на одном Невском проспекте с десяток?! Разве в век телевидения людям не лень туда ходить? При этом на Пушкинской площади, которая в Петербурге почему-то называется Театральной, молодые попрошайки пристают с вопросом: дядя дай на опохмел, а то умру?!  Обдавая вас облаком с запахом сивухи пополам со свежим чесноком?! После этого самому хотелось закусить ржавым салом с Тихвинским хлебом, выпекаемым монахами в монастыре с добавлением в тесто тмина и сахара.  

   В общем, меня вполне устроил менталитет северной столицы. Мы вписались, и к концу командировки я уже точно знал: зачем им это надо?