Артём Боровик и Юлиан Семёнов. Инсбрук, февраль 1991 года
С отцом. Германия, июль 1945 года
С Андреем Тарковским во время съёмок фильма «Солярис»
На встрече с читателями в Литературном институте. 1978 год
8 октября исполняется 80 лет со дня рождения знаменитого писателя и журналиста, отца-основателя газеты «Совершенно секретно» Юлиана Семёнова. Своего коллегу и друга вспоминает Генрих Боровик
Это было в середине 1950-х. Юлька только что закончил Московский институт востоковедения и нигде не работал. Он рвался в бой – прежде всего в журналистику. Ему хотелось печататься, написать что-то великое. Когда я увидел его в редакции «Огонька», в международном отделе, у меня уже был двухлетний опыт работы литсотрудника, и я казался себе опытным, пожившим, кое-что повидавшим, способным определять, что печатать, что – нет. При том, что я всего на два года старше Юльки. И вот появляется он, тогда неизвестный молодой симпатичный человек, который скромно принёс свою небольшую заметку, кажется, про грядущий визит иранской шахини в СССР: «Вот, написал, возьмете?» То, что он написал, оказалось не только умно, интеллигентно и интересно, но и нестандартно. Поэтому сразу взяли, сразу и напечатали. Он мне вообще сразу показался очень хорошим парнем, каким он, собственно, и был. Мы стали общаться. Мне нравились его шутки, интересны были его мысли. Энергия его зашкаливала, иногда даже трудно было с ней совладать. А когда оказалось, что мы ещё и живём рядом, то стали ещё чаще видеться, гулять по Кутузовскому, продумывать пути справедливого мироустройства. По вечерам, иногда до глубокой ночи. До сих пор я помню эти прогулки. Когда он уже умирал – всё понимал, но не мог говорить, – я приходил к нему и однажды сказал: «Юлька, ты помнишь наши прогулки? Это было самое счастливое время в моей жизни!» И он заплакал. Это был недолгий, но прекрасный путь настоящего писателя и настоящего журналиста. Путь этот начинался непросто: его отец, Семён Ляндрес, был арестован по делу Николая Бухарина, поскольку был долгое время его помощником, когда тот работал главным редактором «Известий». После расстрела Бухарина посадили Ляндреса. Юлька тогда был ещё совсем мальчишка, но уже – сын «врага народа». Это клеймо он носил вплоть до смерти Сталина. Я не знаю, как ему удалось при этом сравнительно неплохо существовать – окончить престижный вуз, заняться любимым делом, публиковаться. Главное, видимо, состояло в том, что он был талантлив, талантлив во всём.
Михалковы Катя – жена Юли и мать двоих его дочерей – запомнилась мне в то время как очень милая девушка, не избалованная звёздной семьей. Дочь Натальи Петровны Кончаловской, она была скромна, обаятельна и сразу приглянулась Юльке. Они поженились по большой любви. Такое тоже бывает. И он стал таким образом членом этой большой семьи, что, конечно, повлияло на его дальнейшую жизнь. И не потому, что попал в привилегированное положение, как утверждали злопыхатели, но, скорее, потому, что приобрел настоящую опору в жизни. В том числе и в лице Сергея Владимировича Михалкова. О Сергее Михалкове мне бы хотелось сказать особо. Поверьте, многие просто завидуют его стихам, его успехам, его славе. Может быть, и не стоило писать слова двух гимнов, однако лучше вспомнить, скольким людям он бескорыстно помогал. Приведу для наглядности пример: в середине 50-х годов в «Огонёк», впрочем, как и в другие издания, возвращались из заключения уцелевшие журналисты. Среди них был блистательный публицист Николай Кружков, который в 30-е годы работал в «Правде» и подписывал свои популярные статьи псевдонимом «Николай Крэн». Во время войны он был редактором фронтовой газеты, в которой печатался и Сергей Михалков, уже тогда звёздная величина. После какого-то доноса Кружкова арестовали как врага народа, и он получил большой срок. Я познакомился с Кружковым в «Огоньке», и он рассказал мне впоследствии, что единственным человеком, который пытался его защитить, был Сергей Михалков, написавший письмо Сталину о том, что Кружков – настоящий советский человек, настоящий коммунист. Для того времени такого рода письмо Сталину могло означать для его автора начало конца. Кружкова не освободили, но и не расстреляли. Не верьте тем, кто говорил, что Семёнову «зелёную улицу» прокладывал Михалков. Юлька сам был безмерно талантлив. Умный и весёлый, он гармонично вписался в семью, но его и так бы печатали с удовольствием. «Петровку, 38», Штирлица, Славина и других придумал он без посторонней помощи. Сколько народу зачитывалось его детективами! Сколько людей по многу раз смотрели фильмы, снятые по его произведениям! Сколько анекдотов было сложено про их героев! Это честная популярность, её не организуешь с помощью каких бы то ни было связей. Так что Юлька не был «выкормышем» Михалкова. Скорее, я могу считать себя михалковским крестником. Написав повесть по мотивам своих публикаций о войне в Индонезии в конце 1950-х гг., я через Юльку попросил Сергея Владимировича взглянуть на неё своим опытным глазом. Сергей Владимирович взглянул и отправил меня… в театр, так как считал, что это почти готовая к постановке пьеса. Я очень волновался, будет ли у неё успех, и спросил Михалкова, можно ли угадать, что впереди – успех или провал? Он ответил, что угадать можно. Если в «Правде» появится рецензия, в которой будет сказано, что «автор пьесы в погоне за дешевой развлекательностью упустил главные идеологические приоритеты», тогда народ точно валом повалит…
ХХ съезд Речь Хрущёва на XX съезде КПСС в 1956 году произвела на нас сокрушительное впечатление. Нет, мы, конечно, знали о расстрелах невинных людей, понимали, что не всё делалось правильно, что, возможно, существовали «перегибы». Однако приверженность Сталина идеалам ленинизма у нас не вызывала сомнения. И тут как ушат холодной воды: Сталин – преступник. Мы много обсуждали случившееся во время наших прогулок по Кутузовскому: Юлька никогда не верил, что его отец виноват. Однако речь Хрущёва требовала продолжения – мы не понимали, как жить дальше?
Мы считали недостаточным просто выступить с речью на съезде. Необходимо было созвать чрезвычайный съезд партии и там расставить все точки на «i». Этого, к сожалению, не произошло.
Зависть В силу его личностных особенностей друзей у Юльки было много. Но и завистников среди писателей было не перечесть. При его феноменальной работоспособности времени на общение с друзьями оставалось не так много. Пока он стучал на машинке, ваяя очередной детектив, некоторые его коллеги, не способные создать что-то подобное, не находили ничего лучшего, как строчить подмётные письма с требованиями не принимать его в Союз Писателей, а позже – исключить из Союза и тому подобное. Успех другого человека многим трудно пережить. Зависть – звериная сила. Его приняли в Союз писателей в 1960 году. И он, безусловно, заслужил это, творя на грани публицистики и литературы. В творчестве Юльки сложилось это прекрасное соединение – журналиста и писателя. За что он регулярно получал ушаты воды от завистников из того и другого лагеря. И один из первых ушатов холодной воды на него опрокинула газета «Известия», где главным редактором был тогда Аджубей. «Юлиан Семенов, каков он есть» – так называлась статья начала 60-х. Она была выдержана в самых хрестоматийных традициях 30-х годов, вроде бы давно ушедших в прошлое. Громили за всё: за зазнайство, искажение фактов, непрофессионализм и пр. Нечто, очень похожее на донос, но подписанное автором, уж не помню кем. Юлька это очень переживал, мы долго думали, как реагировать – не один вечер ушёл на обсуждение дальнейших шагов, не одна сигарета была выкурена. Потом решили, что надо быть выше этого и лучшим ответом завистникам будут новые, ещё более успешные публикации. Как показала жизнь, это было единственное правильное решение в той ситуации.
Наперегонки с дятлом Я тоже не чужд был зависти, правда, позитивной. Это чувство снедало меня особенно сильно во время наших совместных семейных поездок в Коктебель, куда мы временами наведывались в отпуск. Я приезжал и расслаблялся по полной, для меня отпуск – это святое. Приезжал Юлька, открывал свою пишущую машинку и начинал строчить, вызывая во мне смешанные чувства зависти, недовольства и уколов совести. При этом, если мы договаривались, к примеру, в семь утра играть в теннис, Юлька ровно в назначенное время был на корте и, если я просыпал, будил меня нещадно, не оставляя надежд понежиться в постели в ранний рассветный час. Как-то мой очень близкий друг, замечательный наш режиссер-кинодокументалист Роман Кармен, с которым мы сделали несколько фильмов, в том числе «Пылающий остров» – о Кубе, обошедший экраны многих стран мира, подвиг меня приобрести домик в Пахре – дачном посёлке писателей. Позже я уговорил Юльку сделать то же самое – так мы стали соседями ещё и по даче. Но там он продолжил свои раздражавшие моё самолюбие упражнения: утро, я вижу самый интересный сон, а с соседнего участка уже раздаётся пулемётная очередь Юлькиной пишущей машинки. Однажды я услышал эту очередь аж в шесть часов утра! Я быстро встал, оделся и, преисполненный стремления продемонстрировать Юльке, что я тоже уже «в строю», распахнул окно. И что же я увидел! На дереве сидел дятел и долбил ствол, что по звуку совсем не отличалось от стука пишущей машинки. Юлька долго смеялся, когда я рассказал ему об этом. «Семнадцать мгновений весны» В 1966 году я с семьей уехал в Америку работать собкором АПН и «Литературной газеты» в США. Юлька оставался здесь, в Союзе, но ездил по всему миру. Начал искать Янтарную комнату, много писал, у него роилось в голове множество проектов, сценариев. Он подходил к пику своей популярности – к выходу телесериала «Семнадцать мгновений весны». Беспрецедентный успех и не только в нашей стране, миллионы зрителей, шутки-прибаутки про Штирлица, Мюллера, пастора Шлага, радистку Кэт… Однако для Юльки этот успех имел горький привкус: были награждены все создатели и участники фильма, кроме… автора сценария. Я до сих пор не знаю, как могло так получиться, возможно, подсуетились завистники в окружении Брежнева, но помню только, что Юлька был в шоке. И не в награде было дело, а в глубокой несправедливости, никак уж им не заслуженной. Иногда приезжая в США, он обычно останавливался у меня. В Америке я познакомил его со множеством писателей, журналистов, в процессе общения с ними у него начала зарождаться идея создания международного союза писателей, работающих в жанре детектива, замешанного на внешней политике. Этот жанр был ему, пожалуй, ближе всех остальных.
Юлька и Тёма С середины 1980-х годов наша страна начала меняться самым радикальным образом. Появлялись новые возможности, и Семёнов буквально фонтанировал новыми идеями, в частности, идеей новой газеты. Он искал себе заместителя и остановил свой выбор на Артёме, который был тогда уже очень известным журналистом, его книги, его телевизионные передачи расходились по всему миру. Когда Юлька сделал ему своё предложение, Артём с радостью согласился. Он видел в новом издании возможность развить наиболее близкий ему жанр расследовательской журналистики. Юлька всегда любил Тёмочку, что, впрочем, понятно – его многие любили: он был честным, работящим, надёжным человеком – это не только мое мнение как отца, но и многих, с кем он работал. Его книга «Спрятанная война» стала образцом бескомпромиссности в военной журналистике, он сказал в ней правду о войне в Афганистане: не только поставил под сомнение её правильность, но и показал её бессмысленность. Словом, Тёма оказался тем человеком, который смог сделать по-настоящему новое издание, подняв за два года его тираж со ста тысяч до двух миллионов. Их тандем, к сожалению, был недолгим. Летом 1991 года они ехали с Юлькой в машине на важную встречу, и Юльке вдруг стало плохо, он потерял сознание. Врачи диагностировали инсульт. Артём делал всё, чтобы вернуть Юльку к жизни. Тот прожил ещё почти три года, кажется, всё понимал, но не мог говорить… Только кивал головой радостно или качал ею, не соглашаясь с собеседником… Иногда – плакал… В нашей литературе он занимал особое место. Юлька мог придумывать многое, но то, что он придумывал, не расходилось с исторической правдой. При том, что, как я полагаю, слухи о его свободном доступе к архивам были несколько преувеличены.
Семёнов сегодня Из него так и пёрла свобода. Это проявлялось во всём. В его произведениях, в его личной жизни, в его общении с друзьями. Не верьте тем, кто утверждает, что он выполнял задания спецслужб. Конечно, он хорошо был знаком с их работой, был принят большими чинами. Но кто кого использовал в своей работе – это ещё очень большой вопрос. Семёнов умел пользоваться своим абсолютным обаянием и благодаря этому получать доступ к информации. Если бы он сегодня взглянул на Россию, вероятно, взгрустнул бы, потому что все надежды начала 90-х годов рухнули, всё, что нужно было сохранить, – не сохранили, а всё, что не надо было допускать в нашу жизнь, – допустили. Хотя я уверен, он нашёл бы массу благодатного материала для новых захватывающих детективов, из которых ушлые телевизионщики делали бы сериалы. Я думаю, он был бы понятен и интересен новым поколениям.
Комментарии