Слово о тотальной проституции

Господи, как примитивно и гениально был устроен мир раньше! Мы хохочем над неандертальцами, считая их недочеловеками, а уж они-то знали толк в отношениях. Загнал ты, скажем, мамонта в ловушку, при­нёс с охоты большой кусок парного мяса, кинул его к ногам приглянувшейся самки – и она твоя. В крайнем случае, если имеется конкурент, стыкнулись с ним в честном бою. Проломил супротивнику черепушку дубиной, взял самку за руку и потащил к своей благоустроенной пещере. В итоге все довольны и все смеются. От хитрых и сильных рождается здоровое потомство, а недотёпы вымирают как класс. Жизнь проста и удивительна.

Наверно, вы будете смеяться, но и любви-то промеж мужчиной и женщиной раньше не было. В нашем современном её понимании, конечно. Древнегреческие философы таки исхитрились вычленить любовь эротическую (секс, короче), любовь братскую (агапе) и любовь родительскую. Тем и ограничились. Несколько по­з­же появилось ещё понятие любви к родине, сиречь патрио­тизм, каковой требовал от гражданина возлюбить своё отечество во что бы то ни стало.

Следует отметить, что задолго до рождения Карла Маркса между мужчиной и женщиной уже вовсю господствовали капиталистические отношения, то бишь сугубо прагматические, не зря же проституция по достоинству стала древнейшей из существующих на свете профессий. Женщины ещё на заре цивилизации смекнули, что Природа снабдила их товаром длительного пользования, практически не изнашивающимся от употребления. Причём на женский товар существует спрос устойчивый, в прямом смысле этого слова.

Мужчина изначально устроен как разбрасыватель семени, и сам процесс доставляет ему максимальное удовольствие (это потом уже алкаши и наркоманы обманули эволюцию). Когда с горных круч на мужика налетает изменчивый Эрос, венец творения начисто теряет способность соображать и готов пообещать женщине всё что угодно, лишь бы та подпустила его к источнику кайфа.

Гениальная жиганская песня «Мама, я жулика люблю!» иллюстрирует эти цикличные процедуры исчерпывающе. Всякий из потенциальных возлюбленных героини песни, – будь то повар, делающий котлеты, лётчик, получающий много денег, или доктор, посылающий на курорты, – что-то производит либо занимает достойное положение в общественной иерархии. Девушка же вза­мен всех этих благ предоставляет им в пользование свою вечно конвертируемую валюту. Тем и живёт.

И это правильно. Закон сохранения энергии неопровержимо доказывает нам, что ничего ниоткуда не происходит, на каждый чих должно существовать своё «здравствуйте», а в нашей стране любой труд почётен. Короче, проституция пышно расцвела у всех народов.

Мужчины, конечно, догадывались о несправедливости, которая выпала на их долю: всё-таки в сексе удовольствие получают обе стороны, расплачивается же за него только одна. Ещё древнегреческий поэт Архилох жаловался своим согражданам: «Так бывает: копишь деньги, копишь долго и с трудом – да в живот продажной девке враз и спустишь всё дотла!» Но тут уж ничего не поделать: кому нужнее – тот и платит. (В конце концов, даже старушки, бросающиеся с пачкой купюр на молоденьких жиголят, тоже имеют право на свою пенсионную пайку сладострастия.)

Впрочем, уже на заре цивилизации умные головы придумали, как подкорректировать недалёкую Природу. Если бы дядьки в шкурах только и делали, что бегали по шлюхам с куском мамонтового мяса под мышкой, некому было бы строить города, плавить металл и запускать ракеты. Процесс получения кайфа необходимо было усложнить и затруднить, а потому был учреждён институт брака с его логическим завершением – брачным контрактом. Там-то всё было упорядочено, как в прописях первоклассника: муж предоставляет жене то и другое, пятое и десятое, даёт денежку на воспитание детей и обязуется прилично вести себя в обществе, а жена за всё это даёт ему возможность невозбранно распоряжаться её белым телом. За исключением критических дней, понятное дело.

Всё. Точка. Проституция узаконена и поставлена на службу обществу. Да и то сказать, проституция – сильнейший рычаг, какой Архимеду и не снился в самых смелых грёзах. Я всерьёз полагаю, что идея саратовского губернатора о легализации проституции и официальном открытии бардаков является образцом российского государственного мышления. Если поставить эту силу на службу обществу, наша казна обогатится такими налоговыми поступлениями, прикидывая размер которых нефтяные магнаты удавятся от чёрной зависти и зелёной тоски.

Вообще я думаю, что идею осуждать проституцию подали всё-таки замужние женщины. Очень уж неловко им было наблюдать со стороны, как секс, который они обёртывают в разноцветные бумажки любви, долга и добродетели, уличные женщины продают честно, открыто и по более чем умеренным расценкам. Тогда, стремясь устранить нахальных конкуренток, женщины домашние начали загонять их в гетто красных фонарей, всячески срамить в периодической печати и клеймить жёлтыми билетами. За что, право? Просто фашизм какой-то! Мужчины в этом отношении куда более терпимы к шлюхам, не зря ведь и бордели они назвали домами терпимости. Даже ас Пушкин милость к падшим призывал, а он в интимных делах знал толк.

И в конце концов, как венец всего этого паскудства, в девятнадцатом веке русские придумали любовь, чтобы не платить женщинам, а уже из это­го зловонного корня выросли: «Я встретил вас, и всё...», тургеневские барышни и поэзия Эдуарда Асадова.

Вот на такой жизнерадостной ноте позвольте от исторического экскурса перейти непосредственно к реалиям наших дней.

А ничего, собственно, не изменилось. Да и почему должно было что-то меняться, если по-прежнему услуги оказываются, а плата за них добросовестно взимается, как по электросчётчику? Только сегодня путь от страстного влечения, внезапно вспыхнувшего в гипоталамусе мужского мозга, до самого факта соития настолько плотно ограждён частоколом препятствий, что, право, легче пойти и просто напиться. Уж не в этом ли лежат корни нашего повального пьянства и модной педерастии? Со своим-то братом проще договориться...

Древний новгородец царапал своей соседке берестяную грамоту: «Аз тобе хоцу, а ты мене». Ну и всё, и сладили дело, стало быть. Я же, чтобы затащить понравившуюся мне деву на ложе страсти, должен в течение двух-трёх месяцев показывать ей разнообразные зрелища – от синематографа до хоккея, много и красиво говорить, таскать совершенно непригодные в хозяйстве охапки цветущих растений, а ещё периодически водить её туда, где люди едят на виду у всех. Естественно, ей это необходимо, поскольку женщину питают эмоции и шампанское. Но мне-то зачем? И не денег жалко: я, может быть, за бездарно убитое время совершил бы гениальное открытие, которое со страшной силой облагодетельствует человечество.

Так вот посмотришь на всё это, и в памяти встаёт незабвенный поручик Ржевский, который подкатывал к смазливой барышне и конкретно заявлял ей: «Мадам, разрешите вам впендюрить!?» Да, грубо и цинично, зато вызывает невольное уважение своей прямотой, не завуалированной рюшками и духами.

Тем более, что, как свидетельствует история, впендюрить поручику удавалось частенько...

Далее – везде, на всех этажах нашего общества проституция, маркированная другими этикетками, живёт и здравствует: девушки едут кататься на дорогих иномарках, зная, что в конце пути придётся рассчитаться; секретарша делает минет своему шефу в надежде на повышение зарплаты и особое положение в коллективе; жена поворачивается к мужу спиной в постели, шантажируя его отлучением от секса, ежели благоверный не купит ей новую шубу.

Существуют так ловко закамуфлированные формы проституции, что всякий, указавший на их наличие, незамедлительно будет избит дамскими зонтиками. Одна моя знакомая вознамерилась познакомиться с настоящим немцем, то есть таким, который непосредственно живёт в Германии и является гражданином оной. «Буду переписываться с немцем, - оживлённо щебетала она, - и восстановлю свои навыки в немецком языке, который я основательно подзабыла с институтских времён». Я благоразумно не стал интересоваться, зачем освежать в памяти дойч, не востребовавшийся дотоле ею энное количество лет.

Дама запустила в просторы Интернета свой виртуальный фантом, и вскорости на него пришёл отклик. Правда, клюнувший на призыв оказался всего лишь австрийцем, к тому же нашим эмигрантом, да ещё и с фамилией Баранов, явно далёкой от тевтонского происхождения. Однако мою знакомую сей факт не смутил. «Ну и что, - делилась со мной планами она, - будем переписываться, он станет рассказывать мне о городах Австрии, её природе и обычаях, может быть, даже пригласит погостить...»

Не знаю, стоило ли ей городить огород в виде языковых и географических резонов, ведь в каждом её слове и интонации сквозила вековая тоска Ваньки Жукова: «Милый мой дедушка Ганс Фрицевич, подавись моим телом и ласками, только забери меня отсюдова, я не могу и не хочу жить в этой стране!» Впрочем, евреев и немцев как средство передвижения через границы СССР мы проходили уже давно...

Лучшие друзья девушки – бриллианты. Это общеизвестно. Однако они, как и все прочие материальные блага, находятся в руках правящего класса – мужчин. Феминистки уже два столетия лезут из кожи вон, чтобы самим захватить командные высоты общества, однако этому упорно препятствует разница в устройстве мозга. И потому женщинам удалось пока лишь завоевать право стоять у станка (типа – «Подруги, на трактор!») либо таскать шпалы на железной дороге. Всем же прочим дамам остаётся идти в услужение к самцам, в обоюдное рабство законного брака.

Брак – это вообще очень сильно затянувшийся половой акт: хотел попробовать чуть-чуть и для удовольствия, а попал в капкан, как минимум, на несколько лет. Было бы замечательно – сохранись у нас патриархальная семейная модель с её чётко установленной иерархией и столетиями отрепетированными ролями. Ан нет её! Распад традиционной семьи движется во всём мире семимильными шагами, она всё больше замещается гражданским браком, в котором обязанности сторон прописаны слабо, а, стало быть, к исполнению не обязательны. И вообще – приветствуется партнёрство в отношениях. Вот женщина, на манер спарринг-партнёра, и пытается постоянно на семейном татами вылезти из-под мужчины, навязав ему свою волю и мировосприятие.

Когда сиреневый туман сексуального помрачения и взаимовозвышения влюблённых закономерно рассеивается, мужик, почесав в затылке, начинает задумываться (во когда!): а правильно ли поступил я, променяв обилие легкокрылых и недорогих фемин на тяжкий хомут единобрачия? И слава Богу, если жене достаёт терпения, понимания и душевного благородства, если она способна разнообразить быт и постель, – тогда супруги имеют шанс прожить долго и счастливо. Но обычно женщина действует по мозговым лекалам хренового коммерсанта, вкладывающего рупь и мечтающего получить на этом миллионные барыши.

Тут-то брак и обращается для мужчины в проституцию самого низкого пошиба, как в гастрономе советских времён: или отдай свои кровные за единственную на витрине колбасу из туалетной бумаги, или пшёл вон голодным. Времена, правда, уже не те, за супружескую измену не судят, в партком не потянут, и неудовлетворённый муж, выполнив перед женой все предписанные этикетом приседания и пожертвовав ей часть кровных денег, включит левый поворот и пойдёт к работящим девчонкам, которые со знанием дела и затейливо потрудятся под ним. Тоже за деньги, само собой. Тупой платит дважды.

А что же делать одиноким женщинам, не имеющим возможности проституировать на законных основаниях? Небольшая часть их подаётся в бизнес, возит ширпотреб из Китая, открывает турбюро и агентства недвижимости, короче, трудится, как порядочная ломовая лошадь. Их самодостаточность делает им честь, но в психике деловой женщины, если она строит свой бизнес настоящим образом, через некий период времени проявляется всё больше маскулинных признаков: в материальном плане такая дама имеет всё, однако мало нуждается в семейном тепле, а самца услады ради может просто прикупить на время. Налицо – регрессивный процесс обращения трепетной лани в коня педального.

Женщины же менее талантливые и для бизнеса непригодные (коих большинство), но с теми же потребностями, заводят себе содержателя, который на их птичьем мимикрическом сленге нынче именуется спонсором. Как правило, это дядя много выше среднего – в летах, и сильно ниже среднего – в половых возможностях. Но у него, кроме большого живота, имеется ещё и большой кошелёк, искупающий все прочие недостатки. Спонсоров стесняются, в тесном женском кругу смеются над ними и гиперболизируют их недостатки, но стоит нужде костлявой рукой стукнуть в дверь одинокой дамы, как та моментально припоминает ласковые обозначения своего текущего спонсора и начинает вызванивать его по всем каналам связи.

При кажущейся необременительности такого рода связи, она однозначно недолговечна: спонсор платит деньги лишь до тех пор, пока женщина ему не приелась. Вообще любой мужик – при всей ограниченности его душевного ус­тройства – подобные вещи чувствует чётко, и если видит, что женщину интересуют исключительно его материальные возможности, – никогда не возьмётся строить с ней серьёзных отношений.

Мораль сей басни такова: если весь смысл человеческой цивилизации состоит в том, чтобы обставить удовлетворение самых естественных потребностей необычайным количеством условностей, душевных и материальных затрат, то дайте мне шкуру, и я удалюсь в свою пещеру...