Дурь

Женя Ройзман меня навсегда покорил одной фразой. Сказал он ее лет 12 назад, когда я, начинающая еще тогда журналистка, приехала делать репортаж о начинавшемся тогда фонде «Город без наркотиков».

Везет меня Ройзман на своем джипе, крутит баранку и рассказывает: «Ну тут пошли мы к этому барыге, сломали ему ногу…» Я не выдержала и говорю: «Женя, а ты понимаешь, что сломать барыге ногу может только бандит?» «Почему? — удивился Ройзман. — Я думаю, что это должен сделать каждый честный человек».

Я еще одну историю расскажу.

Была она в 2003-м, когда Ройзман шел одномандатником в Думу, и наркоторговцы в погонах навалились на него со страшной силой. И разгромили Женский реабилитационный центр фонда в Екатеринбурге. А у Ройзмана в центре этом воспитательницей, надзирательницей — уж не знаю как сказать — была простая женщина Елена Ивановна.

Сын Елены Ивановны был наркоман, вынес из дома всё. Его запирали, стыдили, ничего не помогало. Один раз родственники отвезли его на дачу да и заперли — а он возьми и повесься. Пугал, но не рассчитал. После этого Елена Ивановна сошла с ума. Буквально. Часами сидела на могилке сына и билась о землю головой.

А потом она услышала, что вот где-то судят наркоторговку, и делается это по материалам расследования фонда. Она пошла на этот процесс, где Ройзман давал показания, и рассказала ему свою историю. И говорит: «Мой сын уже всё, но если я чем-то могу быть полезна фонду, то пожалуйста».
И вот, когда создали Женский реабилитационный центр, она пошла в центр работать. И туда привозят очередную наркоманку. Наркоманку привезли родители, и та, как обыкновенно, начала биться в истерике, требовать: «Дайте уколоться» — и в числе прочего, на глазах нескольких десятков людей, когда ей дури не дали, прикованная наручниками, для виду оборачивает вокруг своей шеи ремешок и орет: «Я тогда удавлюсь!»

И тут у Елены Ивановны — перемкнуло. И она ее от этого ремешка оттащила и отлупила порядочно.

Это я к тому, что, когда центр разорили и менты добывали показания на Ройзмана, вот эта сучка-наркоманка написала, что ее в центре били и что она от издевательств над собственной свободной личностью попыталась покончить с собой. И Елена Ивановна чуть-чуть не села: несколько дней ее в СИЗО продержали.

Всего в центре было 40 наркоманок. От них, угрозами и шантажом, было получено 23 заявления на фонд. Через четыре года дело было прекращено за отсутствием состава преступления. К этому времени из сорока девушек в живых и на свободе осталось восемь.

Знаете, почему именно реабилитационные центры фонда возбуждают такую звериную, такую страшную ненависть наркоторговцев в погонах? Потому что в этих центрах лечение неотделимо от оперативной деятельности. Потому что первое, что делает наркоман, придя в центр, — он пишет, где, когда, у кого и по скольку покупал дурь.

Казус Ройзмана заключается в следующем. 13 лет этот человек борется с наркотиками. За эти 13 лет смертность от передоза в Екатеринбурге упала в 10 раз, проведено 4 тысячи операций по пресечению наркоторговли, посажены сотни наркоторговцев и десятки ментов, их крышевавших.

Сначала Ройзману доверия было мало: мол, мало ли какие у него мотивы, опять же — менты везде со страшными глазами рассказывали, что это ОПС «Уралмаш» решила истребить конкурентов. Потом за 13 (!) лет непрестанной войны с властью ни малейшего доказательства этой геббельсовщины не обнаружилось, а вот, наоборот, доказательств пособничества ментов наркоторговле фонд нарыл сколько угодно.

Потом влияние Ройзмана стало расти. Потом был Егор Бычков — это когда прокуратура Нижнего Тагила положила под сукно 140 (!) дел изобличенных наркоторговцев, но попыталась закрыть одного борца с наркоторговлей.

Потом была Сагра — когда всё, что говорил Ройзман — что нападавших было тридцать, а не пять, что в милицию сагринцы звонили, что бандитов организовал цыган, отбывающий в лагере срок за наркоторговлю, — всё, буквально всё подтвердилось. А всё, что несли менты — что нападавших было типа пять человек, что сагринцы не звонили в милицию, и пр., — оказалось враньем. И тогда выяснилось, что авторитет Ройзмана возрос настолько, что он способен вызвать разбирательство на федеральном уровне.

И, конечно, Сурков не может упустить такую возможность. Раньше он пугал державных пациентов своего сумасшедшего дома «оранжевыми» революциями, теперь будет пугать Ройзманом: и чем больше он будет пугать, тем реальнее будет становиться угроза.

И мне ужасно интересно — чем именно сурковские хомячки собираются скомпрометировать Ройзмана?

Тем, что он сел в 17 лет? Тем, что ломал чеки?

Идиоты, вы что, не понимаете? Вы рассказываете о парне, который в 14 лет ушел из дома! Который прошел огонь, воду и медные трубы. Который мог стать бандитом, бомжем, мог спиться, сколоться — а он вырос, стал настоящим мужиком и 13 лет борется с наркотиками. Вы знаете, кого вы описываете, идиоты? Вы описываете путь современного Максима Горького. Путь со дна — в борцы за счастье трудового народа. Вы рождаете новую политическую звезду федерального уровня.

И, кстати, о Горьком. Я очень надеюсь, что весь этот сурковский пиар сослужит Ройзману хорошую службу и какое-нибудь московское издательство переиздаст его книжку «Город без наркотиков» — жуткое и вместе с тем уморительно смешное, чуть приблатненным, чуть зощенковским языком написанное собрание бюллетеней фонда. Ройзман действительно очень талантлив литературно. Не зря он мне как-то рассказывал о своем отрочестве времен огня, воды и медных труб: «Наломаешь чеков, пойдешь в букинистический, купишь книжку — и в номер: читать, читать, читать».

Юлия Латынина