Конъюнктурные кризисы и революционный кризис капитализма

Не осталось, пожалуй, ни одного благородного рыцаря среди мировых империалистских политиков, или их "демократических" мальчиков для побегушек, который не выражал бы своего возмущения циническим отношением большевиков к заповедям морали. Британские консерваторы, которые не моргнув глазом пустили в оборот "письмо Зиновьева", русские либералы, которые пытались задушить революцию при помощи подлейшей клеветы против большевиков, правящие классы Франции – с их панамой, дрейфусиадой, устрикиадой, с их руководящей газетой "Temps", – все они, как нельзя более призваны обличать безнравственность большевиков, противопоставляя им высокие образцы легальности и правдивости.

На самом деле ложь в политике, как и в быту, есть функция классового строения общества. Ложь угнетателей есть система отуманивания масс для поддержания своего господства. Ложь угнетенных есть оборонительное орудие слабости. Революция есть разрыв социальной лжи. Революция правдива. Она начинается с того, что называет вещи и отношения их собственным именем.

Для рутинеров империалистской лжи революционные марксисты представляют собою партию "демагогии". Между тем Марксу, который всю жизнь посвятил изучению глубоких социальных процессов, анализируя под микроскопом клеточку общественного организма, демагогия была противна, как ученому медику – зазывание базарного знахаря. Ленин, с его глубоким революционным реализмом, представляет собой политический тип, прямо противоположный демагогу. Ибо что такое в самом деле демагогия? Сознательная игра с мнимыми величинами в политике, раздача фальшивых обещаний, утешение несуществующими воздаяниями. Не является ли в таком случае основным учреждением демагогии церковь, которая за восковую свечку обещает вечное блаженство на всем готовом? Между тем церковь, как правильно и метко сказал Ллойд-Джорж, является центральной силовой станцией, питающей все партии порядка. Но и чисто политические программы капиталистических партий насквозь проникнуты духом сознательного обмана. Демагогией людям порядка кажется разрушение их традиционной лжи. Революция, которая есть наиболее беспощадное обнажение противоречий общества и его фальши, представляется людям порядка извержением демагогии. Так в сознании меньшинства, которое строит свое благополучие на подавлении и духовном закабалении большинства, все отношения переворачиваются вверх дном.

Но сама революция не есть целостный и гармонический процесс. Она полна противоречий. Она развивается не иначе, как делая после двух шагов вперед один шаг назад. Она сама поднимает новый правящий слой, который стремятся закрепить свое привилегированное положение и склонен видеть в себе не временное историческое орудие революции, а ее завершение и увенчание. Периоды идеологической реакции, которая не раз в истории шла параллельно с экономическими успехами, вызывают необходимость ревизии революционных идей и методов и создают свою условную ложь. Таков смысл той исторической фальсификации, против которой направлена настоящая книга.

Будучи не в силах вести политику в духе традиций партии, эпигоны занялись переделкой традиций применительно к потребностям своей политики. Так называемая борьба против "троцкизма" выросла из бюрократической реакции против Октябрьской революции и стремления к национальному покою. Фальсификаторская переделка прошлого вовсе не была делом личной интриги или групповой склоки, как это изображает обыкновенно банальная буржуазная историография.

Дело шло о глубоком политическом процессе, имеющем свои социальные корни. Как американские буржуа, ведущие нередко свое происхождение от британских каторжников, испытывают, после известного числа миллионов, потребность создать себе почтенную родословную, по возможности восходящую к шотландским королям, так поднявшаяся над революционным классом бюрократия не могла, по мере упрочения своих самостоятельных позиций, не испытывать потребности в такой идеологии, которая оправдывала бы ее исключительное положение и страховала бы ее от недовольства снизу. Этим объясняется тот гигантский размах, который получила перекройка, перелицовка и прямая подделка еще совсем свежего революционного прошлого.

Противоречия хозяйственного процесса и мировой обстановки не дают, однако, бюрократии мирно почить на лаврах национального социализма. Метания официальной политики препятствуют выработке как новой теории, так и новой традиции. При каждом большом историческом зигзаге приходится переделывать историю заново. Таких больших переделок было три.

Первая производилась в течение 1923-1926 гг. так называемой "старой гвардией", незыблемыми, стойками и непреклонными учениками Ленина. Напомним состав основного ядра старой гвардии: Зиновьев, Каменев, Сталин, Рыков, Томский, Бухарин, Куйбышев. История партии переделывалась для потребностей этого периода главным образом Зиновьевым.

В 26-м году на сцену выступает новая оппозиция: Зиновьев, Каменев, Крупская, Сокольников. История прошлого заново пересматривается блоком Сталина-Бухарина с таким расчетом, чтобы, сохраняя основной курс на разгром "троцкизма", разжаловать задним числом часть "старой гвардии", возглавляемую Зиновьевым-Каменевым, и возвеличить другую ее часть, возглавляемую Сталиным-Бухариным. Теоретиком этого периода является Бухарин, в качестве историка дебютирует Ярославский. Но он остается пока что историком блока центристов и правых. Бухарин еще "лучший теоретик" после Ленина, Рыков – старый надежный большевик.

В 1929 году, после разрыва сталинцев с правыми, теория и история перестаиваются в третий раз. Сталин выступает теоретиком. Ярославский специализируется на пересмотре и исправлении истории. Задание имеет до последней степени ограничительный характер: надо доказать, что никакой "старой гвардии" в прошлом не было, а был Сталин; кроме него существовал лишь ряд оппортунистов и штрейбрехеров, которые, по неизвестной причине, руководили Центральным комитетом большевистской партии.

Каждый новый вариант прошлого не только дополнял, но и разрушал предшествующий вариант. В результате официальная история партии и революции представляет собою, сейчас свиток, исписанный во всех направлениях разными писцами, мало заботившимися Друг о друге, отчасти – одним и тем же писцом, мало заботившемся о том, что им написано вчера.

Расшифровка последовательных наслоений фальсификации партийного прошлого могла бы представить в своем роде поучительную работу. Наша задача скромнее. Мы восстанавливаем самые основные факты и документы, легшие в основу противопоставления троцкизма и ленинизма: не забудем, что при всех своих превращениях и изменениях идеология эпигонства пытается все же держаться на этой основной антитезе.