«Развели либерализм!»

Меня поймали в коридоре. В конце рабочего дня. По тональности и отдельным оброненным словам мне показалось, что дело серьезное. И мы с воспитательницей назначили встречу на следующий день, в субботу.

Воспитательница работает в новой группе — одной из тех, которые создаются на месте выведенного отделения реабилитации. Сама воспитательница работает уже не первый год. Проблема сфокусирована вокруг одного из подростков в ее группе. По той картине, которая рисуется перед моим мысленным взором, подросток — исчадие ада, абсолютно не контролирующий себя, склонный к сексуальным перверсиям, «может ударить в любое мгновение», «и другие его могут ударить», «а кто будет отвечать?» — короче, полный кошмар. Фон к описанию подростка: «Мы должны что-то сделать. Чтобы не случилось чего-нибудь, чтобы не пострадала репутация детского дома» и «Вы, вот, все за детей. Объясните, а что я должна делать?», какие-то слова про «либерализм», который «тут развели» и проч.

Когда я спрашиваю, что же она думает, надо сделать, начиная с «не знаю», воспитательница переходит к словам о том, что «пользы от него государству никогда не будет» и «надо дать ему такой препарат, чтобы...». Чтобы он никогда и ничего не смог. На этом месте я ее попросил не продолжать дальше, поскольку то, что она начинает говорить, — это проповедь фашизма.Из беседы мне помогла выйти главный врач, дежурившая в этот день. Она случайно зашла в группу, где шла наша беседа. Ей-богу, врач меня спасла, поскольку при том потоке агрессии, который лился в мой адрес, я уже и сам был готов перестать отвечать за свои поступки.Воскресенье и понедельник я переваривал субботний разговор. Во вторник написал служебную записку директору (директор просит, чтобы не ограничивались «просто» разговорами).Один из контекстов моего сообщения директору был в том, что заниматься социальной работой в ситуации, когда детям, «от которых пользы никогда не будет, дадут ТАКОЕ лекарство...», я не вижу никакого смысла.

А я его действительно не вижу.

Директор, надо отдать ему должное, был скор и решителен. Остановил меня, вызвал главного врача, зама по учебно-воспитательной работе, выслушал их оценки ситуации и, не откладывая надолго, назначил собрание воспитателей.

Собрание состоялось. Скорее, это была «игра в одни ворота».Говорил директор, давал слово мне, воспитатели подавали отдельные реплики. В целом, с точки зрения управляемости, собрание прошло в управляемом режиме. Вопрос в том, внесло ли то, что говорилось, хоть какую-то ясность в головы участников. Понятно, что воспитатели услышали позицию руководства. И это уже хорошо. Но услышать и принять — две большие разницы.Размышления о ситуации не оставляют. Понятно, что, кроме личных особенностей, которые, конечно же, как и у всякого человека, у этой воспитательницы есть, за всем этим стоит более общая проблема.

Воспитатель оказался в ситуации, когда он не знает, как ему поступать. Советоваться, спрашивать коллег, которые работают рядом? Не надо долго работать в детском доме, чтобы понять, что это не входит в культуру организации. Просить помощи у специалистов? Так специалисты — они все сидят, как правило, «в креслах начальников» и проверяют/понукают. Какой уж тут совет. Тоже часть культуры. От беспомощности рождается агрессия, оформляемая идеологией. Уж чему тут удивляться, что идеология получается фашистская?

Проблемы все, в общем-то, известные. Только вот делать-то что с этим? Думаю, рассказываю, спрашиваю... Вот и вас спрашиваю.

P.S. Слушал, едучи в транспорте, «Воскресный педсовет» на «Эхе Москвы» и думал: «Да, и что же я переживаю про детский дом. У обычных детей, с родителями, всеми правами... страх от посещения образовательно-воспитательных учреждений, где на них орут, давят, загибают, зашкаливает. У детей формируются системные мышечные зажимы, приводящие к развитию соматических заболеваний».

( Цикл: Павловский детский дом)