Искусство жить с подростком

Сколько длится кризисный подростковый возраст? Год, два? У моей дочери затянулся на три. Эти три года дались нам тяжелее, чем весь остальной период её роста и взросления. Как-то в один миг милая девочка в розовом платьице, умница, мамина и папина радость превратилась в неприглядное на вид, раздираемое противоречиями существо. В котором явно, как больше ни в одном возрасте, происходит борьба добра со злом. А мы оказались совершенно не готовы к этим метаморфозам.

Толстая пепельная коса до попы ушла в неизвестность. Во внешности преобладает чёрный: волосы выкрашены в чёрный цвет и сожжены от ежедневного выпрямления, глаза густо обведены чёрным карандашом, ногти выкрашены чёрным лаком. В брови пирсинг. Против пирсинга мы стояли насмерть, пока не было заявлено, что, наш запрет, в принципе, не проблема, и что «одна девочка в школе прокалывает всем все места катетерной иглой». Пришлось отвести в косметологический кабинет. Там хотя бы заразу не занесут.

Причём, все подружки, которые появляются у нас в доме точно такие же. Стадный подростковый инстинкт. Не можем отличить Таню от Светы. Как говорит наш папа: «Водит одну и ту же, а называет разными именами».

Полнейший нигилизм. Порой мне кажется, что весь мир существует для неё только в чёрно-белом цвете.

-Даша, ты почему перестала ходить в танцевальную студию?

-Бальные танцы пусть лохи танцуют.

Слово «лох» становится наиболее употребляемым: книги для лохов, для них же учёба, лохи одноклассники, учителя, соседи, и вообще из лохов состоит весь мир. Даже лучшая подруга Иринка наполовину лохушка. Я подозреваю, что и мама с папой состоят в этом списке.

Растёт со скоростью звука. Как водится, сосуды не поспевают за ростом тела. Упала в обморок на улице, не может ездить в транспорте – бледнеет, кружится голова, покрывается испариной. По устоявшейся недавно традиции молочные продукты, овощное рагу и каши – для лохов. Из еды признаёт только пиццу. На истраченные на эту ерунду деньги мы бы уже могли открыть пиццерию. На закуску к пицце усиленно кормлю витаминами и микроэлементами.

Изучаем с мужем книги по возрастным особенностям подростка. Качаем рекомендации с Интернета. Читаю рекомендацию: «Родителям подростка нужно проявлять внимание к его интересам».

В соответствии с рекомендациями пошли навстречу интересам: купили торбу с изображением дьявола и бандану со скелетами. Целыми днями слушаем РЭП. Через два месяца бандана ушла в неизвестном направлении, в торбе бабушка возит овощи с дачи. Срочно нужна гитара. Купили гитару, заплатили учителю. Через три месяца уроки игры на гитаре надоели, гитара валяется на антресолях. Но, по- прежнему слушаем РЭП. Я уже начала в нём разбираться. Поэтому обсуждение исполнения происходит на достойном уровне.

Всех нас вызывают в школу. Срочное, внеплановое родительское собрание. Мы идём, прекрасно зная, что услышим. А не услышим мы ничего хорошего. Произошло ЧП. На школьный вечер наш 8 «А» явился пьяным. Причём, класс дружный, поэтому пили все: от последнего двоечника до первой отличницы, надежды семьи и школы. Учителя звонили родителям, до кого не дозвонились – развозили детей сами, двоих учеников увезли в больницу.

Мы сидим на собрании, трясясь от ужаса. И не обижаемся на слова учителя. Да, Вы нас предупреждали. Да, Вы нам говорили. Мы всё понимаем: и дети днём сами себе предоставлены, и проблемами их нечасто интересуемся, и в школу нас не дозовешься. И все наши оправдания, что жизнь эта собачья, когда вынужден работать с утра до ночи, чтобы жить не хуже других, чтобы этого же паразита одеть, обуть, купить новый компьютер и мобильник… Все наши оправдания ничто, по сравнению со здоровьем и счастливым будущим наших детей. Они сидят по домам и, протрезвев, тоже трясутся от осознания содеянного. Выпоротые, посаженные под домашний арест, лишённые карманных денег (у кого из родителей, на что фантазии хватило).

Мы смотрим на учительницу с надеждой и упованием, поскольку осознаём, что это единственный человек, кроме нас, которому не наплевать на наших детей. Мы понимаем, что Вы устали, что Вам пора на пенсию. Но, если Вы уйдёте, вдруг на Ваше место придёт такая, которой будет именно наплевать. Мы помним, что за все годы обучения Вы не приняли от нас ни одного подарка. Но, что Вы хотите, чтобы мы для Вас сделали? Только доработайте с нашими детьми, доведите их до выпуска.

На следующий день по распоряжению директора велено всем малолетним пьяницам явиться на беседу в наркологический диспансер. С родителями. Едем  через весь город. Из окон стационара слышим крики боли – ломка у наркоманов. Пока ждали доктора, рассматривали в коридоре заспиртованную печень алкоголика и лёгкие курильщика. Дашка рыдает со страха от полученных впечатлений. Нарколог, выяснив, сколько раз моя дочь приходила домой в нетрезвом состоянии, выставил меня за дверь. Разговор шёл наедине с Дашкой. По дороге домой она обещает, что пить, курить, колоться никогда в жизни не будет.

Я веду себя недостойно: всё время подслушиваю, подглядываю. Но, кто предупреждён, тот вооружён. Чувство тревоги становится моим постоянным спутником.

Подслушиваю Дашкин разговор по телефону с Иринкой. Собираются встретиться с каким-то Лёшей и Димой, поедут куда-то с ними на машине. Делаю вид, что ничего не слышала. Дашка ходит вокруг меня кругами, потом начинает отпрашиваться. Надо отдать ей должное – частично говорит правду: пошла гулять с мальчиками. В ходе беседы, тонкости которой позавидовал бы международный дипломат, выясняется, что с Лёшей и Димой познакомились вчера, что девчонки приглашены в поездку за город, что Диме и Лёше по двадцать лет, и вообще они классные. Мой вердикт: «Я тебя не отпущу, потому что…».  Привожу кучу доводов. В ответ возмущённый вопль: «Я всё равно уйду». Нет, девочка моя. Я понимаю, что человек должен учиться на своих ошибках. Но я, твоя мама, не могу допустить, чтобы ты совершала ошибки, которые будут стоить тебе здоровья, а может быть и жизни. Я не знаю, может эти Лёша и Дима дивные люди и обожают просто так катать по просёлочным дорогам четырнадцатилетних девочек. Но, у меня нет возможности это проверить. Поэтому я просто тебя не отпущу. Дашка бьётся в истерике: «Тогда я отравлюсь». Я: «Травись». Она хватает аптечку. У меня одна мысль: «Она не посмеет». Дашка рвёт упаковку с парацетамолом, запихивает в рот таблетки. Я, обезумев, начинаю её бить, хлещу по щекам, по чему попаду. Она воет и вырывается.

На следующий день идём к психологу.

Та разговаривает со мной, потом с Дашкой. Подводит итог: «Нельзя внушать ребёнку чувство страха. Она не должна бояться садиться в незнакомые машины, знакомиться на улицах. И вообще, нужно настроить дочь, что первый сексуальный опыт – это ерунда, на которую не стоит обращать внимания». Спасибо, конечно, за совет и потраченное время.

Через неделю идём на похороны. Скончалась Дашина одноклассница. Лейкоз. Ещё полгода назад девчонки рассказывали, как у Маши после больницы начали отрастать бровки, ресницы и волосы. Что они по вечерам сидят с Машей на лавочке в парке. Что пока её перевели на домашнее обучение, но, как только она окончательно выздоровеет снова придёт в класс. Не выздоровела.

Стоим на отпевании в церкви. Наши плачущие дети со свечками в руках, вдруг наяву осознавшие, что человек смертен. Не старик, не сосед, а твой одноклассник, с которым только недавно носились по коридорам школы. Мы, родители, в глубокой скорби, но с одной тайной мыслью: «Пусть минует меня чаша сия». Потому что нет на свете ничего страшнее, чем хоронить своего ребёнка. Машина мама закоченела. Папины рыдания переходят в крик.

Дашка мне: «Извини меня за таблетки».

«Господи, спаси и сохрани нас».

Приходит после школы с подружкой Иринкой. Не ожидали меня застать дома. Обе в слезах, косметика размазана. Что случилось? Девчонки из 11 класса поймали за школой, отобрали деньги, напинали (не очень больно, но обидно). Сказали, чтобы завтра принесли по 500 рублей. Если не принесут – заработает счётчик, и бить будут уже по-взрослому. Я собираюсь в школу поднимать учителей, директора, социального педагога и милицию. Иринка умоляет: «Пожалуйста, не ходите, если узнает мой папа, он меня убьет». Я недоумеваю: «За что убивать-то, ты же ни в чём не виновата?» Иринка: «Он сказал, что я ему надоела со своими проблемами». Понятно, значит, общественность привлекать нельзя. Вечером приходит с работы муж, вводим в курс дела. Узнав от Дашки, где тусуются эти девицы, идёт на разборки. Возвратившись, заверяет: «К вам они больше не подойдут». Папа у нас за последнее время уже собаку съел на урегулировании отношений с местной шпаной, поэтому мы успокаиваемся.

Звонит классный руководитель: «Что с Дашей? Она четвёртый день не посещает школу». Но, позвольте, как же? Каждое утро с деньгами на обед и поцелуями «на дорожку» наша дочь отправляется на уроки. Устраиваем Дашке допрос. Оказывается, вместо школы она целыми днями болталась по городу. Пренебрегая рекомендациями, орём на дочь и обещаем все кары. Вечером она идёт вынести мусор и пропадает. Сотовый не отвечает. У меня есть список телефонов всех подруг, одноклассников и знакомых дочери. Обзваниваем, нигде нет. Бежим с фотографией в отделение милиции, пишем заявление. Пропавших детей начинают искать сразу. Всю ночь у нас в квартире звонки: приезжает милиция, прокуратура, составляют акты, допрашивают. Инспектор по делам несовершеннолетних нас успокаивает: «Не волнуйтесь, найдём. Подростки убегают часто». Часам к 10 утра Дашка нашлась сама. Ночевала у какой-то знакомой девочки (у меня в списке её не было), потому что обиделась на нас. Ну, что сказать, она нас сделала. Миримся, на другое уже нет сил. Едем в милицию, даём отбой. Потом в течение месяца по вызовам ходим к участковому (на профилактическую беседу), в прокуратуру (выяснять, было ли той ночью сексуальное насилие на квартире подруги), в инспекцию по делам несовершеннолетних (штраф за недолжное исполнение родительских обязанностей), в милицию (для постановки на учёт). Во всё этом есть и хорошая сторона – Дашка осознаёт, что обида на родителей обходится слишком дорого.

После этого случая меняю график работы, чтобы провожать дочь в школу, а потом встречать.

Смотрим фильм «20 лет спустя». Там у мамы семнадцать умных, красивых, послушных детей. Дашка мне: «Вот видишь, у неё семнадцать, а вы с одной справиться не можете». Вздыхаю.

Хамит и огрызается. На любую просьбу, обращение, попытку к контролю получаем в ответ: Отстаньте от меня, Что вы всё время лезете ко мне, Сама знаю, Вас не спросила, делаю, что хочу. И даже такое: Кто вы мне такие, чтобы указывать? Папе достаётся реже – его всё-таки побаивается.

Соседка рассказала, что каждое лето наша епархия организовывает летний лагерь для детей. Еду в церковь, нахожу отца Александра. Всё, ребёнок записан в лагерь на две недели. Лагерь расположен где-то за городом, на поляне возле леса. Жить будут в палатках. Питание костровое. Умываться в ручье. Дисциплина железная: в день приезда досмотр личных вещей, если нашли хоть одну сигарету – на автобус и домой. Если заметили парочку, склонную к уединению – домой. Дочь пообещала: «Я всё равно оттуда сбегу». В первый день Дашка позвонила из лагеря восемь раз, и, в слезах умоляла забрать её: в палатке ползают какие-то жуки и негде вымыть голову. Во второй день я позвонила ей сама. Дочь сонным голосом сказала, что спит, поскольку занималась строевой подготовкой до двух часов ночи за несанкционированное хождение по лагерю после отбоя, но, в немедленном отъезде домой уже сомневается. Пожалуй, ещё денёк тут поживёт. Забрали её после окончания смены пребывающую в диком восторге и в слезах от расставания с лагерем. Выяснилось, что самый вкусный завтрак – это манная каша на воде сверху залитая сгущёнкой, даже если несколько жуков в миску попало, то не страшно, а даже ещё вкуснее. Очень интересно мыть котлы после обеда в ручье, а потом там же мыться самим. Очень классно лазить  через овраги в альпинистском снаряжении и ходить купаться за семь километров. По вечерам отец Александр рассказывал, что нужно уважать родителей, об отношениях между мальчиками и девочками. Пели песни под гитару о России, о дружбе.

После этих восторженных рассказов мне подумалось, что, поистине, мы создаём  проблемы своим детям сами. Оказывается, как мало им нужно для счастья.

Быть родителем подростка сложно. Но, труднее всего самому ребёнку. Вот и собираются они в стаи, чтобы отгородиться от мира. Им, кажется, что всё знают о жизни, только глупые взрослые мешают им стать счастливыми. А столкнувшись с действительностью кричат: «Мама!», и снова становятся беззащитными малышами.

            Дашка укладывается спать. Я сажусь рядом. Дашка: «Мама, спой мне песенку, как будто я маленькая». Пою: «Люленьки-люленьки, прилетели гуленьки, сели гули на кровать, стали Дашеньку качать».

Дочка засыпает. Разжимаются вечно сжатые кулаки. Как же тебе тяжело, моя милая, потерпи, это скоро пройдёт.