Осип Мандельштам, талантливый поэт, в 1933 году написал довольно глупое, слабое, провальное  стихотворение про «кремлевского горца». И весьма оскорбительное для того, о ком в стихотворении шла речь.

Чем было вызвано стихотворение, можно только догадываться. Возможно, личным ожесточением, внутренним соцзаказом,  желанием блеснуть красным словцом, которое и отца не щадит, покрасоваться: экий я – отчаянный! А может, все эти мотивы сошлись в одной точке, обрушились потным валом вдохновения и породили это странное стихотворение. Но чего в нем точно не было – так это красного словца. Была черная грязная мутная жижа невнятных слов.

Уже первая строка была исполнена болезненной претензии на собственную исключительность: «Мы живем, под собою не чуя страны». Вдумайтесь: автору хотелось чуять страну под собой. Не над собой, не вокруг себя, не в себе, не рядом с собой, а именно под собой…

А дальше об этом тексте судите сами. Вот он.

***

Мы живем, под собою не чуя страны,

Наши речи за десять шагов не слышны,

А где хватит на полразговорца,

Там припомнят кремлёвского горца.

Его толстые пальцы, как черви, жирны,

А слова, как пудовые гири, верны,

Тараканьи смеются усища,

И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,

Он играет услугами полулюдей.

Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,

Он один лишь бабачит и тычет,

Как подкову, кует за указом указ:

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.

Что ни казнь у него - то малина

И широкая грудь осетина.

Кремлевский горец, Сталин, сам будучи талантливым поэтом и человеком наделенным весьма тонким эстетическим чутьем, прочитал не только это, но и другие стихи Мандельштама, который уже был арестован.

Сталин вмешался. Дал указание сохранить Мандельштама. Совсем освободить его от ответственности, видимо, не мог даже он. Потому что слишком много людей знали об этом стихотворении Мандельштама и о его постоянных резких высказываниях не только о Сталине, но и государстве. Лобовое противостояние в те времена не прощалось никому.  

До ареста Мандельштам читал это стихотворение всем подряд. И очень многие отчетливо видели слабость текста.

Как писала жена автора Надежда Мандельштам, Илья Эренбург не признавал стихов о Сталине, называя их "стишками", случайными в творчестве О. Мандельштама. 

Еще резче выразился Борис Пастернак. Выслушав стихотворение из уст автора, он просто отказался обсуждать его достоинства и недостатки: "То, что вы мне прочли, не имеет никакого отношения к литературе, поэзии. Это не литературный факт, но акт самоубийства, которого я не одобряю и в     котором  не хочу принимать участия. Вы мне ничего не читали, я ничего не слышал, и прошу вас не читать их никому другому".

Но Мандельштам не внял совету Пастернака. Хотя наверняка прекрасно понимал, что, сочиняя, а, тем более, читая это стихотворение вслух, хотя бы и самым надежным слушателям из числа своих знакомых, он совершает акт самоубийства.

И все же Сталин смягчил участь Мандельштама. Более того, это стихотворение вызвало интерес вождя к поэту. Сталин, желая сопоставить свое вполне профессиональное мнение о нем с мнением другого профессионала, позвонил Пастернаку. Существует несколько версий этого исторического разговора. Говорят, что ближе всех к истине запись Анны Ахматовой. Вот эта запись:

         «Сталин сообщил, что отдано распоряжение, что с Мандельштамом всё будет в порядке. Он спросил Пастернака, почему тот не хлопотал. «Если б мой друг попал в беду, я бы лез на стену, чтобы его спасти». Пастернак ответил, что если бы он не хлопотал, то Сталин бы не узнал об этом деле. «Почему вы не обратились ко мне или в писательские организации?».-

         «Писательские организации не занимаются этим с 1927 года». – «Но ведь он ваш друг?» Пастернак замялся, и Сталин после недолгой паузы продолжил вопрос: «Но ведь он же мастер, мастер?» Пастернак ответил: «Это не имеет значения…». Пастернак думал, что Сталин его проверяет, знает ли он про стихи, и этим он объяснил свои шаткие ответы. «Почему мы всё говорим о Мандельштаме и Мандельштаме, я так давно хотел с вами поговорить». – «О чём?» - «О жизни и смерти». Сталин повесил трубку».

Сталин повесил трубку. А Пастернак, похоже, не очень понял, что Сталин как раз и говорил с ним о жизни и смерти. О жизни Мандельштама, желая отдалить его от смерти, от смертельного выбора. Но и всесильный вождь был не властен над судьбой поэта.  

А судьба распорядилась так. С 1934-го по 1937 год Мандельштам с женой Надеждой, которой разрешили сопровождать поэта (чего не разрешалось ни до, ни после никому, если не считать жен декабристов), провели в ссылке, в Чердыни и в Воронеже. В 1937 году вернулись в Москву. В 1938-м – новый донос. Арест. Суд. 27 декабря 1938 года Осип Мандельштам скончался в больнице для заключенных.

Меня удивляют и умиляют попытки людей, больных либерализмом головного мозга, валить вину на Сталина за все, что случилось с тем или иным персонажем эпохи строительства СССР. Спасибо сказали бы Сталину за то, что, несмотря на свою гигантскую занятость строительством великого государства, находил время для того, чтобы заниматься проблемами «публичных борцов с самими собой». И реально помогал таким «борцам».

И еще раз сказали бы Сталину спасибо за то, что до сих пор не могут прожрать его наследие.    

Но больные либерализмом на спасибо не способны по вполне объективной причине. Их болезнь выражается в полной утрате умения видеть очевидное: как в современности, так и в прошлом. Людям с симптомами этой болезни,  даже интернет, в котором есть все, – не в помощь.

Помните, господа больные, главное: мозгам, пораженным либерализмом, рано или поздно наступает чубайс. Полный чубайс.