МОЯ ДУША УМЧИТСЯ ПРОЧЬ...

Сегодня к вечеру, как минимум,  десять детей и подростков в нашей стране покончат или попытаются закончить жизнь самоубийством. Такова статистика – 9-10 детей ежедневно добровольно уходят или пытаются уйти из жизни.

По данным регионов, в 2009 году число детей и подростков, совершивших оконченный суицид и попытки самоубийства, составляло 3973 человека. В 2010 году аналогичный показатель составлял 3762 человека. Дети и подростки иногда прибегают к суициду во всех странах. Но мы опять впереди планеты всей. «Россия занимает первое место в Европе и одно из первых мест в мире по уровню смертности от самоубийств среди подростков 15-19 лет.

Для того, чтобы придти в ужас, этих цифр достаточно. Но пишу не для того, чтобы читатели пришли в ужас. Сейчас я исполню долг перед одной девочкой, воспоминание о которой не дает жить спокойно.

Валентина Васильевна П. пришла ко мне в редакцию и попросила: «Напечатайте, пожалуйста, стихи моей дочери, я заплачу, сколько бы это ни стоило... Она хотела, чтобы их прочли».

Ее четырнадцатилетняя дочь Надя однажды ночью незаметно ушла из дома и живой уже не вернулась.

Семья «простых советских инженеров», как назвала свою семью Валентина Васильевна, в доперестроечные годы жила прекрасно: четырехкомнатная квартира, две дачи - на севере и юге области, поездки к морю, многодневные турпоходы всей семьей. Сама Валентина Васильевна - начальник конструкторского бюро, мастер спорта СССР по туризму, друзей - полгорода, страна исхожена вдоль и поперек... Отец семейства - умница, погруженный в философские искания, однако рукодельный и хозяйственный человек. Старший сын тогда учился в аспирантуре, младший - в институте, Надя - поздний ребенок, долгожданная девочка, умненький и способный человек, прошла конкурс и училась в самом престижном лицее города.

Однако, возвращаясь в лицей с летних каникул, Надя сказала маме, что ее задевают рассказы подруг о том, как они провели лето: в Испании, другая в Египте… Валентина Васильевна успокаивала дочь: сейчас Испания нам пока не по карману, но, обещаю, и ты везде побываешь.

Не по карману была не только Испания. Конструкторское бюро, где работала Валентина Васильевна, приказало долго жить, и Валентина Васильевна, не комплексуя и не стесняясь, пошла туда, где взяли - на уличный развал, торговать яйцами. Заболел муж, лишился работы, но его дачными трудами и жила семья.

Родителями двигал высший долг - прокормить детей, и они не чувствовали себя оскорбленными, потеряв все, чем гордились: интересную работу, привычное окружение (друзья остались прежние, но тоже выпали из повседневного обихода, рассеявшись в погоне за хлебом насущным), приличный достаток, престижное место в обществе. По многим причинам, в том числе и материальным, вынуждены были перевести Наденьку из лицея в простую бесплатную школу.

Ни в какие рамки не вмещается то, что сделали с целым поколением – с родителями нынешних молодых людей в России. Не говорю о павших духом, о слабых и спившихся. Их накрыла первая же волна полураспада страны. Их дети теперь - обитатели помоек, вокзалом, колоний и, в лучшем случае, мелкие торговцы и ловчилы.

Но что сделали с умными и счастливыми семьями, у которых отняли все - сбережения, идеалы, профессию, достоинство, позитивный жизненный настрой, устремленность в будущее, которое непременно должно быть прекрасным? Валентина Васильевна имеет 33 внедренных изобретения, не всякий доктор наук может похвастать таким багажом, а сейчас только хохотать осталось - кому все это надо? Этим семьям дали понять: ребята, вы - прошлое, не мотайтесь под  ногами, гуляйте до очередных выборов, вас позовут.

У родителей, из востребованных страной граждан, поголовно превратившихся в униженных рабов рынка и новых хозяев жизни, обогатившихся за их счет, отняли физическую возможность видеть, чувствовать, понимать детей, общаться с ними, любить и - быть любимыми ими. Многих из прекраснодушных, неудачливых и непредприимчивых взрослых дети сами «лишили родительских прав», избрав в «родители» других кумиров - тех, кто «в полном порядке».

Наши дети все последние годы взрослеют почти одни на один с этим миром. У них отняли главное - ощущение незыблемости мироздания и свойственную детскому возрасту иллюзию бессмертия.

После шока, пережитого во дворе соседнего девятиэтажного дома, с которого Надя сделала свой последний в жизни шаг, во дворе, где лежала дочь, Валентина Васильевна пролежала рядом с нею в беспамятстве часа полтора, пока не отходили врачи. С тех пор не перестает повторять: это я виновата. И отец, и братья Нади, вспоминая последние дни и часы ее жизни, пытаются прокрутить вспять свои разговоры с нею, реплики, поступки... Это мука мученическая, когда в каждой размолвке, ссоре или резкости по отношению к сестре и дочери они готовы видеть причину ее гибели. «Если бы я ей не сказал» «Если бы я ее не обидел...»

Им всем еще долгие годы терзаться вопросом: «Почему? Почему она сделала это? Почему с нами случилась такая беда?»

Первое время обывательские сплетни доводили мать до исступления. Народная молва - та сразу дала ответы на все вопросы: «Наркоманкой стала», «Небось, забеременела», «Парень обманул».

По настоянию матери медэкспертиза ответила на все эти соседские пересуды: нет, нет и нет.

Матери, похоже, было бы легче, если бы нашлась такая стыдная, но хотя бы понятная причина.

В двух предсмертных записках Надя написала: «Стихи можете прочитать - в кожаной сумке, тогда поймете, что вообще нечего мне было жить». И во второй: «Мне кажется, я схожу с ума, ну и пусть, лишь бы не сойти с тропинки любви, лишь бы успеть сказать всем: я люблю вас... И того, кого ненавидела вчера, сегодня люблю».

Да, дети бывают так чисты, что иногда не выдерживают груза рождающейся в них ненависти - к окружающему их привычному быту дома, к близким людям, которых незрелый подростковый опыт в один миг превращает из тех, кем можно гордиться, - в неудачников, не умеющих жить.

Для самих подростков эти открытия бесследно не проходят. Как правило, они ненавидят и себя - ненавидящих... И считают себя порочными, кончеными людьми. Не выносят себя, взрослеющих, прозревающих, вдруг начинающих понимать обыденность и серость взрослой жизни, так не похожей на их тайную, но настоящую, главную жизнь, что протекала в детских мечтах.

В последний год жизни воспитателями, «родителями», кумирами Нади были наши известные - Высоцкий и Башлачев. На нее, закрывшуюся в своей комнате, обрушивалась беспощадная правда об этом мире больными, надорванными голосами бардов.

И в этом мире Наде не на кого было опереться, нечем было гордиться - «ни правителями, что сидят высоко» и правят униженной, ограбленной ими Россией, ни родителями, которые вдруг перестали понимать ее и быть ей друзьями, ни собой, которая еще вчера обитала в прекрасном и счастливом мире, любила всех и все любили ее, а сегодня превратилась в человека, который ненавидит это серое мелкое свое бытие, в котором нет места исполнению ее возвышенных мечтаний.

Психологи всего мира наставляют нас: к подросткам надо относиться, как к тяжелобольным. «Проскочить» опасный возраст без мыслей о самоубийстве, не совершив противоправного поступка, не доведя до истерики родителей и учителей непослушанием, не наделав глупостей, о которых потом вспомнить стыдно, удается лишь единицам наших детей.

Лишь в редких школах есть штатные психологи. Сейчас измученной непонятным реформированием школе вообще не до этого. А государству - не до школы...

Ему вообще - не до нас. У нас есть государство - наш дом, но дом без хозяина, дом - сирота. И обитатели этого дома отвечают на свое сиротство стариковской нищетой, детским суицидом, наркоманией и преступлениями. Оно, государство, благословило ограбить свой народ, а покусившись на наши деньги, на наши труды, оно теперь покушается на наше здоровье, на наши досуги, на наши инстинкты, на наших детей. Отправив родителей в погоню за куском хлеба, оно позаботилось о том, чтобы у них не осталось сил - ни на себя, ни на детей.

Зря убийства в подъездах престижных домов и в шикарных авто называют политическими убийствами. То разборки среди своих, в контексте царящих в этой среде нравов.

Политическое убийство - это смерть четырнадцатилетней Наденьки П., которая убежала от подлости жизни. Политическое убийство - это безумное горе матери, которая так и не устает повторять: это я виновата…

Быть там, где нет людей,

Где не обижают зверей,

Где нет машин и грязи,

Где цветы на полях,

а не в вазе,

Где нет ни ругани, ни крика,

Где все спокойно и тихо...

Это одно из последних стихотворений Наденьки П.

В последний год жизни Надя писала стихи о своих надеждах на то, что «не оставят след колеса «Мерседеса» на ее земле, в ее грибных лесах и на берегах прозрачных речек. Что не растащат сокровища «седой России те», кто «сидит высоко» и уже «не вмещается в рамки совести».

Хватит двух раз, чтоб

научиться пить,

Пачки сигарет, чтоб

научиться курить,

Месяца хватит, чтоб

научиться стрелять,

Годы уйдут,

чтобы понять:

«Быть или не быть?»

Но целой жизни не хватить,

чтоб научиться жить.

Я не знаю, кричать мне

или молчать,

Я не знаю, бежать мне

или стоять,

Я не знаю, кто прав,

а кто виноват...

Я ищу себя в зеркале,

подходя к стене,

Я не вижу себя,

где же я, где?..

.................................

Просто я заблудилась

в себе...

Вы меня забудете, -

не с вечера, так с утра

Вы меня рассудите, -

через год или два.

Я прощенья прошу,

все равно задушу -

душу свою задушу,

В живом теле не доношу.

Я не люблю,

когда чужое рвут,

Когда все время врут,

Когда исподтишка

Иль тихо из-под палки,

Когда плюют в лицо,

Когда стреляют в спину...

Я сейчас на краю,

на карнизе стою...

О прошу, не ругайте меня,

Я и так ненавижу себя!

Я знаю, завтра будет день,

Я знаю, завтра будет ночь.

Когда моя увянет тень,

Моя душа умчится прочь.

А это стихотворение – последнее.