У "Слова о полку Игореве" не было автора?

У «Слова о полку Игореве» не было автора

Там за бревенчатой стеной
Висят чехони под луной,
И каплет жир голубоватый…
Проснешься – на твоем веку
Словами «Слова о полку»
Там разговаривают хаты.
Там у моей реки любимой
Над партизанскою могилой
Из жести грустная звезда.
Там горн играет в интернате.
И золотые на закате
Стоят недолго поезда…
Игорь ШКЛЯРЕВСКИЙ

                                                ВСТУПЛЕНИЕ
      Кто был автором «Слова о полку Игореве»?  За два века  выдвинуто с десяток гипотез. Все они познавательны. Но «окончательный» автор так и не  найден. Смею утверждать, что его никогда и не найдут, ибо нельзя найти того, кого никогда не было и не могло  быть. Приглашаю поскользить по поверхности прозрачного льда, под которым отчетливо просматриваются завораживающие глубины!
                                       КОЕ-ЧТО О МОЛЧАНИИ
     У Василия Макаровича Шукшина есть рассказ «Экзамен». На экзамен к профессору приходит заочник, в прошлом фронтовик. Берет билет, а в нем «Слово о полку Игореве». Пык-мык… не читал! Драматический разговор. Выясняется, что заочник, как и князь Игорь, был в плену, как князь Игорь, бежал оттуда. В конце рассказа профессор дарит фронтовику «Слово», настоятельно советует почитать и ставит в зачетке «плохо».
    Любой гениальный рассказ напоминает закрытый цветок. Раскрыть его может только сам читатель. Он его раскрывает, когда находит то, ради чего рассказ написан. На мой взгляд, вот оно, это «то» в шукшинском рассказе.
   Профессор, поигрывая янтарным мундштуком, рассматривал студента.
   --О чем вы там говорили между собой?
   --Где?—студент поднял голову.
   --В плену.
   --Ни о чем. О чем говорить?
   --Черт возьми! Это верно,-- профессор заволновался.—Это верно. Как вас зовут?
   --Николай.
   --Это верно, понимаете?
   --Что верно?
   --Верно, что молчали. О чем же говорить? У врага молчат. Это самое мудрое…Мне показалось очень точным ваше замечание насчет того, что – молчали. В плену молчат. Не на допросах, а между собой…
    Читатель вправе скептически улыбнуться: «А какая здесь связь с Игорем?»
   Прямая.  Дело в том, что князь Игорь в плену не молчал…
    Рискну поставить себя на место того фронтовика. Ну, как будто это не он, а я пришел к профессору и вытащил тот  билет…

                     РАЗРЕШИТЕ, ПРОФЕССОР, НАЧАТЬ С СЮЖЕТА?
      1185 год. Глава государства великий князь Святослав Всеволодович Киевский готовит, говоря современным языком, генеральное наступление своих объединенных  войск на объединенные войска половецкого хана Кончака. Надоело терпеть бандитизм. Хан грабит русских и византийских купцов за днепровскими порогами. Собрать нужно всех: галичан с волынянами, татар и чехов союзных, русичей красных и черных, смоленцев, владимирцев, новгородцев, псковичей, половцев 8-го колена (они с Кончаком давно не ладят), тевтонов, калужан, дзукийцев, жмудинов…
    Операция готовится тайно. Расчет Святослава верен: кочевники после снежной зимы расслабятся, июнь-июль – самое время коней откормить для августовско-сентябрьских набегов, тут и ударим!
    Но уже в мае 1185-го операция сорвана. Микроскопический, но влиятельный князек, полупололовец, племянник Святослава, недавний «закадычный» союзник Кончака, Игорь Святославич Новгород-Северский самочинно, без согласования с Киевом, вторгается в южные степи. Надумал юных половчанок понасиловать да пограбить кочевья. Пограбил. Понасиловал. Стал отходить, привал устроил. Воины перепились и уснули. А Кончак в это время подкрался и устроил резню. Погибли почти все. Князь Игорь в плен сдался.
    Вот как оценил авантюру Игоря великий князь Святослав Всеволодович: «Дал мне Бог возможность притомить поганых, но невоздержание Игоря отворило им ворота в Русскую землю».  А вот как это звучит в поэтическом переводе Николая Заболоцкого:
     И тогда великий Святослав
    Изронил свое златое слово,
    Со слезами смешано, сказав:
    «О, сыны, не ждал я зла такого!
     Загубили юность вы свою,
     На врага не вовремя напали,
     Не с великой честию в бою
     Вражью кровь на землю проливали.
      Ваше сердце в кованой броне
      Закалилось в буйстве самочинном.
      Что ж вы, дети, натворили мне
      И моим серебряным сединам?

      В общем, подставил Русь под удар князь Игорь!
      Плен  Игоря  странным был.  Его друг Кончак дал ему двадцать слуг и полную свободу передвижения. Князь и хан выезжали вместе на охоты, вели велеречивые беседы. Сын Игоря женился на дочери Кончака. История умалчивает о том, почему  Кончак летом 1185 года нанес по Руси серию мощнейших упреждающих ударов, в сравнение с которыми более поздний рейд Батыя был легким набегом.   Но взять Киев Кончаку не удалось, кочевники ушли в степи. Скоро в Киеве становится известно и о пленении Игоря. Святослав Всеволодович разозлен на сородича. И вдруг – весть: Игорь уже в Новгород-Северске.  Как ни в чем не бывало.    Игоря вызывают в Чернигов, там вышестоящая феодальная инстанция; в Чернигове князю приказано немедленно отбыть в Киев на великокняжеский суд, где собрались главы войск разных земель, организаторы сорванного генерального наступления. Игорь подчиняется.
    Суд тот, профессор, весь в «Слове»!

       РАЗРЕШИТЕ НАВЕСТИ КРИТИКУ И КОЕ-ЧТО ВОСПЕТЬ!
    Украина для нас – «уже за холмом», а вместе с ней и талантливый украинский лингвист Е.А. Павленко. Он выдвинул гипотезу о том, что автором «Слова о полку Игореве» был Гродненский князь Изяслав Василькович. По мнению Павленко, «Слово» -- это личное письмо Изяслава Васильковича родным братьям Брячиславу и Всеславу.
      А что, есть резон. Ведь князь из Гродно Изяслав Василькович – один из героев «Слова». Судя по «Слову», он был убит в бою с литовцами, хотя на самом деле, как считает Павленко, выжил. «Погибельно» же написал о себе для усиления впечатления,  чтобы дыхание у братьев заняло ,и они поняли, что такое настоящий патриотизм: мол, сам погибай, а Родину – выручай (хотя таких понятий в те времена, конечно, не существовало.
      Что касается места находки «Слова», обер-прокурор Синода Российской империи граф А.И.Мусин-Пушкин, считает Павленко, нашел его в Гродно, через своего агента в дни 2-го раздела Речи Посполитой в сентябре 1793 года, в замковой библиотеке короля Станислава Августа Понятовского.  Спасо-Ярославское место находки, а также известный тандем Алексея Ивановича Мусина-Пушкина и Иоиля Быковского (настоятеля Спасо-Ярославского(Преображенского) монастыря) поддерживается «москалями» для соблюдения приличий.
     Что мне, жителю Гродно, сказать за это Павленко? Спасибо!
      В «Слове» на самом деле много внимания уделено Белоруссии, едва ли не больше, чем самому Игорю. В «Слове» на самом деле  упоминается много городов белорусских и 11 имевших в ней вотчины князей. В «Слове» на самом деле не раз фигурирует Гродно и его князь Изяслав Василькович. Последний -- не просто фигурирует, а ярко выделяется. Он – самый положительный герой рукописи: светоч, маяк. Вот как говорит о нем в «Слове» сам глава Руси Святослав Всеволодович:
Уж не течет серебряной струею
К Переяславлю-городу Сула.
Уже Двина за полоцкой стеною
Под клик поганых в топи утекла.
Но Изялав, Васильков сын, мечами
В литовские шеломы позвонил,
Один с своими храбрыми полками
Всеславу-деду славы протрубил.
А сам порублен саблею каленой,
В чужом краю, среди кровавых трав,
Кипучей кровью в битве обагренный,
Упал на щит червленый, простонав:
«Твою дружину, княже, приодели
Лишь птичьи крылья у степных дорог,
И полизали кровь на юном теле
Лесные звери, выйдя из берлог»
И в смертный час на помощь к храбру мужу
Никто из братьев в бой не поспешил.
Один в степи свою жемчужну душу
Из храброго он тела изронил.
Через златое, братья, ожерелье
 Ушла она, покинув свой приют.
Печальны песни, замерло веселье,
Лишь трубы городенские поют…
        Вот тут, профессор, на самом деле загвоздка: почему авторы научных трудов о «Слове», порой всемирно известные, тщательно обходят или, в лучшем случае сдвигают на «задник» строки о гродненском князе Изяславе Васильковиче? Исторически не отмеченная, легендарная личность? Нет источников, подтверждающих его бытия на земле? Но разве нам мало того, что его знал великий князь! Но разве нам мало того, что в «Слове о полку Игореве» рассказ о нем, если не самый выразительный, то один из выразительнейших! Странно, что эту сторону дела не замечает и сам Павленко, ведь она активно работает на его гипотезу.
   Среди «гродненских доказательств авторства» есть у Павленко и такое. Он цитирует первого и лучшего ученика графа Е.А. Мусина-Пушкина – российского ученого белорусского происхождения Константина Калайдовича.  Калайдович видел Спасо-Ярославскую рукопись «Слова» и отметил, что «текст был написан в лист одним словом белорусским почерком». Добавлю от себя. Подтвердил «белорусский почерк» и наборщик  первого издателя рукописи С.А. Селивановского: «Писано было белорусским письмом». Добавлю: «белорусский почерк» «Слова» подтверждают и другие именитые исследователи. Вот примеры.
Князь А.М. Белосельский: «Сия поэма написана на исходе 12 века на славено-русском наречии. Настолько в нем встречается малороссийских названий, что не знающему польского языка трудно и понимать».
Митрополит Евгений Болховитинов: «Странный язык. Чувствуется определенный диалект. Весьма многие слова тут и целые словосочетания польские…Их сходство с Волынской летописью заставляет предполагать, что язык тут хотя и русский, но больше заднепровский, не украинский».
Общее мнение историков Карамзина, Костомарова, Шевырева, Каченовского: «Очень сложное языковое творчество. Явно западно-русская стихия».
1834 год.  Лингвист Сенковский в связи со «Словом»: «Рекомендую русской филологии знать коренное белорусское наречие, из которого, соответственно, возник великорусский язык»
А.П. Бессонов: «В «Слове» третья часть явно белорусских слов».
1927 год. Лингвист-диалектолог П.А. Расторгуев: «Слово о полку Игореве» было написано на северо-белорусском говоре».
1941 год. Член-корреспондент АН СССР В.И. Чернышев: «Совершенно справедливо наблюдение, что основа языка «Слова» имело какое-то западное влияние».
Для тех белорусов, которым нравится тешить свою национальную гордость, «опись» можно продолжать и продолжать. Однако, «Слово о полку Игореве» было написано все-таки не по-белорусски. В нем, кроме русских, более четырех десятков тюркских слов, есть польские, чешские, украинские, даже немецкие и венгерские. И…не Изяславом Васильковичем!

   А ЕЩЕ, ПРОФЕССОР, В «СЛОВО» ВЛЕЗ ОДИН АНГЛИЧАНИН
  «Слово о полку Игореве» по-прежнему будоражит мир гуманитариев . Почему? «Слово» создано почти одновременно со своим западноевропейским аналогом – «Песнью о Роланде». Только  намного изящней, интрижней, выразительней,  лаконичней и загадочней. Такое трудно снести.
  Относительно недавно родилась новая гипотеза об авторстве. На этот раз в Кембриджском университете. Ее выдвинул Эдвард Кинан в исследовании «Йозеф Добровски – автор «Слова о полку Игореве». Почти 600 страниц! Суть вот в чем: основатель славистики ученый чех Йозеф Добровски, патриарх богемистики, в августе 1792 года приехал в Россию учиться(!). Или, как пишет Кинан, «поупражняться в славянской лингвистике». «Слово о полку Игореве», по Кинану, -- это не что иное, как лингвистическое упражнение Добровского. Мол, в силу различных обстоятельств упражнение попало к другу Мусина-Пушкина, архивариусу А.Малиновскому. Малиновский совершил научное преступление: выдал упражнение Добровского за копию древней рукописи.
   Что сказать на это? Любое мнение о «Слове» имеет непреходящую цену. Кинан проделал огромную работу по изучению жизни  Добровского, реконструировал его деятельность в России едва ли не по минутам. Его работа наполнена массой интереснейших сведений. Может Кинан и прав. Но прав он – наравне с другими «гипотизерами», не больше. В истории Добровского есть две маленькие, но существенные червоточины. Первая: откуда чех мог знать древнерусский разговорный язык, на котором написано «Слово», ведь во всей древнерусской литературе этот язык отсутствует. Не писали в те времена на древнерусском языке! Это был язык обыденности, простого общения людей между собой. Все, что было писано тогда, было писано на «более умном» старославянском, церковном языке. Древнерусский язык 16-17 веков, который был известен Добровскому, вовсе не язык «Слова»(об этом ниже.О.М.)! Вторая: доподлинно известно, что Добровски страдал биполярным разладом, то есть раздвоением сознания, то есть – шизофренией. Заболел он в 34 года. В Россию приехал в 39 лет, в самый разгар болезни. Его «упражнение» просто обязано было быть полной бессмыслицей. «Слово о полку Игореве» на безумного автора не тянет, как ни тужься! Мне кажется, что работа Кинана связана с главным вопросом для гуманитариев стран западной Европы: «А возможно ли было в «дикой Руси в 1187 году создание такого текста»? Кинан и отвечает: «Невозможно! «Слово»-- упражнение Добровского».
    А мне кажется: возможно. Еще как, профессор, возможно!

    РАЗРЕШИТЕ ПОБЫТЬ СЛЕДОВАТЕЛЕМ…
    Следователи – ребята простые. Дай им задание расследовать авторство «Слова», они нахрапом  не полезли бы в сердцевину великого произведения,  выдергивать из него, например, слово «кмети» и разбираться, что оно тут обозначает: то ли «к цели», то ли «крестьяне». В первую очередь они попытались бы установить, откуда рукопись«Слова» взялась, потом – что с ней связано, а уж потом…  Последую их примеру, ибо о «Слове» такой картины по сей день нет, а та, что есть – небрежна и фрагментарна.

  ПУТЬ «СЛОВА»
      Доподлинно известно, об этом пишут все серьезные исследователи, что  текст «Слова»  впервые явился на свет из Ростова, от Дмитрия Ростовского(см. Андрей Нарваткин «Слово и дело Дмитрия Ростовского.О.М.) Именно этот церковный деятель 17 века передал знаменитый «Хронограф», в котором числилось «Слово», в Спасо-Ярославский монастырь.

«Слово» найдено – Иоилем Быковским, настоятелем Спасо-Преображенского (Ярославского) монастыря в конце 18 века. В 1793 году показано обер-прокурору Синода Российской империи Алексею Ивановичу Мусину-Пушкину, который наехал в монастырь для ревизии библиотеки.
    Здесь крайне важно отметить, что найденную рукопись относили тогда к концу 15 или 16 веку. То есть ко времени, когда кто-то ее переписал с рукописи более ранней, а к какому веку относящейся – неизвестно. Это значит, что у Быковского был не подлинник, а «перепись». Иоиль Быковский отдал ее Мусину-Пушкину под расписку. У Мусина-Пушкина она хранилась до 1812 года в библиотеке-хранилище. В 1812 году библиотека сгорела в Московском пожаре. Но «Хронограф» остался в монастыре, в виде простого списка, где указывалось, какие книги и рукописи «стояли за ним». «Слово» числилось под номером 323. Составлен был «Хронограф» задолго до 1793 года.  Уже в ХХ веке его исследовала в высшей степени компетентная ученая комиссия в присутствии иностранцев, делался радиологический анализ. Он подтвердил, что «Хронограф» тоже составлен в 15 или 16 веках. Но «Хронограф» -- не рукопись «Слова», а лишь документ, в котором «Слово» упоминается. До пожара с рукописи была снята копия, врученная Екатерине II, тоже любительнице старинных книг. Подлинен ли он – неизвестно. Как же быть? Нужно искать свидетелей. Кто, кроме Мусина-Пушкина еще мог подтвердить, что видел сгоревшую рукопись своими глазами? Такие люди нашлись…

ГОВОРЯ ОДНИМ ДЛИННЫМ СЛОВОМ
    Существует два главных и вполне объективных свидетеля: тот же наборщик издателя Селивановского и Константин Калайдович. Последний был очень дотошным исследователям и в «липу» бы не поверил. Он видел рукопись и подтвердил, что весь текст размещался на одном листе и был написан одним дли-и-инным словом, то есть без знаков препинания и пробелов, какой и должна была быть рукопись 12 века, когда все писанное писалось одним дли-и-инным словом, без знаков препинания и пробелов.
    Для определенного рода писцов, то есть для тех, кто записывал чьи-то речи, писать так тексты было удобно, быстрее и полнее получалось изложить сказанное  тут же, во время произнесения речи, как некий скоростной диктант. Особо важно было быстро записать речь какого-нибудь  «ответственного человека», или речей многих «ответственных людей». Назовем этого писца стенографистом…
ФАНТАСТИЧЕСКАЯ НЕВЕРОЯТНОСТЬ
    Продолжим расследование!
    Когда Мусин-Пушкин и его друзья начали читать рукопись «Слова», то сразу пришли в замешательство. Их шокировало то, что рукопись написана на том самом разговорном: «низшем», «неумном», народном древнерусском языке. Этого никак не могло быть! Больше всех был шокирован И.В. Болтин, знаток древних славянских наречий. Он даже пораженно воскликнул по этому поводу: «Чтобы во второй половине ХII века были книги на русском языке, тому поверить едва ли возможно! Грамоту тогда знали только духовные и весьма малое количество мирских; учились они по книгам, на языке славянском, каковым писал после Нестор. Язык же русский оставался только для разговора!»
     Достопочтенный профессор, из  сказанного  вытекает нечто потрясающее в своей фантастичной невероятности. Извините, пропишу это нечто заглавными буквами. «СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ» НАПИСАНО НЕ ПРОСТО НА ДРЕВНЕРУССКОМ, ТО ЕСТЬ НА РАЗГОВОРНОМ ЯЗЫКЕ, ТО ЕСТЬ НА НАРОДНОМ, А НА ОСОБО НАРОДНОМ -- НА «ТРАСЯНЦЫ» ( совершенно не известной Добровскому)».
    «Трасянка» -- белорусское слово, она означает смесь слов из разных языков (белорусского, польского, русского, украинского, татарского,литовского и даже немецкого). В современной Беларуси «трасянка» считается презренным языком низших слоев общества, ей позиционирует белорусский литературный язык. На «трасянцы» разговаривает практически все сельское население Беларуси и значительное количество жителей городских. Носители «трасянки» в последние десятилетия особо осмеиваются знатоками белорусского литературного языка, в них тыкают пальцем, как  в малограмотных и недоразвитых людей, даже как бы в… не совсем белорусов.  Но на ней разговаривал и Святослав Всеволодович, и сам Игорь, и все, кто был тогда в Киеве,  у каждого из них была своя «трасянка» в зависимости от… пограничья.  А вот здесь хочется еще раз воскликнуть: «Дорогой профессор! «Слово о полку Игореве» не написано, а…ЗАПИСАНО с живых, кем-то произнесенных речей, скорописно, без знаков препинаний и пробелов, одним длинным словом! Люди говорили (князья, сам Игорь), а кто-то один  их речи записывал.
   
ЖАНР, ЖАНР, ЖАНР…
При любом анализе  крайне важно определить жанр, в котором написано «Слово». Его определяли  разно. Один жанр – плач, второй, прижившийся – песнь. Одни ученые считают, что «Слово» -- «доромантическое поэтическое произведение в духе поэм Оссиана», ироическая песнь. Товарищу, писавшему заковыченное, можно ответить так: глупости все это. Оссиановской «Песни о Роланде», созданной почти одновременно со «Словом», на Руси знать не могли по определению. Да и опубликована она была впервые только в 1837 году, то есть на 37 лет позже «Слова».  И где в «Слове» «ироическое»? Нет там ничего такого! И.П.Елагин, один из друзей Мусина-Пушкина, определил жанр, как «похвальное слово». Но и похвального в «Слове» ничего нет. Сквозная идея в «Слове» -- трагическая. Но не в жанровом смысле, а лишь в содержании главного события – преступного поступка князя Игоря, приведшего Русь к беде.
Без жанра  литературно-художественных произведений еще никто не создавал. Тогда что же мы читаем, когда читаем «Слово». А вот что, профессор!
КОГДА ЗА ДЕЛО ВЗЯЛСЯ ПРОКУРОР…
Чтобы  разобраться, в каком жанре написано «Слово», нам надо разобраться в чиновничьей профессии А.И. Мусина-Пушкина. С 1791 по 1797 годы был он обер-прокурором Синода Российской империи. Хлопотная юридическая работа. Лавировать много приходилось между «телом церкви» и властью императоров. А чтобы лавировать и обязанности обер-прокурорские надлежаще исполнять -- знать мно-о-ого надо, юридическими тонкостями  голова должна быть забита. А тонкости эти в старых рукописях (кстати, православная церковь, к несчастью России, и сегодня по ним живет). Без знаний русского светского и церковного права – ты не обер-прокурор! Из 10  предшественников Алексея Ивановича в этой должности лишь двое больше его продержались – Я.П.Шаховской и С.В.Акчурин. Так что, Алексей Иванович Мусин-Пушкин был не просто коллекционером древних русских рукописей, а в основном собирателем  рукописей, имевших юридическое содержание. Иоиль Быковский знал, что Мусину-Пушкину нужно, и предоставил три юридических документа, имевшихся в библиотеке Спасо-Преображенского (Ярославского) монастыря.  В том числе и уникальный, единственный в своем роде, «писанный в лист одним словом» юридический документ, из которого видно, как проводились великокняжеские суды в 12 веке в Киеве.
Подтверждение тому, что Мусин-Пушкин был именно таким собирателем в списке его коллекции. Здесь и «Русская правда» -- первый Судебник наших предков, и «Софийский временник», и «Уставная грамота царя Алексея Михайловича», и «Астраханские наказы», и «Летописец царствования Василия Иоановича», и множество жалованных грамот, торговых и политических документов, письма и послания  церковных и государственных деятелей.
А теперь, почтенный профессор, схватитесь за что-нибудь крепкое, дабы не свалиться под стол! Даю настоящий ответ, на каком языке было написано «Слово о полку Игореве». Написано оно было на языке…юридическом. Ибо как уже доказано учеными-лингвистами «в12 веке на Руси существовала почти стандартизированная письменная форма древнерусского языка. Она использовалась  только для составления юридических документов»!

СУДЕБНЫЙ ПРОТОКОЛ ИСТОРИЧЕСКОГО ЗНАЧЕНИЯ
Для того, чтобы доказать, что «Слово о полку Игореве» -- это судебный протокол нужна и такая малость. Откройте и переведите смысл начальных строк великого документа. Он будет однозначно таким: «А не пора ли нам братья, спросить с князя Игоря по-мужски: чего ты, дурень, поперся на половцев, когда тебя об этом никто не просил? К беде Русь привел. Говори, мразь, четко и ясно – чего?! И не хрен гнусавить, как Боян Владимиров. Не хрен бегать глазами, как белка по дереву...» Далее – Игорь, крайне сгущая краски, начинает оправдываться…
«Слово» состоит из этого вопроса,  речей великого князя и оправданий Игоря. Даже знаменитый плач  Ярославны – это рассказ Игоря о том, как она, бедняжка, без него убивалась  да от горя на стены  лазила. То есть Игорь так хотел, чтобы его пожалели и отпустили, что даже женой попытался прикрыться…
Есть, конечно, в «Слове» и наслоения более поздних переписчиков. Именно они запутывают исследователей, ибо установить сколько раз кто и когда переписывал «Слово»  невозможно. Хотя это явление присутствует во всех летописях и исторических документах дошедших до наших дней из времен домонгольской Руси.Тут мне самое время "легким движением скальпеля" резануть меланому подделки...

ПОЧЕМУ «СЛОВО» НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПОДДЕЛКОЙ
Все историки и любители, склоняющиеся к тому, что «Слово»
-- подделка, исходят из распространенной методологической ошибки --из  слов и предметов, не могших  существовать в 12 веке: мол, вот такие слова произведения характерны только для 16  или 17 века, а в 12 веке этих слов быть не могло. Но, простите, присутствие терминов более позднего времени говорит лишь о более поздних вкраплениях, не больше.  Их создавали возможные переписчики. Именно это явление – Ахиллесова пята тех, кто считает «Слово» подделкой. Все исследователи, относящиеся к "Слову" как  к подделке, двигаются только по  этому лучу. То есть приписывают автору «Слова» то, чего он никогда не писал. А исследования нужно проводить совсем иным методом. В «СЛОВЕ» НУЖНО ИСКАТЬ ХАРАКТЕРНОЕ ИМЕННО ДЛЯ 12 ВЕКА! То есть то, что в чистом виде сохранилось от автора.
      Одна из таких штук  – время.
      Поясняю.
      В 12 веке на Руси не существовало понятий прошлое-настоящее-будущее. В «Слове»  прошлое и будущее время определяется так: «задняя слава»(прошлая слава) и «передняя слава» (будущая слава). Еще есть и такие представления о времени: «день», «ночь», «утро», время года, « солнечное затмение» время Бусово, время Владимирово и т.д. А нашего понимания времени в «Слове о полку» нет. На мой взгляд, именно эта сторона дела -- одно из ярчайших подтверждений того, что «Слово» было написано именно в 12 веке, а не в 15 или в 17-ом, когда представления о времени приняли  совершенно иные формы.
       В этой связи легко разгадывается образ одного из героев «Слова», Всеслава-Чародея. Ну, который мог одновременно находиться тут и там,  в считанные минуты перелетать из Полоцка в Киев и обратно. Эта  «сказка, фантастика» говорит всего-навсего о том, что автор «Слова», как и сам Всеслав Чародей, не представляли своего местоположения во времени,  для них не существовало временной линейной длительности: «год назад», «в следующем году», «сегодня», «вчера», «завтра» и т.д.
      Повторяю сжато. У  образованных русских людей 12 века не существовало представления о времени как линейной длительности -- «из прошлого в будущее», время для них – клочкообразное, обрывочное.  Оно способно удлиняться и сжиматься самым расчудесным образом. Такое представление о времени могло быть только у «жителя» 12 века!
    Религиозные мотивы -- второе значительное подтверждение того, что «Слово» было написано в 12 веке. В этом смысле оно – языческо-христианская пряжа, настолько обе религии в нем переплетены. Такое переплетение – абсолютная реалия 12 века. Лишь в обыденных современных представлениях христианство пронзило все поры общества на следующий день после его принятия на Руси. На самом деле в глубины русского социуама христианство проникало очень медленно. Окончательно же проникло только к началу 15 века. В 12 веке за язычество никто язычников в тюрьмы не сажал. Язычником можно было быть даже рядом с великим князем. Язычество осуждалось, но  существовало достаточно вольно наряду с «рекомендованным» христианством.
В «Слове» есть еще с десяток более частных подтверждений того, что писалось оно именно в 12 веке. Вот бы  исследователям покопаться в них!

ПОДДЕЛКА-НЕ ПОДДЕЛКА
Вопрос к любому, кто знаком со спорами подделка "Слово" или не подделка.
Ответьте, пожалуйста, а кому и какой смысл был подделывать "Слово о полку Игореве"?!

 
                                                 ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Если смотреть на «Слово» именно с этого ракурса, то все в нем гармонично, судебный протокол  имеет логику, смысл, начало, середину и конец.
Уверен, что без учета всего вышеизложенного «Слово» по-прежнему останется непонятным и ненужным для миллионов людей произведением русской литературы и, как  и в прошлом, не станет для них предметом гражданской гордости. Между тем, оно достойно таковым быть! Нельзя отождествлять себя с русским народом, не имея даже приблизительного представления о «Слове». Потому я не зря поставил эпиграфом к этому очерку стихотворение великого  поэта Игоря Шкляревского «Воспоминание о Кричеве», а начал  очерк с  рассказа великого писателя В.М.Шукшина «Экзамен». А то сегодня псевдорусских  людишек, как клопов, развелось...