Венесуэльские ковбои и Аттила степей

ПРОДОЛЖЕНИЕ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

Под властью Испании Венесуэла продержалась чуть больше года — и вновь перешла под контроль сторонников независимости уже в августе 1813 года. Чтобы потерять ее уже второй раз в конце следующего, 1814 года…

Реванш за поражение от войск испанского генерала Монтеверде удалось достигнуть повстанцам под командованием Симона Боливара, действовавшего с юго-запада, — и в меньшей степени действовавшего на востоке страны Сантьяго Морильо. Началось все с того, что Боливар, его дядя Хосе Рибас (кстати, имевший очень большой авторитет среди населения, прозвавшего его «генерал-народ»), несколько других офицеров капитулировавшей венесуэльской армии прибыли на британский остров Кюрасао. Приняли их там не слишком гостеприимно — местный «криминал» попросту ограбил их почти до нитки. А официальные власти оказывать беглецам сколь-нибудь серьезную помощь тоже не собирались. 
Во-первых, потому, что Лондону на тот момент все еще требовались союзнические отношения с испанским королем Фердинандом и его администрацией в борьбе против Наполеона, — который, несмотря на крах его похода на Москву, все еще оставался грозным противником с немаленькой, собранной взамен разбитой Кутузовым армией. Во-вторых, в глазах британцев Боливар сотоварищи выглядели, как сказали бы сейчас, «сбитыми летчиками». А «ставить на аутсайдеров» было ну совсем не в традициях британских джентльменов. Так что уже в ноябре 1812 года венесуэльцы были вынуждены отправиться восвояси — на родной континент. 
Благо места́, куда им можно было пристать, не опасаясь ареста испанской колониальной администрации, имелись. Поскольку собственно испанские власти все еще не имели достаточно ресурсов, чтобы начать полномасштабные действия для возврата своих латиноамериканских колоний. Венесуэле в этом смысле просто не повезло — поскольку кроме Кубы и нескольких небольших островов в Карибском море, Панамы, нескольких провинций на Тихоокеанском побережье Испания не имела сколь-нибудь обширных контролируемых территорий. То есть военные базы, плацдармы у Мадрида были, — но, так сказать, большей частью «дотационные», требующие подвоза войск, снабжения-финансирования из метрополии. А вот Венесуэла, в случае возврата под власть испанской короны, сама могла содержать немаленькие военные контингенты, — выступая не только в качестве плацдарма, но и базы снабжения для дальнейшей экспансии вглубь ставшего мятежным для Испании континента. 
Соответственно, уже к западу от границ вновь ставшей испанским «генерал-капитанством» Венесуэлы находились обширные территории, де-факто не под испанским контролем. Ныне на этом месте расположена Колумбия, — но на тот момент тамошние земли бывшего вице-королевства Новая Гранада больше напоминали «лоскутное» одеяло из больших и меньших провинций. Часть из которых выступали за сильную централизованную власть, другая часть — за рыхлую федерацию (а то и конфедерацию в духе современного СНГ) с редкими «вкраплениями» мест, где все еще были достаточно влиятельны сторонники Испании. 

***

Неудивительно, что первым пунктом на континенте, куда отплыли из Кюрасаю Боливар с соратниками, стал крупный порт на Карибском море Картахена. «По совместительству» — новопровозглашенная республика с положенной «хунтой», — но и, как это было в те (да, в общем, и в более современные) времена в Южной Америке — диктатором во главе. Там лидер венесуэльских эмигрантов и возобновил свою военную карьеру, — впрочем, поначалу не слишком блистательную. Ведь командующий местной армией, соратник Франциско Миранды, французский офицер-эмигрант Лябатют, узнав, что Боливар арестовал и «сдал» своего «главкома» испанцам, поначалу вообще отказался брать его на службу. Потом, правда, после вмешательства местных политиков изменил свое решение, — назначив венесуэльца командовать гарнизоном в пару сотен ополченцев в захолустной деревушке Барранка на границе с Венесуэлой. Но надо отдать опальному офицеру должное — он даже эту фактическую ссылку смог превратить в настоящий «трамплин» для своего восхождения к военно-политическим высотам. 
К слову сказать, примером для подражания теперь уже колумбийскому полковнику послужил… успех его заклятого врага генерала Монтеверде! А именно — предпринятый им успешный рейд на Каракас из провинции Коро в начале 1812 года, — начатый с горсткой бойцов и вопреки приказу командования. Тем не менее закончившийся полным триумфом испанского военачальника — и капитуляцией Первой венесуэльской республики летом того же года. Теперь же Боливар фактически «отзеркалил» своего противника, — тоже начав наступление на контролируемые испанцами территории с наличными двумя сотнями плохо вооруженных и еще хуже обученных ополченцев, к тому же — вопреки приказу из Картахены. Так что потом «главком» Лябатют пытался отдать его под трибунал за нарушение приказа — но тут уж за Боливара вновь вступились политики, дескать, «победителей не судят». 
Успех же похода, изначально начинавшегося как опасная для инициатора авантюра, действительно был очень внушительным — роялисты потеряли обширные территории в бассейне крупной реки Магдалена. Окрыленный успехом Боливар обратился напрямую уже к центральным властям Новой Гранады, обрисовывая перед ними стратегическую важность получения республиканцами контроля над всей Венесуэлой — по причинам, кратко указанным в начале данного материала. Поддержка новогранадского Конгресса была получена — и лидер венесуэльских повстанцев, уже фактически ставший известным колумбийским политиком, начал развивать достигнутый успех, продолжив наступление в начале 1813 года.

***

Причин этому успеху было несколько. Чисто военно-стратегический фактор — хотя у генерала Монтеверде было и значительно больше войск, чем в отряде Боливара, — но значительная их часть находилась в гарнизонах городов, разбросанных по всей Венесуэле. Да еще и командиры у нее были, мягко говоря, не самые храбрые, — что показали дальнейшие события. Это слегка походило на то, как почти 600-тысячная «Великая армия» Наполеона при подходе к Бородину «похудела» до чуть более 100-тысячного состава — остальное, если не считать не таких уж и значительных потерь в предшествующих боях, оказалось «распотрошенным» на второстепенных направлениях и для обеспечения все той же гарнизонной службы.
Но, конечно, главной причиной побед боливарианской армии был тот же самый фактор, что и у армии испанской, только годом раньше. А именно — недовольство местного населения наличной властью. Которую при подходе испанцев осуществляли богатые креолы, мало заботившиеся о благосостоянии простых сограждан, — тем самым провоцируя их ностальгировать за «светлым прошлым под королевской властью». И соответственно, как только на горизонте появилась роялистская армия — ей стали оказывать немалую поддержку, включая и добровольцами в ее состав. 
Однако когда испанцы укрепились во власти — оказалось, что возврат к «светлому прошлому» весьма проблематичен.

Это раньше генерал-капитаны могли обходиться при осуществлении своих полномочий больше фактически лишь «полицейскими» силами. А содержать полноценную армию — это уже совсем другие затраты. Ложащиеся, естественно, на «освобожденно-облагодетельствованное» население. Что, понятное дело, вызывает у оного желание облегчить свою участь с помощью нового (или нового-старого), хм, освободителя. 
Собственно, ничего особо оригинального в таком подходе нет. Практически то же самое, например, наблюдалось и во время Гражданской войны в России. Когда белые армии в 1919 году подходили к Москве на угрожающе близкое расстояние — причиной тому были отнюдь не только усиление их поддержки со стороны стран Антанты. Просто большинство крестьян уже успело подзабыть, что наделило их землей правительство Ленина — зато росло число недовольных «продразверсткой». Пусть она и была инициирована еще при царе, в 1916 году, — но вина, конечно же, была возложена на большевиков, освобождение от которых ожидалось от «добровольцев» (как предпочитали позиционировать себя «белые»). Итогом и стало крупное продвижение врагов Советской власти, — пока все те же самые крестьяне не обнаружили, что «освободители от большевизма» мало того что возвращают вернувшимся в их обозах помещикам их собственность, — так еще и занимаются «реквизициями» на содержание своих «освободительных» сил похлеще, чем самые старательные «продотрядчики». И все — маятник качнулся в другую сторону, вскоре и деникинцам пришлось бежать в Крым после разгрома близ Новороссийска, и в Сибири под властью Колчака заполыхали восстания, закончившиеся расстрелом этого «Верховного правителя России» в Иркутске. 

***

В итоге 4 августа 1813 года Симон Боливар во главе своих войск триумфально вступил в Каракас, предварительно приняв капитуляцию основных сил испанцев. К слову сказать, описание подробностей этого триумфа несколько различается у разных авторов. Например, симпатизирующий лидеру повстанцев советский ученый-латиноамериканист и бывший разведчик Иосиф Григулевич относительно лаконично пишет: «На главной площади двенадцать молодых девушек из лучших семейств Каракаса возложили на голову Боливара лавровый венок. Конгресс Новой Гранады присвоил ему звание маршала». А вот Карл Маркс, основываясь на доступные ему источники от порой еще живых на то время очевидцев тех событий, описывает те же события несколько по-другому — и более развернуто: 

«Боливар был удостоен общественного триумфа. Стоя в триумфальной колеснице, которую везли двенадцать молодых женщин из самых знатных семейств Каракаса в белых платьях, украшенных цветами национального флага, Боливар, с непокрытой головой, в парадном мундире, с небольшим жезлом в руке, в течение около получаса ехал от ворот города к своей резиденции. Провозгласив себя “диктатором и освободителем западных провинций Венесуэлы”, — тогда как Мариньо принял титул “диктатора восточных провинций”, — он учредил “орден освободителя”, организовал отборный отряд войск, назвав его своей лейб-гвардией, и окружил себя королевской пышностью…»

Честно говоря, после прочтения этого отрывка возникают сложные чувства. Девушки, запряженные в колесницу — такого, кажись, не позволяли себе и римские императоры, даже после своих самых громких побед. Побежденную царицу, правда, могли провести для пущего позора в цепях, — но обычно все же «своим ходом», а не в «упряжи». А чтобы пусть даже и добровольно допустить к роли «эрзац-лошадей» дочерей римских патрициев — это больше для мазохистов, жаждущих повторить печальную судьбу Нерона и Гелиогабала, павших от рук возмущенных граждан Рима. В любом случае, получать такие раболепные почести для знатного аристократа, чьи предки имели высшие дворянские титулы маркиза и графа, рыцарей по определению — как-то вроде не совсем приличествует общепринятым правилам рыцарского «культа прекрасной Дамы». Да и орден имени себя еще при жизни — это тоже как-то не то. Известно, что Боливар очень ревновал к славе Наполеона, — всю жизнь пытаясь повторить его карьеру в применении к Латинской Америке. Но и Бонапарт на пике славы наград в честь своего имени, пусть иносказательно, в виде звания, тоже не создавал, — ограничившись учреждением и по сей день самого почитаемого во Франции Ордена Почетного Легиона.

***

Увы, после августовского триумфа «Освободителя» Венесуэлы настиг довольно скорый крах — в том числе из-за его личных недостатков в качестве государственного деятеля. Карл Маркс предельно кратко описывает их так: 

«Однако, подобно большинству своих соотечественников, он не был способен на длительное напряжение сил, и его диктатура вскоре выродилась в военную анархию; наиболее важные дела он передоверил своим фаворитам, которые расточали финансы страны, а затем с целью их восстановления прибегли к недостойным средствам. Недавний энтузиазм народа сменился, таким образом, недовольством, и рассеянные силы неприятеля получили возможность собраться вновь».

Конечно, причинами краха Второй Венесуэльской республики стала не только личность ее лидера, тут же взявшего на себя обязанности диктатора. То есть по сути — того же монарха, только якобы «демократического». Таких факторов было немало. Но «последним гвоздем в гроб» республики стали… местные «ковбои»! Разумеется, не «братья-близнецы» киношного Клинта Иствуда сотоварищи, обвешанные «Кольтами» и применяющими оных по любому случаю, — но, по сути, людьми того же рода занятий. Пастухами, жившими уходом за стадами скота, пасущимися на обширных субтропических пастбищах, именуемых по-испански «льянос». Сами же венесуэльские «ковбои» (буквально — «коровьи мальчики», если что) носили название «льянерос».
Вот они-то в 1814 году и стали основной ударной силой, свергнувшей власть Боливара. Любители абсолютизировать роль личности в истории при этом обычно акцентируют внимание на лидере «льянерос» Хосе Бовесе. Кстати, ряд источников сообщают, что эта фамилия (буквально — «бык») не настоящая, а первично родившийся в испанской провинции Астурия в 1782 году (в том же году, что и сам Боливар) парень носил фамилию Родригес. Занимался контрабандой, отсидел 8 лет в испанской тюрьме, потом рассорился и со сторонниками независимости, богатыми креолами, тоже. Есть информация, что уже при их власти у него убили жену на глазах их сына. Вот тогда Родригес и ушел в «льянерос», — вскоре став их вождем. Доминирующей линией в исторических источниках с тех пор является его откровенная демонизация — пусть и нередко с оттенком уважения к его незаурядным лидерским талантам. Например, Григулевич пишет о нем так:

«Бовес был среднего роста мускулистый красавец, с бычьей шеей, голубыми глазами, плотоядным ртом и огненного цвета бородкой, охватывавшей подковой его лицо. Великолепный наездник, он владел мастерски лассо и копьем, обладал чутким слухом и отличным зрением. Бесстрашный в бою, Бовес с безразличием относился к деньгам и другим земным благам. У него была одна только страсть: истязать, мучить, насиловать, убивать». ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ