Курьеры в камуфляже: как ветераны СВО ищут своё место в мирной жизни

На улицах всё чаще можно встретить курьеров в камуфляжной одежде или с милитари-элементами. Это не новый тренд и не рыбаки на подработках: ветераны возвращаются на «большую землю» и заново ищут своё место. Пока их немного — добровольцы ЧВК с конечными контрактами и солдаты Министерства обороны (в народе «МОРФ», будто из мира «Лавкрафта»), списанные по здоровью.​ИА Регнум

Автор этих строк с уважением относится к нелёгкому делу доставки еды и сам отъездил с сумкой за спиной больше года. Но всё же курьер — это чаще всего профессия-переходник, вынужденный и временный этап.

Идут ли вернувшиеся ветераны в сферу доставки по собственному желанию или просто не могут найти другую, более квалифицированную работу?

На этот вопрос ответил ветеран-курьер Тимур Громов в передаче «Будем жить!». Мужчина заявил, что получил несколько отказов от воронежских заводов исключительно из-за своего статуса ветерана СВО:

«Сейчас работаю доставщиком. До этого пробовал заводы в Воронеже, пытался устроиться. По секрету узнал через одну девочку в кадрах, что мне отказывают потому, что я ветеран СВО. Возможно, кто-то думает, что все ветераны СВО — вспыльчивые, нервные, злые, нестабильные сотрудники, и отказывают просто не глядя», — рассказал Тимур в эфире Центрального телевидения.

Мой знакомый штурмовик тоже столкнулся с подобным отношением:

«Когда я впервые вернулся в «Энергосбыт» после войны, первые слова начальницы были: «А я слышала, ты две контузии получил?» Я говорю: «Ну да, две точно было». Она завалила вопросами: «А ты срываешься? У тебя есть резкие выплески злости, ты кидаешься на людей?» Слово «контузия» для гражданских — это приговор. Сразу ассоциации с пьяным «афганцем» на площадке».

Этот стереотип — прямое наследие «вьетнамского синдрома», воспетого голливудскими боевиками в духе Рэмбо. Образ ветерана-социопата плотно засел в культуре и общественном сознании.

Вспоминается и современный российский фильм «Завод» режиссера Юрия Быкова, где ветеран — это плачущий и трясущийся в припадках одинокий мужик, который умеет только одно — причинять насилие.

Масла в огонь подливают либеральные СМИ. Освещают ли они каждую драку, разбой или убийство гражданских людей? Становится ли это сенсацией? Нет. Но если закон преступил ветеран СВО — обязательно! В заголовок и с правильными акцентами.

Пользуется этой манипуляцией и украинская пропаганда, вбрасывая фейки о российских ветеранах. Правда в том, что у законопослушных людей участие в боевых действиях не вызывает желания совершать преступления на гражданке.

Другое дело, что из тюрем на войну вербуют заключенных вроде ярославского сатаниста*-расчленителя, а их рецидивы бросают тень на всю ветеранскую братию.

Преступления, которые дают шанс «отмыть кровью», следовало бы рассматривать индивидуально, а порядок приёма в «шторма» — ужесточить. Ярославский сатанист*, кстати, снова сел, но на этот раз за наркотики.

Нет, я не отрицаю существование ПТСР: многим, а может большинству ветеранов требуется психологическая поддержка. Но не стоит гиперболизировать этот синдром и тем более вешать на людей ярлыки из фильмов.

Типичный ПТСР — это апатия к гражданской жизни, чувство вины за погибших товарищей и другие сложные психологические проблемы, а вовсе не желание учинить насилие и отомстить всем, кто в тылу отсиделся.

Так существует ли дискриминация ветеранов при трудоустройстве?

Если на заводах, расположенных в провинции и традиционно близких к государству, случаи предвзятого отношения ещё можно списать на частные ошибки и исключения, то в IT-среде в скрытое предубеждение верится охотнее. Я нашёл ветерана-айтишника, и вот его история:

«Вернулся со второго контракта, начал искать работу. Благо есть существенный опыт в IT, высшее образование. Чтобы меньше было вопросов, почему не работал полтора года, указал в анкете, что участвовал в СВО. Учитывая, что до войны работодатели сами находили меня и звали на работу, я не думал, что поиск займёт столько времени.

Ежедневно искал вакансии, откликался только на те, где полностью соответствовал требованиям, но везде отказы, даже без собеседований. Спустя пару месяцев я убрал строчку про участие в СВО, и худо-бедно стали появляться собеседования, но пока тоже безрезультатно. При ответе на вопрос о перерыве слышишь с той стороны неловкое молчание».

Требовать от частного бизнеса «любви к ветеранам» как минимум наивно — страна живёт при капитализме. Квоты для участников СВО, которые вводит государство, с одной стороны, верный шаг, особенно в случае крупного бизнеса, но с другой — подобные меры рискуют остаться формальностью или, наоборот, усугубить социальное напряжение.

Что, если в небольшую фирму не пришёл устраиваться ни один ветеран, эту компанию нужно наказывать? Например, в Новгородской области квота предписана для всех предприятий с численностью работников более 35 человек.

Однако есть и обратные примеры. Мой знакомый Антон, оператор БПЛА, нашёл работу в считаные дни, а его ветеранский статус стал преимуществом:

«Мне самому позвонили, пригласили и взяли в один день. Ветераны СВО однозначно в приоритете. Меня взяли по факту именно потому, что я ветеран и у меня есть навыки в сфере беспилотников, а так обычно требуют высшее техническое образование или большой опыт. На работе есть отдельные нюансы, но это всё с лихвой компенсируется хорошей зарплатой и лояльным отношением».

Антон трудится в фирме по испытанию БПЛА. Но много ли подобных рабочих мест?

«В моей сфере, связанной с разработкой и производством беспилотников, мест, по-моему, очень много. Я лично знаю десятки организаций в разных городах, которые ищут квалифицированных специалистов, предлагают хорошие условия и активно растут. Ветераны — операторы БПЛА на гражданке однозначно не останутся без работы».

Выходит, дронщикам волноваться стоит менее всего. Но трудно представить, что навыки наводчика Д-30 или гранатомётчика будут так же востребованы в мирной экономике.

Хотя многим ветеранам нужны не просто «рабочие места», а дела, несущие в себе смысл. Это и воспитание нового поколения, и общественная деятельность, культурный фронт. И предпринимательство может быть полезным и увлекательным, ветеранов стоит активно поддерживать на этом поприще.

Война не отпускает, может не отпустить никогда

Возвращаясь к передаче на «Первом» — за курьером-ветераном следовал более интересный пример: шеф-повар, которого с распростёртыми объятиями приняли бы в родном ресторане, но сам мужчина не видел в готовке уже никакого смысла. Это намного больше похоже на тот самый ПТСР.

Парадокс в том, что в окопе твоим главным желанием может быть просто оказаться дома, но по возвращении — тебя тянет обратно.

Ведь на передовой была яркая, наполненная жизнь, которая по накалу эмоций, а главное — важности, осмысленности, ни с какой «гражданкой» не сравнится, какую работу ни предлагай.

На фронте были товарищи, которые доверяли тебе свою жизнь, а ты им доверял свою. А здесь рыночная конкуренция, прибыль — вот и попробуй это осознать.

Какая-то часть мужчин не захотят мирной жизни даже после окончания СВО — это та часть солдат, что нашли в войне своё призвание и смысл. Государству нужно задуматься об этой немалой прослойке уже сейчас.

Предложение служить в «мирной армии» не сработает. Но на планете же есть точки, где у русских воинов будет возможность направить свою энергию на пользу Родине.

Но всё-таки большинство ветеранов вернутся на гражданку, в мирную жизнь, где столкнутся с «раздвоенной реальностью» и скрытой дискриминацией. Корень этой проблемы — в общественном сознании, в восприятии спецоперации и её участников.

Пока для экономики и основной массы населения война — далёкий фон, ветеранов будут продолжать воспринимать как дикарей, а при аббревиатуре СВО «переключать канал».

*Сатанизм признан экстремистским движением и запрещён в России

Кирилл Имашев. Участник СВО, журналист, сценарист