Что скрывается за «тупиком» в СВО: Вашингтон проигрывает и готов серьезно рискнуть

Владимир Путин и Дональд Трамп. Коллаж: EADaily

На фронте, как кажется, ничего не меняется: все то же медленное продвижение российских войск без признаков решительной победы или поражения одной из сторон. Но на самом деле это не так, утверждает в статье для журнала «Профиль» директор Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ Василий Кашин.

С момента возвращения Трампа в Белый дом ситуация вокруг урегулирования украинского конфликта представляет собой чередование вспышек энтузиазма (обычно после российско-американских переговоров) и приступов уныния, сопровождаемых разговорами о том, что бои будут продолжаться еще бесконечно долго.

Где мы находимся

Цели администрации Трампа на Украине до саммита в Анкоридже не имели заметных отличий от целей администрации Байдена образца 2024 года. Трамп стремился навязать России перемирие по линии боевого соприкосновения. При этом предполагалось, что Украина не будет брать на себя никаких обязательств, кроме, возможно, обещания не пытаться силой изменить новую де-факто границу.

К такому завершению войны стремилась и администрация Байдена после провала украинского наступления лета — осени 2023-го, когда стало ясно, что нанести России военное поражение не получится. Развернуть полноценное дипломатическое наступление в 2024 году Байден не мог из-за приближавшихся выборов и известных проблем с здоровьем. Но если бы на президентском посту его сменила Камала Харрис, то уже в начале 2025-го она, вероятно, начала бы прикладывать дипломатические усилия, чтобы завершить конфликт.

Эти усилия не сопровождались бы таким количеством огненных постов в соцсетях и драматических заявлений, как мы наблюдаем сейчас. Харрис не стала бы демонстративно унижать европейских и украинских союзников, как это делает Трамп. Она была бы менее склонна предлагать России ослабление санкций и восстановление сотрудничества с США и уж точно не говорила бы о хороших личных отношениях с Путиным. Но содержательно позиция США по Украине изменилась бы мало.

Если отвлечься от специфических манер и стиля Трампа, его действия в первые месяцы президентства были рациональны, последовательны и нацелены на навязывание Москве перемирия в кратчайшие сроки. Тактически Трамп стремился со свойственной ему прямолинейностью комбинировать пряник и кнут, предлагая возрождение российско-американского партнерства, с одной стороны, а с другой — грозя новыми санкциями и дополнительными поставками оружия Украине.

Кульминацией политики навязывания России перемирия стали попытки США заставить Индию и Китай присоединиться к нефтяному эмбарго, предпринятые в июле — начале августа. Поскольку план этот с треском провалился, Трампу пришлось скорректировать стратегию и сделать шаг навстречу Москве. Он признал, что прекращение огня должно быть частью более широкого соглашения, содержащего ряд условий военно-политического характера (обозначаемых американцами как «гарантии безопасности»).

Теперь дипломатическая борьба ведется за параметры этого соглашения. Но менее ожесточенной она не стала. В новой тактике Трампа можно выделить три ключевых элемента.

Во-первых, США уходят от содержательного диалога по «гарантиям безопасности» с Россией. Вопросы отношений с ней находятся под прямым контролем Трампа и считаных людей из его ближайшего окружения. Обсуждение конкретных вопросов завершения украинского кризиса требует серьезной работы нескольких групп экспертов (прежде всего военных), которая, насколько известно, даже не начиналась.

По-прежнему заблокирована (очевидно, с согласия США) и возможность содержательного диалога по завершению конфликта с Украиной. Как известно, мандат украинской делегации на переговорах с Россией, по словам самого Владимира Зеленского, включает в себя только гуманитарные вопросы вроде обменов пленными. Обсуждать детали перемирия они не имеют права.

Во-вторых, США начали детальные обсуждения содержания будущих «гарантий безопасности» с Европой и Украиной. Россию пытаются принудить начать переговоры сразу на достаточно высоком (даже на высшем) политическом уровне, где ей будут презентованы результаты американо-европейско-украинского творчества и предложено их принять — или иметь дело с последствиями.

В-третьих, США развертывают новую кампанию давления на Россию. Эта кампания включает в себя вербальные интервенции Трампа (вроде обзывания России «бумажным тигром»), а также сливы о передаче Украине все более разрушительных видов оружия. Наряду с этим продолжаются попытки принудить Индию отказаться от российской нефти, чтобы лишить Москву средств для продолжения спецоперации.

Украина работает в полной координации с США и в военном, и в политическом отношении. Идет, вероятно, продуктивное обсуждение политических условий завершения войны, причем, судя по высказываниям Зеленского, он готов провести выборы и покинуть президентский пост вскоре после перемирия.

Киев участвует в кампании давления на Москву, частью которой стала дискуссия о передаче Украине ракет «Томагавк» и ударах ими по «старой» российской территории. Нет сомнений, что все удары вглубь России, а также все крупные теракты, в том числе против гражданских целей, как и в период Байдена, осуществляются с санкции и при помощи Соединённых Штатов. Большинство таких операций не были бы не только результативны, но и даже технически возможны без американской поддержки. Нарастающее участие США в террористической активности на нашей территории, включая преднамеренные убийства гражданского населения, — базовый факт российско-американских отношений, от которого мы в обозримом будущем никуда не уйдем.

Куда мы движемся: проблемы «устойчивой модели»

Важнейший элемент стратегии Трампа в отношении Украины -демонстративное дистанцирование от конфликта с перекладыванием его финансовых издержек на ЕС и попытками играть роль «посредника». Белый дом хочет убедить Москву, что найдена новая «устойчивая модель» поддержки Украины.

Америка якобы не участвует в конфликте и лишь продает оружие Европе по коммерческим ценам, а потому ничего не теряет от продолжения боевых действий; Евросоюз, объединив финансовые ресурсы, может обеспечивать украинское сопротивление сколь угодно долго; Украина доказала, что способна успешно сдерживать Россию и будет удерживать фронт годами.

Описанная конструкция выглядит правдоподобной, логичной и внутренне непротиворечивой, однако при этом не имеет ничего общего с реальностью. Более того, у этой конструкции есть все характерные признаки шизофренического бреда.

Прежде всего Америка остается полноценным участником конфликта — ее спутниковая группировка обеспечивает большую часть услуг разведки и целеуказания для ВСУ, а также практически всю украинскую военную инфраструктуру связи и управления (попытки замены Starlink на британский One Web предпринимались, но заглохли).

Соединённые Штаты сняли с себя большую часть расходов на помощь Украине, но не все: они оплачивают содержание дополнительных войск в Европе, их передовое развертывание и более высокую по сравнению с периодом до СВО активность.

В рамках глобального противостояния с Китаем гораздо больше, чем денег, американцам не хватает войск и материальных ресурсов. Производство основных видов вооружения по-прежнему отстает от потребностей одной лишь Украины, что приводит к значительным (порой на несколько лет) задержкам поставок оружия азиатским союзникам.

В условиях продолжающегося конфликта на Украине США в очередной раз показали, что не могут нарастить военное присутствие на Тихом океане. Трамп повторяет опыт второго срока Обамы. Тогда громкие слова президента США о «повороте в Азию» не сопровождались реальным ростом военного присутствия в регионе, что привело к снижению американского влияния.

Фактически же ситуация для Соединённых Штатов сегодня намного хуже, чем в 2012—2016 годах. Китай за это время добился выдающихся успехов в наращивании боевой мощи. Баланс военных сил в регионе серьезно изменился, а напряженность вокруг Тайваня выросла из-за предыдущих действий американцев. Судя по высказываниям представителей Пентагона, США ожидают, что после 2027-го Китай, завершив очередной этап модернизации, перейдет к более наступательной политике в Азии. Это создает дополнительное давление на американскую стратегию на Украине.

Устойчивость Европы

С финансовой точки зрения будущее снабжение Украины за счет ресурсов одной лишь Европы также не выглядит устойчивым. Обмеление финансового потока из Америки — очень плохая новость для Киева и Брюсселя. Из $ 360 млрд, ассигнованных на помощь Украине (по состоянию на февраль 2025 года), на США приходилось более $ 134 млрд. При этом денег на продолжение боевых действий Украине надо все больше. По словам министра обороны Дениса Шмыгаля, в 2026 году на военные расходы Киеву потребуется не менее $ 120 млрд, при этом военный бюджет страны снизится в долларовом выражении с $ 78 млрд до $ 73 млрд (с учетом внешних кредитов и грантов).

Прочие расходы должны покрываться из внебюджетных источников, включая прямые поставки вооружения и военной техники, оплату внешними донорами различных потребностей и тому подобное. Зеленский давал несколько более простую раскладку: украинский бюджет может покрыть $ 60 млрд из $ 120 млрд, а еще $ 60 млрд «предстоит найти».

Поскольку американскую военную технику придется покупать по рыночной цене, о чем неоднократно заявлял Трамп, речь идет о примерно двукратном росте расходов Европы на Украину. Использование прибыли от замороженных российских активов может в лучшем случае покрыть считаные проценты этих расходов.

В Европе обостряется дискуссия о дальнейшем финансировании: обсуждаются как «репарационные кредиты», обеспеченные замороженными российскими активами, так и их прямая конфискация. Вспышки такой дискуссии были и раньше.

Конфискация российских золотовалютных резервов, вероятно, решит судьбу остающихся в России европейских активов стоимостью десятки миллиардов, создаст многочисленные юридические проблемы и повлияет на поведение других суверенных инвесторов в европейские экономики. Этот шаг можно с упоением обсуждать, но на него трудно решиться.

Проблема устойчивости Украины

Медленное наступление России, продолжающееся с начала 2024-го, создает соблазн предположить, что и дальше оно будет идти в том же темпе. Действительно, если наступление продолжится с нынешней скоростью, Россия не сможет нанести Украине решительного поражения, не сможет в обозримом будущем выйти на внешние границы своих четырех новых субъектов Федерации, и, следовательно, конфликт для нее бесперспективен.

В реальности же при сохранении позиционного кризиса развитие событий в войне на истощение на украинском театре далеко от линейного. Во-первых, есть признаки ускорения деградации ВСУ. Во-вторых, на фронтах СВО, по всей видимости, предстоит очередная технологическая революция, которая может изменить динамику боевых действий.

Пример подобной нелинейности дает украинская статистика уголовных производств по ст. 407 УК Украины (самовольное оставление части): около 7 тыс. за весь 2022 год, 17,7 тыс. за 2023-й, 68,8 тыс. за 2024-й и 110,5 тыс. за первые семь месяцев 2025 года (всего более 250 тыс.). За время конфликта было также открыто более 50 тыс. дел по ст. 408 УК Украины (дезертирство) со сходной динамикой.

Введенный в ноябре прошлого года механизм, позволявший покинувшим часть и дезертировавшим вернуться на службу, избежав ответственности, дал ограниченный результат. По официальным данным, механизмом воспользовались 29 тыс. человек, то есть менее 10% от общего числа покинувших службу. Разумеется, есть свидетельства, что часть дезертирств не регистрируется и уголовные дела не открываются, иначе говоря, потери ВСУ по одной этой статье могут быть более 271 тыс. человек (300 тыс. минус 29 тыс.).

Эта статистика не дает полного представления об общем объеме потерь ВСУ и даже динамике их численности, но демонстрирует нелинейность происходящих процессов.

На поле боя, судя по недавней статье экс-главкома ВСУ Валерия Залужного, «позиционный тупик действительно существует, имеет характерные признаки, но наблюдается устойчивая тенденция выхода из него со стороны России». Добиться этой тенденции российским войскам, объясняет Залужный, удалось благодаря тактике просачивания через разреженные из-за нехватки пехоты украинские позиции и масштабному применению все более совершенных FPV-дронов, на которые приходится до 80% потерь украинской живой силы.

С начала года украинскими источниками фиксируется достигнутое превосходство России в масштабах применения FPV-дронов и особенно значительное техническое преимущество в применении аппаратов, управляемых по оптоволокну. По более традиционным видам вооружения (авиация, артиллерия, ракетное оружие и тому подобное) Россия в целом сохраняет и наращивает превосходство в течение всего конфликта.

Обеими сторонами создаются новые средства борьбы с малыми дронами различных типов, включая разнообразные дроны-перехватчики, оружие направленной энергии, специализированное стрелково-артиллерийское вооружение и все более совершенные системы РЭБ.

Важное значение имеет и появление новых систем обнаружения дронов и систем управления ПВО на малых высотах, позволяющих комбинировать разные средства защиты от беспилотников. Достижение господства в воздухе одной из сторон может сразу изменить характер боевых действий. Более мощное и динамичное российское производство позволяет предположить, что вероятность достижения подобного одностороннего превосходства для России выше, чем для Украины.

Вера в способность Украины бесконечно держать устойчивую оборону на фоне усиливающегося российского численного и технического превосходства не имеет под собой рациональных основ. Верить в это, видимо, перестал уже и противник — отсюда украинские заявления о необходимости закончить войну до конца года и даже демонстрируемое теперь Киевом положительное отношение к китайско-бразильским мирным инициативам.

Но известные российские политические и военные требования к урегулированию конфликта Украина не готова даже обсуждать. Новый цикл эскалации — это попытка Вашингтона и Киева выйти из намечающегося тупика. Тема нанесения ракетных ударов западным оружием по крупным городам в глубине российской территории, в том числе по Москве, возникает не впервые. С этой угрозой была связана, в частности, прошлогодняя корректировка российской ядерной доктрины.

Администрация Байдена, подходя вплотную к принятию столь опасных решений, все же не решалась перейти Рубикон. Но администрация Трампа уже неоднократно демонстрировала авантюризм и растущий аппетит к риску. Мы не можем исключать самого драматического развития событий и должны быть готовы к ответным действиям, которые затронут уже не только Украину.