Александр Росляков. Сельский караул

Рядом с моим дачным поселком неподалеку от подмосковной Истры в советское время был могучий колхоз Тимирязева. Потом какие-то частники пытались что-то на его руинах возродить, но без толку, и уж лет 20 корпуса его былых ферм зияют пустотой, а угодья зарастают всякой дрянью. Особенно, с недавних пор, вредоносным борщевиком Сосновского.

И на днях иду я через поле к магазину на шоссе – и вижу чудо, картину давней юности, когда я трудился сельским корреспондентом. На краю поля два колесных трактора, явно с какой-то поломкой, потому что слышны удары ремонтных орудий по металлу, перемежаемые матерщиной. Ну просто воскрешение того, чего я насмотрелся когда-то до невыносимой тошноты: разгар рабочего дня, трактор стоит, а тракторист, если еще не дрыхнет подле пьяный, тупо лупит своего железного коня... Так было в большинстве колхозов и совхозов, за редким исключением подобных Тимирязевскому...

Я не удержался подойти спросить, что загнало эти трактора туда, где их давно уж было не видать? Трактористы и рассказали, что пришли чистить землю от проклятого борщевика, теперь за него будут штрафовать, ну а трактор – дело ломкое... «Так настоящий лес его вон где, у тех руин от бывших ферм», – сказал я. «А там не наша территория. Да и поздно спохватились, середина августа, он же уже отцвел, все семена развеялись, так что в следующем году его тут еще больше будет...»

Ну то есть до слез прямо: все вокруг колхозное, все вокруг бесхозное, я прямо в молодость свою влетел, картина точно тем же маслом... Правда, с одним «но». Тогда в командировке в Пермской области я вместе с председателем колхоза и его трактористом изобрел спасение от этой страшной колхозной бесхозности – «безнарядное звено». Где получают не за часы, отбытые в поле, хоть в мертвецком виде, а за итог трудов. Сама-то идея была давно известна, наш же вклад был в дерзком, против всех тогдашних правил, принципе оплаты за труды: 25% от чистой прибыли за проданный государству урожай. До этого применялись ужасно сложные головоломки, по сути просто премии от фонаря на усмотрение начальства, что и не давало настоящего развития этому почину.

И после того, как мы все как следует обмозговали, а я, пользуясь тогдашним авторитетом прессы, сломал все запретные барьеры на пути – пришла самая щедрая удача. За считанные годы опыт первого звена разошелся на весь колхоз, работяги стали в поле не пить, вовсю считать копейку, отказались от лишней техники, чья амортизация ложилась на их карман, чинить все загодя – ну и так далее... Урожайность выросла, затраты упали, мужики стали получать втрое-вчетверо больше прежнего, покупать себе новые мотоциклы, даже автомобили, их жены – шубы и мебеля, а дети их нагло хвастать в школе: «У меня папа в звене, а твой – колхозник!»

Колхоз из вечно убыточного стал миллионером, в нем открыли зональную школу опыта, куда на шикарных автобусах поехали делегации; председателя наградили орденом, того тракториста, первого звеньевого, сделали депутатом Верховного Совета – и он, живя на сессиях в гостинице Россия, по-царски угощал меня в тамошнем буфете импортным пивом с родной икрой и осетриной...

Но и горе горькое не дремало. Председатель, ставший ближайшим моим другом, кремень на редкость, на гребне успеха спился насмерть.

С ним еще по нашей вечной показухе Гостелерадио заключило договор на сценарий часового фильма о нем же, режиссер с оператором бегали ему за водкой, а когда я прилетел туда в очередную командировку он встречал меня в черной обкомовской «Волге» прямо у трапа самолета, уже с утра в дым:

– В обкоме сказали так тебя принять, чтобы ногой не докоснулся до земли! Едем сейчас туда...

– Ты же пьяный...

– Не шурши! Я там ногой все двери открываю!..

Допился до того, что ему вырезали одну почку, но он и тогда не бросил пить – кремень же! – и от пьянства умер в цвете лет. Но его заслуга была в том, что и когда он уже не просыхал, колхоз его работал как часы. Так смог наладить это наше звеньевое дело, за которое сперва имел уйму вздрючек, ведь пер против всей прочей палочной системы – и резкий переход из грязи  князи и окунул его в бутылку.

А тракторист звонит однажды мне:

– Васильевич, приезжай, тут с области опять напали, говорят: вас опускать надо, а то получаете больше секретарей обкома!

– Ты спятил? Ты депутат Верховного Совета, высшее лицо в стране, а я внештатный корреспондент, никто. Это я у тебя должен просить защиты!

Работягой он был от бога, а вот борцом за свое дело – никаким. Впрочем помалу хребты у ему подобных, дорвавшихся до прямой ответственности за свое дело, крепчали, чему как раз и служил пошедший массово под конец СССР переход на эти звенья. Но не хватило каких-то, может, лет пяти, чтобы они стали настоящими хозяевами родной земли. Вскоре после гибели СССР пришла команда из Москвы делить колхозы и совхозы на паи в угоду «фермерскому» пути развития, зазнамо гиблому, поскольку без колхозной инфраструктуры фермеру не жить, а самому ее не потянуть. А тем, кто на ту дележку не пойдет, закрывать банковские операции. В колхозах, где звеньевая система уже дала явный успех, это сделали с похоронными слезами, после чего они восстановлению уже не подлежали... А чуть бы люди закрепились в своем праве – приехал бы мой друг в банк да как трахнул кулаком по столу: «А ну гоните наши деньги, не будем мы колхоз делить!» Глядишь, и не пришел бы тогда тот страшный сельхозупадок 90-х, когда Америка спасала нас ее маргарином с «ножками Буша»...

И вот подле этих неловких борцов с нашим нынешним сельским проклятием – борщевиком Сосновского – я словно ухнул вновь в ту давнюю колхозно-совхозную пору, когда поля еще все были в тракторах и урожаях. Правда, чаще всего не ахти каких, ну а поломка трактора была самым нормальным делом: не дома же его чинить, не до работы или после – а на то и есть работа, чтобы на ней-то и творить этот почин! Только тогда была самая лучезарная надежда на избавление от этого повального упадка путем тех звеньев, которым я отдал целый кусок жизни. И вот – как 40-а лет не прошло, пришли ровно к тому же, что было в ту незапамятную старь! Только теперь, когда картошку даже завозим из Израиля, Египта и Китая в обмен на свои недра и леса, без которых что есть сил стремимся оставить своих детей и внуков – надежды той и близко нет!..

Назавтра трактора стояли там же, хотя порезать на нескольких всего-то га этот борщевик даже на самых медленных парах было делом пары часов, не больше. Вот это чудо возрождения, просто какой-то Фантомас тех же советских пор. До дрожи в роже! Караул!