Русские мыслители об интеллигенции

Автор: Виталий Даренский

Великий русский мыслитель В.В. Розанов в 1915 г., предчувствуя, что сделает интеллигенция с Россией в феврале 1917 года, в своем «Мимолетном» написал шокирующие слова: «Пока не передавят интеллигенцию – России нельзя жить. Ее надо просто передавить. Убить».

Еще в 1832 г. Пушкин с грустью заметил, что в России много людей, «стоящих в оппозиции не к правительству, а к России». Само слово «интеллигенция» в широкое употребление ввёл писатель П.Д. Боборыкин, для обозначения «образованных слоев общества». Позже понятия «образованный класс» и «интеллигенция» были уже разведены между собой – не любой образованный человек мог быть отнесён к интеллигенции, а только тот, который критиковал «отсталое» правительство. Другой великий философ А.Ф. Лосев (монах Андроник) сказал: «Достоевский – не интеллигент, и Владимир Соловьев – не интеллигент, и я – тоже не интеллигент. Мои воззрения не интеллигентские. Интеллигенция – это что? Это такое буржуазно-либеральное свободомыслие, да? Я терпеть этого не могу». Это было сказано им уже в конце жизни, в 1980-х годах. В это же время Л.Н. Гумилев уточнил тезис А.Ф. Лосева следующим образом: «Ну, какой же я интеллигент – у меня профессия есть, и я Родину люблю!»; «Я не интеллигент, я – солдат, я – дворянин»; и особенно диалог в одном из интервью: «– Лев Николаевич, вы интеллигент? – Боже меня сохрани! Нынешняя интеллигенция – это такая духовная секта. Что характерно: ничего не знают, ничего не умеют, но обо всем судят и совершенно не приемлют инакомыслия».

Историк С.М. Соловьев писал об интеллигенции, к которой он сам принадлежал, очень честно: «Крайне небольшое число образованных, и то большею частью поверхностно, с постоянным обращением внимания на Запад, на чужое; все сочувствие – туда, к Западу, ибо там – жизнь, там – движение, там – деятельность; но все это сочувствие и должно было оставаться сочувствием только, единственным выражением которого было слово, и то не публичное, а домашнее, кабинетная или гостиная болтовня; у себя в России нет ничего, где бы можно было действовать тою действительностью, которую привыкли видеть на Западе, о которой привыкли читать и рассуждать. Отсюда – отрицательное отношение к своему, привычка к бесплодному порицанию, к бесплодному протесту, к бесплодной насмешке… Отсюда же этим образованным, мыслящим русским людям Россия представлялась tabula rasa, на которой можно было начертать все, что угодно». Это показывает подлинную цену внешней «образованности» интеллигенции. М.Н. Катков в поистине гениальной статье «Наше варварство – в нашей иностранной интеллигенции» писал: «Наша интеллигенция выбивается из сил показать себя как можно менее русской, полагая, что в этом-то и состоит европеизм». Главная его мысль: «Наше варварство заключается не в необразованности наших народных масс: массы везде массы, но мы можем с полным убеждением и с чувством достоинства признать, что нигде в народе нет столько духа и силы веры, как в нашем, а это уже не варварство… Нет, наше варварство – в нашей иностранной интеллигенции. Истинное варварство ходит у нас не в сером армяке, а больше во фраке и даже в белых перчатках».

Богослов ХХ века старец прот. Валентин Мордасов в статье «О трех видах просвещения» выделил три уровня: 1) низший – просвещение как знание грамоты и светских наук; 2) средний – просвещение как нравственное воспитание; 3) высший – просвещение как аскеза внутренней «жизни во Христе». В соответствии с такой классификацией, интеллигенция обладает только низшим уровнем просвещения и отчасти средним, но высший у неё отсутствует вообще. Более, того она сознательно и враждебно отвергает его.

Этот тип людей в силу своего нарциссизма стал отождествлять себя с «обществом» как таковым, поскольку считал себя единственным «мыслящим» и поэтому «избранным» по сравнению со всеми остальными. Следствием этого стала его внутренняя замкнутость в виде и форме квазирелигиозной секты. В статье Н.С. Лескова «Деспотизм либералов» это описано так: «“Если ты не с нами, так ты подлец!”… это лозунг нынешних русских либералов… Держась такого принципа, наши либералы предписывают русскому обществу разом отречься от всего, во что оно верило и что срослось с его природой. Отвергайте авторитеты, не стремитесь к никаким идеалам, не имейте никакой религии (кроме тетрадок Фейербаха и Бюхнера), не стесняйтесь никакими нравственными обязательствами, смейтесь над браком, над симпатиями, над духовной чистотой, а не то вы “подлец”! Если вы обидитесь, что вас назовут подлецом, ну, так вдобавок вы еще “тупоумный глупец и дрянной пошляк”».

А когда интеллигенция уже выполнила свою инфернальную «миссию», разрушив православную Россию, в 1918 г. академик И.П. Павлов прочел три лекции, которые обычно объединяют общим условным названием «Об уме вообще, о русском уме в частности». Однако он имел в виду только «русский интеллигентский ум», а о народном уме отзывался презрительно, показывая, что он его совсем не знает и разделяет обычные интеллигентские мифы о «невежестве». Но об этом интеллигентском уме он говорил ничуть не лучше: «русский ум не привязан к фактам. Он больше любит слова и ими оперирует»; «русская мысль совершенно не применяет критики метода, т. е. нисколько не проверяет смысла слов, не идет за кулисы слова, не любит смотреть на подлинную действительность. Мы занимаемся коллекционированием слов, а не изучением жизни». Все это совершенно справедливо, кроме одного: нет никаких оснований называть этот ум «русским», ибо ничего русского в нем нет, это ум без национальности, свойственный этой исторической «химере».

И.П. Павлов пишет о сектантстве интеллигенции так: «Говорить что‑либо против общего настроения было невозможно. Вас стаскивали с места, называли чуть ли не шпионом то, что произошло сейчас в России, есть, безусловно, дело интеллигентского ума, массы же сыграли совершенно пассивную роль, они восприняли то движение, по которому ее направляла интеллигенция». А говоря об итогах её исторического бытия, он с иронией замечает: «нам было бы гораздо полезнее читать не историю французской революции, а историю конца Польши. Мы были бы больше поражены сходством того, что происходит у нас, с историей Польши, чем сходством с французской революцией». Таковы плоды её исторического бытия.

Есть ли в России альтернатива интеллигенции? В последнее время появился термин «хранительство», который используют по отношению к русским традиционалистам, «приверженцам идеи сохранения исторических начал общества и государства» (Перевезенцев С.В., Ширинянц А.А. Очерки истории русского хранительства: Монография. Часть I. – М.: Изд. МГУ, 2021). Первым «хранителем» следует считать М.М. Щербатова и его трактат «О повреждении нравов в России». Стоит также выводить традицию русского «хранительства» и с еще более раннего времени – даже с XVI века: с писаний Ивана Пересветова, посланий старца Филофея и царя Ивана Грозного. Важнейшей фигурой-символом «хранительства», безусловно, является А.С. Пушкин. Зрелый Пушкин был убежденным православным монархистом. В наше время стратегия «хранительства» является адекватным русским ответом на современные вызовы глобальных антихристианских сил.

Русские «хранители» всегда существовали параллельно «ордену» интеллигенции, но их существование интеллигенция не просто замалчивала, но всячески изощрялась во лжи и злобе по отношению к ним. Упомянутые Н.С. Лесковым эпитеты по отношению к тем, кто не был принят в число этой секты по причине своей церковности («мракобесие») и верности царю («черносотенство») – еще не самые грубые из тех, которые практиковало «образованное сословие». Но важно не это, а то, что эти люди с образованием, но отторгнутые интеллигенцией, до сих пор так и не получили своего имени – в первую очередь, по причине их системной травли со стороны интеллигенции. Термин «хранительство» может быть весьма удачным и точным в качестве такого имени. Если термин «охранительство» относится только к некоторому историческому периоду борьбы с либерализмом и революцией – т.е. в основном к XIX – началу XX вв., то термин «хранительство» более универсален и может относиться к любому периоду истории и к современности, поскольку означает исповедание русского православного монархического мировоззрения. Например, в новейшей докторской диссертации Д.И. Стогова «Правые салоны и кружки и проблема их влияния на властные структуры Российской империи (1914 – февраль 1917 г.)» (2025) исследована активная деятельность русских «хранителей» в предреволюционный период. Таким образом, имя «хранители» может стать термином и понятием для обозначения православных образованных людей, не приемлющих русофобского мировоззрения интеллигенции.