«Клеветникам России» - II

В первой части «Клеветников России» мы говорили о странностях любви нашей интеллигенции к родине, чаадаевской «любви-ненависти» к ней, которую заметил уже Пушкин. Чехов выдавливал по капле раба из нашего интеллигента, а Пришвин назвал интеллигентов «блудными детьми».

Однако пальма первенства принадлежит здесь Ф.М. Достоевскому,  высказавшемуся устами Раскольникова: «О, низкие души! Они и любят точно ненавидят!» За что Достоевского возненавидела вся прогрессивная русская интеллигенция, и, кажется, ненавидит до сих пор. Это шизофреническое раздвоение любви к родине у части наших умных голов дает массу болезненных проявлений, в числе коих и легковерие.

Наша интеллигенция легковерна как дитя, особенно к тому, что модно в «Европах». В XIX веке увлеклась марксовым коммунизмом – последним, крайним словом тогдашнего гуманизма и либерализма. Сегодня с той же безоглядностью верит в другое модное в «Европах» слово – демократию, уже самое последнее слово «европейского гуманизма», ибо ничего лучшего там уже много лет придумать не могут. Это, конечно же, лучшее доказательство некой истинности демократии, тем более что критерий  замечательный: «лучшее из худшего». А ведь они с коммунизмом одного поля ягоды… 

Демократия считается как бы «властью народа», а разве коммунизм не претендовал на эту роль? Разве обе эти идеологические конструкции, по сути, не являются властью над народом, хотя и по-разному осуществляемой? Философ-логик А.А. Зиновьев считал демократию исторически преходящей политической формой, и если изменятся политико-экономические обстоятельства – она канет в историю, а на ее место придет, например, откровенная деспотия, по слову Эммануила Канта, который уверял, что «демократия есть неизбежно и деспотия». И мы объявим следующей гуманистической истиной новую европейскую политическую моду на том простом основании, что она на сегодня «лучшее из худшего». В «Европе».

Коммунизм когда-то обещал рай на земле, обманул, и мы дали ему отставку. Вместо него пригласили демократию, которая приобщила нас к цивилизованному потреблению, что по советским меркам и было обещанным раем, так что же удивляться тому, что бывшее советское общество так легко ее приняло? Умиляет, однако, та наивность, с какою от демократии требуют и того, что было при советском коммунизме. На том простом основании, что она ведь объявляет себя «властью народа», и якобы выражает интересы некоего загадочного «гражданского общества». С точки зрения «демократической науки» этот парадокс неразрешим, и поэтому она его не замечает, и расхваливает демократическое платье «голого короля», совсем как в сказке Андерсона.

За этот демократический парадокс ухватились многие, объявляют себя народом и требуют, чего душа пожелает, а в противном случае угрожают: одни – свалить в «Европу», другие – устроить новую революционную бучу, так сказать, повеситься назло матери-родине.  Вот такие у нас новые парадоксы чаадаевской «любви-ненависти».

У правых либеральных любителей родины эта «любовь» принимает форму торговли-шантажа: родина – мне, я – родине, но сначала она мне. Условия, возможности, стартовый капитал, а иначе «свалю». То, что это очень смахивает на манию величия, их нисколько не смущает, так что не поймешь, то ли они больны, то ли глупы. 

У левых любителей родины популярна другая любовь-истерика, с непременным припевом: «усе пропало», «все – воры, все – во лжи». Они претендуют на «открытие», что «партия власти» и лично В. Путин Россию преднамеренно губят и, считай, уже погубили. Тогда, правда, не понятно, почему они так кричат, тогда ведь беспокоиться уже не о чем: можно хоронить. А сами эти патриоты превращаются в похоронную команду, причем хоронящую Россию по высшему разряду – «Верхней Вольты».

Между тем, отстраненно говоря, поведение современной России, вернувшейся на «столбовую дорогу цивилизации», по-своему логично: с демократическими волками жить – по-демократически выть.

Новое постсоветское обострение интеллигентской болезни заставляет нас опять  вспомнить доктора А.П.

Чехова, чтобы понять ее истоки. Хотя он  исследовал эту болезнь и в прошлом веке, но больной все тот же, а диагност Чехов был прекрасный: «Современные лучшие писатели, которых я люблю, служат злу, так как разрушают. … Непресыщенные телом, но уж пресыщенные духом, изощряют свою фантазию до зеленых чертиков. Компрометируют в глазах толпы науку, третируют с высоты писательского величия совесть, свободу, любовь, честь, нравственность, вселяя в толпу уверенность, что все то, что сдерживает в ней зверя и отличает ее от собаки и что добыто путем вековой борьбы с природою, легко может быть дискредитировано. Неужели подобные авторы заставляют искать лучшего, заставляют думать и признавать, что скверное действительно скверно?»

Как же, до невозможности, современен, однако, Чехов! 70 лет советской власти, благодаря цензуре, мы не знали, или не понимали его до конца, но сегодня, когда все шлюзы открыты, Чехов, можно сказать, открывает нам глаза на роль и значение цвета интеллигенции в нашем революционном прошлом, и на ее роль в возможном будущем. Понятно, что на таком интеллигентском поле в начале ХХ века рост бурьяна «любви-ненависти» был ничем не ограничен. Ничем не ограничен он и сегодня.      

Невозможно представить, чтобы интеллигенты-интеллектуалы в «Европах», любящие конечно и злое критическое слово, доходили, однако, до наших крайностей, скажем, объявили, что «Европа лежит во лжи». Поэтому, наверное, и миновали «Европу», до последнего времени, революционные бури и перестроечные штормы. Это ноу-хау российской интеллигенции, которым, правда, возмущались отдельные наши интеллигенты вроде А.П. Чехова, М.М. Пришвина, В.В. Розанова, но они у нас, в отличие от «Европы», всегда в подавляющем меньшинстве. Вследствие нашей интеллигентской болезни.

Хотя надо сказать и то, что «Европа» всегда подстрекала наших «правдолюбов» к чаадаевским крайностям. Ведь и Пушкину предлогом к написанию им стихотворения «Клеветникам России» (1831) послужили известия из Европы, о которых он сообщает в письме своему корреспонденту: «Озлобленная Европа нападает покамест на Россию не оружием, но ежедневной бешеной клеветою. Конституционные правительства хотят мира, а молодые поколения, волнуемые журналами, требуют войны…»

Как свежо и сегодня читаются эти пушкинские строки, и кажется, что история в своих существенных чертах идет все-таки по кругу Вико, наперекор техническому прогрессу. И понятно, почему Пушкина-поэта не признавала, не признает и никогда не признает «Европа», и всегда будет поминать нам «философа» Чаадаева. 

Есть ли лекарства от этой болезни? Бог весть… Когда в степи пожар, то иногда для борьбы с ним пускают встречный огонь. К чему это? Если у нас действительно, как утверждают, многие хотят уехать из страны, то, может быть, стоит помочь им достичь земель обетованных: выступить с инициативой «Билет в один конец».

Понятно, что этот «билет» не для владельцев дорогих квартир, машин и яхт, а возможность для некоторых поработать «в Европах» и сравнить. Пусть попробуют свой запретный плод – и он быстро лишится пропагандистской сладости. С другой стороны, многие застряли «в Европах» и не могут, и не знают как вернуться в Россию – этим блудным детям можно было помочь с обратным билетом на родину. Ведь за битого недаром двух не битых дают.

Тем более что «Закат Европы», который давно предсказал О. Шпенглер, все-таки наступает, «Европа» явственно «меняет кожу», или, по пассионарной теории Л.Н. Гумилева, падает в фазу обскурации. Это означает, что вековое суперэтническое смещение (давление) «Европы» на Россию заканчивается, и наступают иные времена. А Россия… ее всегда в Смутные времена спасала повышенная пассионарность. Бог не выдаст, никто не съест и дальше.   

Материалы Обломовской партии – Пассионарный клуб