Война — это трудная работа

Валерий ГРОМАК

Война ж — совсем не фейерверк,
а просто — трудная работа…

Эти сроки из стихотворения погибшего в бою (январь 1943-го) младшего лейтенанта Михаила Кульчицкого можно с полной уверенностью отнести к тем новобранцам, которые в августе 1941 года первыми пополнили ряды вновь формируемой в Архангельске 12-й отдельной бригады морской пехоты.

Именно эта трудная работа в кратчайшие сроки из бывших колхозников, рабочих, счетоводов, людей, не имеющих никакого военного опыта, сделала настоящих морских пехотинцев, побеждающих фашистов в самих жарких боях. В числе первых в бригаду прибыли Петр Шульга, Василий Клыков, Сафей (Сахиула) Субхангулов.
12 апреля 1942 года командующий 14-й армией поставил перед морскими пехотинцами задачу: высадиться южнее мыса Пикшуев и нанести главный удар в направлении высоты 262,2, уничтожая опорные пункты противника, его разведывательные группы и резервы. Для этого нужно было в самые короткие сроки сделать бригаду подвижной, маневренной, способной действовать на резкопересеченной местности, без дорог и в отрыве от тылов. Эта колоссальная работа была проведена скрытно и в сжатые сроки. Дерзкая десантная операция 12-й отдельной бригады морской пехоты конца апреля—начала мая 1942 года заслуживает отдельного рассказа. Тактике и действиям морских пехотинцев, проявленным 80 с лишним лет назад, есть чему поучиться нынешнему поколению морпехов. Отдельного рассказа заслуживают и подвиги, совершенные в те дни бойцами, старшинами и офицерами отдельной бригады морской пехоты. Но для характеристики воинской зрелости, достигнутой отдельными бойцами, а следовательно, и всей бригады в целом, приведу описание действий вышеназванных бойцов.

Двужильный мужик Петр Шульга

Пулеметчик Шульга. Автор А.Полевой. Источник : goskatalog.ru

В свои 35 лет колхозник Петр Шульга несколько раз призывался на лагерные сборы, и этим ограничивалась его военная подготовка. Но уже через полтора года после призыва младший лейтенант Петр Шульга был награжден орденом Ленина. Отличился бывший колхозник в ходе майской операции 1942 года. 30 апреля 1943 года, в годовщину майской десантной операции, газета «Красный флот» детально описала действия пулеметчика Петра Шульги:

Рота, в которой он служил, в течение двух суток безуспешно штурмовала высоту, занятую фашистами. Наконец немцы дрогнули, морские пехотинцы пошли вперед. Шульга был ранен. Он сам, украдкой от санитаров сделал себе перевязку, молчал о ране, чтобы его не отправили в тыл. Уходить из боя, когда немцев они додавили, в такие минуты, ему казалось обидным. Вокруг рвались мины. Заливая рыхлый снег кровью, упал командир роты.
— Рота, — крикнул Шульга в туже минуту, — слушай мою команду!
Он знал, что в быстротечном порыве штурма опасна самая малая задержка, и что растерянность даже на доли секунды может сорвать все, что удалось морским пехотинцам на третий день штурма с таким напряжением и жертвами. И его команда подтолкнула морских пехотинцев в их неудержимом, порывистом движении вперед.

Немецкий автоматчик, один из тех, кто прикрывал отход фашистов с высоты, притаился поблизости за камнями, услышал команду Шульги и дал короткую очередь в поднявшегося во весь рост краснофлотца. Пули не задели Шульгу, он дал короткую очередь в ответ и повел роту вперед. Бойцы захватили высоту, теперь можно было расположить людей, прикрыть их от вражеских пуль, мин и снарядов. «Шульга оглядел роту, командование которой принял он в горячий момент боя, — писала газета «Красный флот». — После двухдневных атак она сильно поредела, многих своих товарищей не досчитался Шульга, окидывая взглядом занесенную снегом высоту, с которой всего лишь час назад били по морякам немецкие минометы. Впереди слева и справа виднелись гряды каменистых гор, между ними в лощинах лежали замерзшие озера, дальше тянулась неширокая дорога, по которой двигались какие-то черные пятна: это шли машины и люди, немец подтягивал подкрепление: «Отсюда мы им дадим жару!» — подумал Шульга, глядя на отрезок немецкой прифронтовой дороги.

За короткое время, проведенное Петром Шульгой в боях, был у него уже длинный перечень случаев, когда смерть, казалось, заглядывала в глаза. А вот поди ты, оставался цел: мина чуть не под боком — не разорвалась. Пуля угодила прямо в каску — голова уцелела. Сперва он удивился: снова жив! А потом перестал удивляться, перестал обращать внимание на свистящую, визжащую и грохочущую смерть, словно поверив в то, что она не имеет на него никаких прав.

Шульга начал расставлять пулеметные точки. Когда вместе с одним из пулеметчиков он добрался до намеченного места, увидел, как из-за скалы напротив выходят в лощину немцы. Растянувшись по лощине, фашисты быстро приближались к позиции морских пехотинцев. Времени, чтобы установит пулемет на станок, не оставалось. Петр Шульга положил ствол на приглянувшийся камень и открыл огонь. Пулемет сопротивлялся, подпрыгивал, но главное было достигнуто. Немцы не выдержали, повернули, оставив на снегу несколько черных неподвижных фигур. 

«Остаток роты военных моряков закрепился на скале, — писала газета “Красный флот”, — и Шульга, обходя боевые посты, расположенные в укрытии по его указаниям, повторил краснофлотцам слова:
— Наш курс — к победе. С этого курса поворота нет. Стой, пока жив, и назад — ни шагу!
Пурга била в лицо. За непроницаемой снеговой стеной лез на скалу немец, а в густую пелену летящего снега стреляли полуослепленные ветром моряки. Немец откатился. Через час атака повторилась. Снова и снова откатывался немец. Черные лысины, прожженные разрывом мин, все гуще и гуще покрывали скалу, росли груды немецких трупов на подступах к высоте, но и на самой скале все меньше и меньше оставалось защитников.
Шульга передвигался с фланга на фланг, бросал людей туда, где требовалось подкрепление. Вовремя сказанным словом поддерживал он уставших, задерживался там, где, как он был убежден, требовалось его присутствие. Он умел делать все, что могло понадобиться в бою. Выходил ли из строя пулеметчик — он сам ложился за пулемет. Находили ли оставленные немцам минированные “сюрпризы” — Шульга сам брался разминировать их. 

Этот тридцатипятилетний человек, работавший на плодотворной башкирской земле, стал умелым солдатом. И к этому новому для него труду он относился также просто, деловито и тщательно, как и к оставленному им труду пахаря. Здесь, на Крайнем Севере, среди нагромождений бесплодного камня, понял он простую истину: так же, как прежде, должен он трудиться здесь, истреблять вредную немецкую породу, чтобы там, в Башкирии, на исхоженных им полях можно было по-прежнему свободно сеять хлеб и собирать урожай. Две эти цели — истребление немцев и работа за плугом на родном поле — были теперь связаны неразрывно, и Шульга работал здесь так же, как прежде в поле: таким же загаром от солнца и ветра были покрыты его лицо и шея, так же черны были его руки, только не земля теперь покрывала их, а темная несмываемая пороховая копоть. Высокий, неторопливый, но точный в движениях, немного сутулый, ходил он по земле, которую держали несколько десятков оставшихся в живых бойцов. Санитар заметил, как он прихрамывает, заметил бурую кровь, засохшую на ватных штанах, и хотел забрать Шульгу. Шульга посмотрел на санитара своими круглыми глазами и сказал, усмехаясь:
— Вам-то воевать и без меня можно, но мне тоже интересно повоевать.
Потом он посмотрел на маленьких безрогих оленей, запряженных в узкую лодку, на остановившихся за спиной санитаров, и сказал деловито:
—Ты тут не прохлаждайся, тебе дела и без меня хватит. Хлопнет твоих олешек, тогда что? Вези вот этих двоих поскорее.
Он показал на раненых, положенных у ближнего камня, и, прихрамывая, заторопился дальше».

Корреспондент газеты «Красный флот» так же детально рассказывает о смелых и решительных действиях Шульги против пятерых фашистов, которые захватили пулеметную точку морских пехотинцев. Петр набросился на немцев, которые возились у пулемета, ударил ближайшего штыком, потом, выдернув штык, всадил его в бок соседнего немца. Третий было схватил Шульгу за левую руку, но Шульга рывком освободился, перебросил полуавтомат и огрел наседавшего немца прикладом. Двое оставшихся в живых побежали. Шульга дал очередь из пулемета по убегавшим.

…Атаки фашистов следовали одна за другой. На скале оборону держали сперва семнадцать человек, потом одиннадцать, потом восемь. Потом с Шульгой остался только молодой парень-разведчик. Убедившись, что кроме них в живых больше никого нет, Шульга подумал: «Да, вдвоем против двухсот трудно». — Рассказывая позже об этом бое, он смеялся над собой: отчего же в голову ему пришла именно цифра «двести». На самом деле немцев-то там было куда больше — высоту в тот день брал батальон.

И вновь процитирую фронтового корреспондента: 

«Но тогда Шульга подумал о двухстах. Обращаясь к молодому разведчику, он не для него, а больше для себя самого повторил: “Нам с этого курса поворота нет, стой, пока жив, — и добавил еще: — Ты вот что, парень, заряжай-ка магазины для полуавтомата и мне подавай”. — Так они и лежали за камнями. Немцы прижались. Осторожно и неторопливо Шульга стрелял, а его напарник, у которого не успел спросить даже имени, подавал ему магазин за магазином. Винтовка раскалилась. Шульга клал остывать один полуавтомат и принимался за другой.
Когда он привычно протянул руку за спину, ожидая, чтобы разведчик положил заряженный магазин, металл, согретый теплом чужой руки, не коснулся его закопченных пальцев. Шульга обернулся и увидел, что паренек лежит навзничь, и кровь течет из-под ватника на белый снег. Шульга остался один. Подтянул к себе лежавший поодаль немецкий карабин, там было четыре патрона, граната у Шульги оставалась всего одна.
— Четыре пули для фрицев, — сосчитал Шульга, — гранату себе.

Он приложился. Немцы были очень близко, но Петра удивило, что они не идут дальше. Наоборот, они дрогнули после его одиночного выстрела, и когда упал тот, которого Шульга облюбовал себе как цель, остальные стали откатываться назад. Последний убитый немец был той каплей, которая решает исход атаки. Недолгое время спустя, Шульга услышал за спиной осипший простуженный голос комбата:
— Ну, — говорил капитан Петров, — не думал я, что ты здесь живой, Шульга! Двужильный ты мужик!
Он налил Шульге немного спирту и послал его к костру, разведенному в пещере на обратной стороне горы».

Залечив раны, Петр Шульга окончил офицерские курсы, возвратился в ставшую к тому времени Краснознаменной отдельную бригаду морской пехоты, и в 1943 году уже командовал ротой.

«В тылу нет мне места сейчас…»

Василий Клыков

Одним приказом с младшим лейтенантом Петром Гавриловичем Шульгой орденом Ленина был награжден младший лейтенант Василий Клыков. Родился он в многодетной семье. После окончания десятилетки и училища работал в городе Мезени главным бухгалтером сберегательной кассы. Его воинский опыт ограничивался кратковременным пребыванием в артиллерийском полку, располагавшимся районе Кандалакши во время войны с Финляндией 1939—1940 годов. В бригаде Клыков воевал ротным санинструктором. К маю 1942 года он уже был заместителем политрука 2-й роты 5-го батальона.
…По данным разведки противник весной готовил новое наступление на Мурманск. Об этом свидетельствовало непрерывное подтягивание резервов, усиленное движение транспортов вдоль побережья Северной Норвегии и Петсамо, сосредоточение флота в норвежских фиордах. Фашисты подтягивали на Север также крупные силы авиации, включив туда значительное число летчиков из противовоздушной обороны Берлина. 6-я горно-егерская дивизия, занимавшая оборону на Мурманском направлении, была значительно усилена, особенно артиллерийскими средствами.
Бригада морской пехоты получила задачу упредить противника, сорвать его замысел. 29 апреля 1942 года второй батальон во взаимодействии с пятым начал наступление на высоту 262,2. Эта сильно укрепленная высота преграждала путь продвижения бригады. Бой за эту высоту продолжался несколько суток. Два батальона атаковали врага несколько раз, и несколько раз, подтянув подкрепление, фашисты пытались контратаковать позиции морских пехотинцев. В этих боях бойцы проявили исключительный героизм, мужество и отвагу. 

Как свидетельствует история бригады, Василий Клыков, проявивший себя ранее в декабрьских боях 1941 года, совершил новый подвиг. В начале боя за высоту он умело эвакуировал раненых в тыл, а затем, когда бой перешел в новую напряженную фазу, лег за пулемет и начал расстреливать атакующих немцев. Когда же отельные бойцы роты под сильным натиском врага стали откатываться назад, Клыков поднялся во весь рост и подал команду: «Остановись! Назад!». — Бойцы повернулись и начали вести упорный бой.
В ходе боя были ранены командир роты Щукин, политрук Баранов, командир взвода Поротиков. Роту принял лейтенант Крикун, и тоже был ранен, но с поля боя не ушел. На следующий день замела пурга, и за снежной пеленой фашисты вновь пошли в атаку. Им огнем встретили морские пехотинцы. «Никогда не теряющий веселости, приземистый и живой, — как отмечается в истории бригады, — Клыков, дуя на красные непослушные пальцы и, как рассказывал впоследствии о нем политрук Баранов, показывал немцам вслед:
— Сколько шло, а сколько тикают… Что и требовалось доказать...»

На четвертые сутки сражения Василий Клыков был ранен. Он сам себя перевязал и остался на поле боя. А когда командир роты Крикун второй раз был тяжело ранен, а политрук Баранов сильно контужен, Василий Клыков принял командование ротой на себя. От роты осталось одиннадцать раненых бойцов, Но они, под командованием Клыкова, удерживали высоту. На седьмые сутки боев, 6 мая, их смогли сменить. Уйти с высоты самим у них уже не было сил. Со скалы их увозили в нартах, запряженных оленями…
На фронтах кроме Василия Клыкова сражались и его братья. Прокопий и Александр пропали без вести, Федор погиб в боях за Крым. Младший лейтенант Василий Клыков, после излечения в госпитале, вернулся в бригаду морской пехоты. В письме жене Анне он говорит: 

«…Ты пишешь, почему после ранения не остался в тылу. Рука работает и держит автомат, глаза видят, сердце бьется, во мне кипит лютая ненависть к врагам, нужно мстить за погибших братьев, их жен, детей, которые погибли у меня, а в тылу нет мне места сейчас. Встречусь с фашистами, я посчитаюсь с ними как раньше, не пожалею своих сил, самой жизни для победы».

Алга! — по-башкирски «Вперед!»

Послевоенное фото С.Субхангулова

В майских боях 1942 года отличился и Сафей Субхангулов. Двадцатипятилетний башкир-крестьянин из колхоза Янги-Аул Стерлитамакского района Башкирской АССР до войны отслужил срочную в погранвойсках. То, что он имел опыт службы, выгодно отличало его от прибывших при формировании бригады новобранцев. Субхангулова с первых дней назначили командиром отделения. 
8 мая 1942 года отделение сержанта Сафея Субхангулова, отбивая вместе со взводом под командованием лейтенанта Василия Кузнецова атаку неприятельских автоматчиков, выдвинулось далеко вперед. Заняли круговую оборону. Немцы били разрывными пулями. Место открытое. Три раза подходили гитлеровцы к позиции взвода, и трижды их отбивали морские пехотинцы. Как свидетельствовали очевидцы, Субхангулов, — черноволосый, круглолицый башкир с голубыми глазами, удивительными на этом смуглом лице, — стрелял по фашистам и командовал своими бойцами. Когда был тяжело ранен лейтенант Кузнецов, он отнес его к саночкам, похожим на узкую выдолбленную из дерева лодочку и вывез из-под огня. Вернувшись, принял под свое командование взвод и продолжил отбивать наступающих фашистов. Немецкие минометы повели особенно сильный огонь, сержант Сафей Субхангулов увидел бойца, покинувшего свое место в бою, отползшего за камень и там спрятавшегося от пуль и осколков. 
Сафей подполз к нему:
— Ты скажи: ты жить хочешь? Тут живым не будешь! — Он говорил это тихо и не хватался за револьвер, не угрожал. Но сказал так, что боец побагровел от стыда и вернулся в бой.
Под покровом пурги немцам удалось обойти взвод морских пехотинцев и взять в плотное кольцо. Нужно было пробиваться из окружения. Пошли сквозь сильный снег, сквозь летящие отовсюду пули. Дальнейшие события исторический формуляр 12-й отдельной бригады морской пехоты описывает так:

«Субхангулов и связной Кошелев, ослепленные снежной пургой, отбились от группы.
— Что делать будем? — спросил Субхангулов.
— Дальше пойдем, на немцев наткнемся, — сказал Кошелев.
 Субхангулов решил:
— А пойдем все-таки дальше. Наши никуда не денутся. Зайдем им навстречу с другой стороны.
И они пошли вокруг вершины скалы, стреляя, крича и убеждая врага в том, что не моряки окружены, а наоборот они — немцы — находятся в окружении. Так они вышли к своим, соединились с остальными и встретили командира роты лейтенанта Михаила Бердникова.
— Ну, Субхангулов, — сказал лейтенант. — Вот это пошумел. Жив останусь — век тебя не забуду.
Немцы в пурге ушли назад. На высоте остались моряки. 
И по-прежнему Субхангулов кричал бойцам:
— Алга! Алга! — Его понимали и башкиры, и русские. Слово это по-башкирски обозначает «вперед». С этим призывом всегда шли бойцы 12-й бригады».

Сержант Сафей Шакирович Субхангулов в 1942 году был награжден орденом Красного Знамени. Позже к ордену прибавилась медаль «За отвагу».