Пару слов о культе личности и не только…

Игорь ШУМЕЙКО

В двух очерках, главах планируемой книги, была освещена «беда Террора», прочно вошедшего в жизнь страны, перешедшего через Революции, Гражданскую войну в — Репрессии, «Мертвую воду» России.
Еще одна «беда»: Культ личности Сталина, кратно умноживший последствия для страны некоторых черт его характера. И опять объективному рассмотрению этой «беды» мешает ограниченность взгляда, нарушение принципа историзма и лицемерные манипуляции вроде рассмотренных ранее:

«Репрессии в СССР начались в тот год (уточнять могли даже месяц и день!) когда расстреляли "нашего" (Каменева или Бухарина…)». — Так и начало явлений «Культа личности» в политике СССР прочно привязывают к моменту, когда «Сталин, сосредоточив всю власть в партии…», и далее — по известному письму Ленина, далее — к обвинениям эмигранта Троцкого, далее — речам Хрущева.

Попробуем кратко рассмотреть, стилизуясь под летописца Нестора: «Откуда есть пошла политика культов на Руси». — В ХХ веке самыми зримыми приметами культов (именно культов!) становились прижизненные памятники, переименования улиц, городов в честь культивируемого политика. Напоминания, что этой чести многократно удостаивались не только Ленин, Троцкий и десятки деятелей СССР, но и после всего, после всех разоблачений, спустя годы, даже такой персонаж… как Хрущев(!) получал в свою честь улицы, и город в Кировоградской области покровительствуемой Украины.
Конечно, число топонимов имени Сталина неизмеримо больше (даже с поправкой на больший срок его правления), но дело не в количестве, а в природе общества. Мне часто приходилось цитировать Ричарда Пайпса. Несмотря на штампованные порицания нашей пропаганды («главный советолог, консультант американских президентов по СССР») — это вполне добросовестный, своеобразный «сумматор» мнений многих историков. А главное, — не подверженный болезни либерального двоемыслия. Ричард Пайпс совершенно справедливо указывал на самый первый Культ в СССР, положивший основу всего явления: Культ личности Ленина, складывавшийся еще до революции в партии РСДРП, который создавали и поддерживали Луначарский, Зиновьев, Сталин, Свердлов, порой даже и Троцкий. Начавшаяся с 1918 г. кампания переименования в честь Ленина городов, улиц, университетов, танков, кораблей, воздвижения памятников, постоянного славословия, цитирования — только усилилась после потери Лениным дееспособности в следствие нескольких инсультов. Вслушаемся в стихотворный репортаж Маяковского о похоронах Ленина:

И коммунары с-под площади Красной, казалось, шепчут: 
Любимый и милый!
Живи, и не надо судьбы прекрасней —
сто раз сразимся и ляжем в могилы! —
Сейчас прозвучали б слова чудотворца, 
чтоб нам умереть — и его разбудят, 
— плотина улиц враспашку раство́рится,
и с песней на́ смерть ринутся люди.

Это — похороны человека, уже два года разбитого инсультом, недееспособного, фотографии которого из Горок (вскоре — Ленинских), опубликованные в 1990-х — стали своеобразным компроматом. Потому хрущевская и все последующие критики Сталина «отошел от ленинских норм» (популярнейшее обвинение) — еще один, увы, недооцененный пример лицемерия, доходящего до идиотизма. Само количество людей, прощавшихся со Сталиным в марте 1953, стало обвинением ему: «Какой Культ, КУЛЬТИЩЕ себя он создал!» — Но схожие толпы января 1924 года? Причем их эффект умножался неустанным живописанием, подчеркиванием жуткого мороза, стоявшего в те дни, что, объективно считая, умножало показатель самозабвенности масс. Маяковский не врал! Сейчас вынужденно и очень грубо считая показатели «общего уровня экзальтации… культа», можно признать: один человек, отстоявший полдня в очереди в Колонный зал при -40 градусов, равен, скажем — десяти человекам, проделавшим этот путь при -3 градусах.

Представляю гнев некоторых, даже многих, на подобные (наверняка впервые приводимые в печати) «ужасные уравнения». Но это реакция на лицемерие Хрущева, шестидесятников с «ленинскими нормами» и универсальным, ставшим теперь мемом: «Вы не понимаете! Это… (похороны Ленина, и далее со всеми остановками) — это другое!» 
Но эти факты и возможно неожиданные сравнения приведены вовсе не для ответа в стиле: «А ваш-то… тоже хорош! Тоже любил славословия». — Дело совсем не в характере Ленина, Сталина, а именно, как отмечено в начале очерка, — в природе общества. Упомянутый принцип историзма, «рассмотрения всех событий с учётом условий, в которых они происходили, их связи с другими событиями, предшествовавшими изучаемым», требует учета: тысячелетних монархических традиций. Учета того, что крестьянство, составлявшее более 80 % населения страны, традиционно почитавшее царя, переносило эти чувства на вождей нового государства. А популярнейшие в его среде «жития святых» передали эстафету героизированным биографиям революционеров, авторы которых сознательно повторяли стиль «житий». Введенные в 1923 году и существовавшие до конца СССР «Ленинские уголки» — прямое подражание Красному углу крестьянских изб. 
Так осколок «культа Ленина» на десятилетия пережил и Культ героя этой книги. Строго оценивая меру прочтения работ Карла Маркса и факты, характер отношения к его персоне (соотношение Изданного и Прочитанного, переименования городов и прочих объектов недвижимого и движимого имущества, отношения к сбытию его пророчеств вроде неуклонного относительного и абсолютного обнищания рабочего класса, к «Капиталу», последние тома которого уже переправлял, подгоняя под реалии, Энгельс ) — другого слова кроме «культ» тоже подобрать сложно. 

Отношение Сталина к Культам Маркса-Ленина характеризует его знаменитое обращение к философу Д.И. Чеснокову, только что избранному в Президиум ЦК (тогда был эквивалентом Политбюро): «Без теории мы погибнем». — Если вдуматься — уникальное прорвалось признание! В государстве, давно принявшем теорию, учение Марксизм-Ленинизм. Сохраняя их культ, Сталин вел себя как настоящий член древнеримской жреческой коллегии: «Авгуры». От которых и слово «инАугурация», и историческая фраза: «смеяться как авгуры». То есть они свято хранили государственный культ. Перед важнейшими решениями Рима гадали по полетам птиц, абсолютно в это не веря, усмехаясь, но — «традиция, ради римского народа соблюдем». 
Видя бесполезность «теорий» марксизма («постоянное обнищание пролетариата»), ленинизма («мировая революция», право выхода республик из СССР, финская граница в пригородах Петрограда и прочие неважности — всё от изначальной ориентации на неё, «мировую»), Сталин однако понимал всю разрушительность для страны громких разоблачений. Хаять предшественника — «достойная программа» для деятеля уровня Хрущева (результат известен). Сталин же, выстроив Ленину — Мавзолей, восходил на него подобно римскому авгуру, и, уничтожая ленинцев, ни разу не допустил публичного ниспровержений полезного, государствообразующего Культа Ленина. Его обращение к философу Дмитрию Чеснокову и было отчасти «улыбкой авгура», отчасти постановкой задачи: разработать «теорию» (настоящую, практически применимую). 
Свергнувший «культ Сталина» специалист по кукурузе, свиноводству, генетике, пониманию живописи, творчества Бориса Пастернака… натянул доставшуюся «тогу авгура» и, сообразно своему уровню, вполне искренне «без улыбок авгура» стал бубнить догмы, добивать по «учению Маркса-Ленина» религию, крестьянские подсобные хозяйства. Инерция громадной страны вела её и без реальной теории, без глубокой мысли — еще лет 20… 

Культ личности Сталина, не достигая ленинских пиков экзальтации (поклонения человеку, уже давно лишенному дара речи), был более «технологичен», встроен в государственную идеологию, в историю СССР, но… потому более связан со всеми её потерями и жертвами.