«Власть прекратила миндальничать». За что уволили руководителя музея ГУЛАГ

Своих постов лишились сразу две значимых фигуры — директор музея истории ГУЛАГа Роман Романов и возглавлявшая ГМИИ им. Пушкина Елизавета Лихачева. Журналист Алексей Крижевский рассказывает для RTVI о случайностях, закономерностях и связи между этими двумя увольнениями.

Эти события кажутся совершенно отдельными друг от друга, поэтому читателю будет не лишним обновить в голове или узнать, что называется, «краткое содержание предыдущих серий».

Серия первая: в ноябре минувшего года власти закрывают музей истории ГУЛАГа под предлогом нарушения противопожарных правил. Несмотря на сугубо технический характер претензий, через несколько дней перестает открываться сайт музея. На прошлой неделе становится известно, что вместо основателя и директора заведения Романа Романова его возглавит Анна Трапкова. Это директор Музея Москвы, она будет совмещать эти две должности.

Серия вторая: 16 января становится известно об отставке Елизаветы Лихачевой, директора ГМИИ (Пушкинский музей). Комментируя это событие, журналист Алексей Венедиктов* высказывает в своих соцсетях мнение, что причиной стало «лично и публично» выраженное неодобрение по поводу происходящего с музеем ГУЛАГа и с политикой в отношении сталинских репрессий.

Возможно, это так — в свое время отношение к Сталину она выразила именно на RTVI. Большой резонанс вызвало ее высказывание в интервью нашему видеоподкасту «Хроники нового мира», данное два года назад после назначения на эту должность:

«Сталин сдох. Все. Проехали. Мы не можем мерить нашу сегодняшнюю жизнь Сталиным. <…> Он для нас предмет поп-культуры, как Микки Маус. Изображений Сталина много, и он в конечном итоге и есть предмет поп-культуры. То есть каждый раз, когда людей надо отвлечь от чего-то серьезного, важного, достается Сталин».

Не так давно по ее указанию были отреставрированы и возвращены на место (правда, не в изначальном виде) таблички «Последнего адреса» с дома по адресу Волхонка, 14, буквально выдранные с фасада. В сталинские годы в нем проживали люди, подвергшиеся репрессиям. Сейчас он является частью музейного комплекса ГМИИ — там располагается Галерея искусства стран Европы и Америки.

Романа Романова и основанный им Музей истории ГУЛАГа часто упрекали за лояльность власти и обвиняли чуть ли не в штрейкбрехерстве. Мол, экспозиция построена таким образом, словно и не было тотальной сталинской кровавой каши и геноцида собственного населения, а были отдельные «перегибы» и «чудовищные ошибки».

Высказывалось и более общее соображение — мол, государственный музей появился тогда, когда власти надо было отобрать у неподконтрольных ему организаций монополию не только на сбор и архивацию данных о жертвах террора, но и на их осмысление. Благожелательное отношение мэра Москвы Сергея Собянина, приехавшего открывать новое здание музея и всячески ему благоволившего, только добавляло жара этим обвинениям.

Здесь, вероятно, стоит сказать о более общей проблеме. Нынешняя российская власть действительно довольно давно считает тему сталинских репрессий неудобной для себя. Вероятно, во многом эта убежденность растет из примеров прошлого. В годы перестройки, как и во времена «Хрущевской оттепели», осмысление этой темы становилась тем спусковым крючком, который приводил общество к турбулентности и, в конечном счете, к серьезным переменам.

Деятельность неправительственных организаций по выявлению и увековечиванию памяти жертв репрессий во многом стала мотором перемен, в конечном счете приведших к демонтажу Советского Союза.

Теперь они стали окончательно рассматриваться властью как враги, которые используют тему сталинского геноцида для подрыва ее авторитета и, в конечном счете, для национального унижения. И, судя по настоящей войне, которая ведется ею с проектом «Последний адрес», рассматриваются до сих пор.

Поэтому власть в 2010-х попыталась эту тему перехватить, как перехватывала имперские лозунги у оппозиции в 2000-х. В рамках создания этого нового нарратива у него появлялись более или менее символические воплощения.

Как пример можно вспомнить решение о реабилитации репрессированного крымскотатарского народа в 2014-м году, принятое в качестве подсластителя в рамках «присоединения» Крыма (и оставшегося незамеченным на фоне других исторических событий, связанных с судьбой полуострова).

Или, скажем, памятник жертвам сталинских репрессий Георгия Франгуляна на проспекте Академика Сахарова, вступивший в невольную конкуренцию за внимание к себе с Соловецким камнем на Лубянке (и до сих пор ее проигрывающий). Музей ГУЛАГа в Москве, как мне представляется, и должен был стать частью этого диктуемого властью дискурса.

Однако тема, которой он посвящен, оказалась сильнее желания власти видеть позорные страницы истории страны в виде «перегибов» и грехов отдельных личностей. Работа по сбору, архивации и представлению зрителю темы уничтожения миллионов своих соотечественников оказала влияние на музейщиков — долг чести перед жертвами террора стал обязывать подчиненных Романова делать свою работу все лучше и лучше.

А сами сотрудники столкнулись с тем, что темой репрессий, даже при желании это сделать, манипулировать не получится.

Как ни крути, хоть в государственном музее, хоть в рамках неправительственной организации по сохранению памяти приходится говорить правду, и она одна и та же — и там, и там. Она чудовищна настолько, что не вмещается ни в одну здоровую голову.

И вот — ожидаемый поворот. Власть прекратила миндальничать. В самом деле, выглядело как-то ненормально одной рукой открывать памятник того же Франгуляна (он обладает иммерсивным эффектом — любой зритель может встать в контур «вырезанного» из чугуна человека), а другой — отреставрированный вестибюль станции «Курская» Кольцевой линии, на котором в результате восстановления исторического вида появилась фраза «Нас вырастил Сталин на верность народу». Одной рукой открывать в Москве музей ГУЛАГа, а другой — сажать в тюрьму Юрия Дмитриева, выявившего и исследовавшего место расстрела и захоронения жертв террора в Сандармохе.

Если внутри правящей элиты в РФ и существовали две партии — условных сталинистов и условных антисталинистов, то вторых там, похоже, вообще не осталось. В качестве аргумента приведу историю последних отношений музея ГУЛАГа под руководством Романова с Музеем Москвы в лице Трапковой. Ее рассказывает в своем канале журналистка и куратор Ксения Басилашвили, говоря о формировании новой постоянной экспозиции Музея Москвы.

«Первая часть выставки “История Москвы” по замыслу кураторов должна была завершаться темой репрессий <…> Тексты для раздела кураторы выставки попросили написать сотрудников Музея истории ГУЛАГа. А также этикетки к экспонатам, только научная информация — факты, цифры, даты. Научный совет Музея Москвы всё рассмотрел и утвердил. Но затем откуда-то извне спустилось пожелание скорректировать тексты, а вскоре появилось требование вовсе убрать не только тексты, но и весь готовый к тому моменту раздел “Репрессии” разом».

По ее словам, из всей коллекции Музея Москвы, посвященной репрессиям, в экспозиции остались только вещи из «Дома на Набережной», значительная часть жителей которого была расстреляна. «Теперь это просто часть интерьеров 1930-х годов», — пишет она, уточняя, что никаких сопроводительных текстов у этих экспонатов нет. «Раздела “Репрессии” нет, — пишет Басилашвили, — А может, и не было их вовсе?»

Власть в этом выдирании из памяти позорных страниц великого прошлого понять можно (хотя и не нужно). Рефлексия о горькой истории и ее связи с современностью, а в перспективе и внутреннее национальное покаяние власти перед народом — совершенно не то, что нужно ей сейчас. Сейчас нужна мобилизация общественного сознания, а для нее необходимы понятные образы, простые аналогии и параллели, которых официозная пропаганда практически не стесняется. Национальная память замещается национальным величием.

На протяжении истории существования философии многие представители этой униженной профессии повторяли на разные лады и в разные века: память — основа сознания. От того, что человек помнит, зависят решения, которые он принимает, и ценности, которые он формирует. Таким образом, политика в отношении памяти имеет прямое отношение к сегодняшнему дню и к тому, какой хотят видеть управляющие сознание своих управляемых.

«Сталин превратился в поп-фигуру», Елизавета Станиславовна? Ну-ну.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции

* внесен Минюстом России в реестр иноагентов

RTVI САМОЕ ВАЖНОЕ