"У меня ничего не осталось кроме ненависти" — Диссидентская вендетта

20 января 1923 года родился Пётр Ионович Якир — советский историк и диссидент, активист правозащитного движения, предатель и сексот НКВД. Человек, пытавшийся отомстить коммунистической системе за отца и за себя. И сломанный советскими палачами.
Печальная и типичная история личной мести системе и биографии советского либерала-диссидента.
Петр Якир родился в Киеве в семье "прославленного" советским агитпропом большевистского карателя, командира полка красных китайских палачей времен Гражданской войны Ионы Эммануиловича Якира (1896—1937) и Сарры Лазаревны Якир (урождённая Ортенберг, 1900—1971).



После казни командующего Киевским военным округом, командарма И.Э. Якира в 1937 году по обвинению в участии в «военно-фашистском, антисоветском заговоре» его жену с сыном выслали в Астрахань. Здесь Петра арестовали по обвинению в «организации конной банды» и Особое совещание при НКВД СССР приговорило его к 5 годам заключения как «социально-опасного элемента». Его заключили в колонию для малолетних преступников, где он пробыл до 1942 года. Часть срока Якир провёл в колонии в г. Нижняя Тура Свердловской области.
Затем был призван в армию, как знающий немецкий язык направлен во фронтовую разведку, участник Великой Отечественной войны.

В 1944 году Якира опять арестовали и 10 февраля 1945 года он был приговорён к 8 годам заключения по обвинению в контрреволюционной пропаганде и разглашении государственной тайны. Срок отбывал в Каргопольлаге (1945—1948), в Воркутлаге (1948—1953) и в Красноярском крае. Освободившись в 1953 году, ещё два года проработал в местном леспромхозе. В 1955 году был реабилитирован и поселился в Москве.
С наступлением «Хрущёвской оттепели» для Петра Якира открылись новые возможности. В 1957 году он был принят в Московский историко-архивный институт. Окончив вуз в 1962 году, он поступил на работу в Институт истории АН СССР, учился там же в аспирантуре, работал над диссертацией, посвящённой Красной Армии, принимал участие в составлении сборника «Командарм Якир» (1963), в котором опубликовал свои детские воспоминания об отце.
Начиная с 1966 года Якир совместно с другими диссидентами выступил с резкой критикой курса брежневского партийного руководства на постепенное сворачивание десталинизации и отход от демократических норм общественной и политической жизни. Осенью этого года он подписал петицию в Верховный Совет РСФСР, в которой выражался протест против изменений законодательства, ограничивающих свободу слова и собраний. В 1967 году он стал одним из авторов письма в ЦК КПСС против реабилитации Сталина. В январе 1968 года Пётр Якир, Юлий Ким и Илья Габай подписали обращение «К деятелям науки, культуры, искусства» с протестом против ресталинизации и преследования инакомыслящих. В 1969—1972 годах на квартире Якира проводились встречи правозащитников.
В феврале 1969 года Якир написал «Письмо в ЦК КПСС и в редакцию журнала „Коммунист“», в котором обвинил Сталина в нарушениях советского уголовного законодательства. На 90-летие со дня рождения Сталина (21 декабря 1969 года) участвовал в демонстрации протеста на Красной площади.
20 мая 1969 года Пётр Якир и Виктор Красин создали Инициативную группу по защите прав человека в СССР, которая направила обращение в Комиссию по правам человека ООН.
В 1970 году Пётр Якир, Андрей Амальрик и Владимир Буковский дали интервью иностранному корреспонденту, которое было показано по американскому телевидению. Пётр Якир участвовал в подготовке выпусков «Хроники текущих событий».
В 1972 году в Лондоне вышла его книга воспоминаний «Детство в тюрьме». 14 января 1972 года у Якира был проведён обыск, в ходе которого были изъяты документы самиздата и правозащитные материалы.

После обсуждения в Политбюро ЦК КПСС, 21 июня 1972 года Якира арестовали. Виктор Красин также был арестован. Следствие по их делу длилось четырнадцать месяцев, причём и Якир, и Красин активно сотрудничали со следствием. По данным «Хроники текущих событий», Якир и Красин дали показания против более 200 человек. Диссиденты Андрей Дубров и Адель Найденович написали самиздатские статьи «Очная ставка с Петром Якиром» и «Последние вести о Петре Якире», в которых описываются очные ставки в декабре 1972 с предателем Якиром, давшим на них показания в «антисоветской деятельности». Впоследствии Якир и Красин объяснили свое предательство тем, что якобы пытались избежать расстрела по ст. 64 УК РСФСР («измена Родине»).
27 августа — 1 сентября 1973 года в Москве состоялся суд, на котором оба подсудимых признали себя виновными в антисоветской агитации и заявили о своём раскаянии. Их приговорили к 3 годам заключения и 3 годам ссылки каждого. 5 сентября 1973 года Якир и Красин публично каялись на пресс-конференции, на которой присутствовали иностранные журналисты; фрагменты пресс-конференции были показаны по телевидению.
28 сентября 1973 года Верховный суд РСФСР снизил Якиру и Красину сроки лишения свободы до уже отбытых, и Якир был сослан в Рязань.
В 1974 году Указом Президиума Верховного Совета Якиру разрешили возвратиться в Москву, после чего он более не участвовал в общественной деятельности.
В своих мемуарах «58 с половиной, или Записки лагерного придурка» Валерий Фрид указывает на активное сотрудничество Петра Якира с НКВД. Об этом также вспоминал Д. В. Затонский.
С 1965 года именно квартира Петра Ионовича Якира становится центром демократического движения. О Якире писали много; так или иначе он вписал свое имя в историю демократического движения.
Отзывы разные: хорошие и плохие.
Многие характеризуют его как Воланда (воплотившегося сатану из знаменитого романа Булгакова «Мастер и Маргарита»). Действительно, квартира Якира (на окраине Москвы, где когда-то был Симонов монастырь) напоминала квартиру Воланда из знаменитого романа. Квартира, всегда переполненная народом. Проходной двор. И кого здесь только нет: дети бывших высокопоставленных лиц, вернувшиеся из лагерей, куда их загнали Сталин и Берия, студенты, приехавшие из провинции, демократические мальчики и девочки со всей Москвы, крымские татары, украинцы, белорусы, евреи всех мастей, со всего Советского Союза, эстонцы, латыши, литовцы. Изредка здесь мелькают немецкие, английские, французские журналисты — и наряду с этим опустившиеся пропойцы, ночующие на вокзалах. Всем одинаковый прием, для всех ласковое слово, ну и чарка водки.

Большое обаяние Пети Якира (так его называла вся знавшая его Москва) — в его общедоступности. Он демократ не в теории, не по книжным выкладкам, а по самой своей натуре. Никому никаких привилегий. Никаких различий. Между министром и босяком для него нет никакой разницы. Ко всем одинаково благожелательное отношение. Одинаково грубоватая речь, пересыпаемая добродушной матерщиной и типично лагерными словечками. И тут же жена — Валентина Ивановна — тоже, как и Петя, старая лагерница. Они познакомились в лагере, куда ее забросила волна репрессий, когда она была совсем молодой девушкой. Она родом северянка, из Мурманска. Очень травмированная, всегда грустная и необыкновенно отзывчивая. Верующая, хотя в церковь не ходит. Когда болела, сказала: «хороните меня в церкви».

И тут же мать — вдова прославленного генерала, павшего в 1937 году жертвой Сталина. Сарра Лазаревна, проведшая после гибели мужа около 20 лет в лагерях. Молчаливая. Больная. Как-то я ей сделал комплимент, когда она сидела в кресле, вытянув больную ногу: «И чудесные же, должно быть, были у вас ножки, Сарра Лазаревна». Задумчиво она ответила стихами Блока: «Это было давно, я не помню, когда это было». Несколько раз хотел вызвать ее на разговор о старине. Это же живая летопись. Она лично знала всех: от Ленина и Троцкого до Сталина и Фрунзе. Она ответила: «Для этого вам надо прийти днем, когда я буду одна и мне будет очень скучно».

Вспоминать о старом не любила. Лишь раз слышал от нее фразу: «Фрунзе говорил: Сарра молчит, но она все понимает».
Так, верно, оно и было. Она молчала, но понимала все.

Дочь Якира Ира — умная, толковая, хотя и болезненная молодая женщина. Энергичная и трудолюбивая, она была первой помощницей отца. Она действовала на него как щелочь на металл: под ее влиянием у Петра Ионовича сходили пошловатые черточки, приобретенные во время длительного пребывания в лагерях. При ней он как-то становился другим: славным, добрым, неглупым, каким он и всегда был в глубине души. Она замужем за известным московским шансонье Юлием Кимом. Это также интересная личность: отец — корейский коммунист, попавший в Москву — эту Мекку коммунизма — в двадцатые годы и здесь расстрелянный в ежовщину. Мать — дочь почтенного тульского протоиерея отца Всехсвятского. Видел как-то фотографию его деда. Почтенный седобородый старик в рясе с наперсным крестом, окруженный семьей. Кто может подумать, что его внук — кореец, шансонье, зять Якира. Невольно повторишь вслед за одной из героинь Лескова: «Боже мой! Как курьезно подтасовываются все пары» (Н. С. Лесков, «На ножах»).


Пётр Якир и Виктор Красин

…И еще с одним человеком я встретился у Якира — с Красиным.
Этого я знал давно. Еще в 1949 году я сидел с ним в одной камере. Тогда он был мальчишкой, ему только что исполнилось 20 лет. Он принадлежал к группе так называемых «индусских философов», мальчиков, увлекавшихся философией йогов, из чего карьеристы из «органов» сделали целую организацию.
… Виктор мне рассказывал об индусской философии, расспрашивал меня о Христе, как будто проникался Евангелием. Но с этим страшно не гармонировала хамская грубость, вечная матерщина, не совсем этичное поведение по отношению к товарищам. Затем в лагере он совершил смелую до дерзости попытку побега. Вел себя благородно. Совершили побег втроем, на лагерной машине. Но машина забастовала на ближайшем повороте. Пришлось улепетывать пешком. Один из товарищей обезножил, не мог идти. Третий их компаньон, блатной парень, предложил: «Убьем его и пойдем дальше, а то он нас выдаст, скажет, куда мы пошли». Виктор отказался. Его компаньон ответил:
«Тогда оставайся ты с ним. Я пойду один». И он отправился в путь один, потерялся в сибирских лесах. До сей поры никто не знает, что с ним случилось. А Виктора с больным товарищем «застукали» эмгебисты через несколько часов. Не убили только случайно. Командиром отряда был узбек, а Виктор в детстве был с матерью и братом в эвакуации в Ташкенте и там выучился узбекскому языку. Это спасло ему жизнь. Узбек, услышав родную речь, приказал не убивать его. Дело ограничилось лишь избиением и заключением в карцер.
Судили за побег. Продлили срок. В 1956 году, в эпоху «позднего реабилитанса», вышел он на волю. В объятиях матери. Поступил вновь в университет (на экономический факультет — до ареста был на историческом). Женился. Обзавелся семьей. Трое сыновей. А в это время сблизился с Якиром, стал одним из самых активных участников движения. Мы с ним были связаны в течение долгих лет.

В 1968 году он принял вместе со своей семьей крещение. Я стал его крёстным отцом. Когда мы встретились с ним на квартире Якира, — это был разгар его деятельности, и через него осуществлялась связь с иностранными журналистами, посольствами; собирал подписи под петициями, устраивал демонстрации. Ему нельзя было отказать ни в энергии, ни в решимости, ни в изобретательности, ни в таланте.

В чем, однако, причина крушения этого способного человека, определившая его страшное нравственное падение* (позорная капитуляция на суде, гнусная пресс-конференция, передававшаяся по радио, предательство ряда товарищей и, как выяснилось позднее, принятие денег у КГБ перед эмиграцией).

И здесь мне вспоминается один давний эпизод. Однажды (еще в 1968 году) Виктор сказал одной девушке: «У меня ничего не осталось, кроме ненависти». И в этом разгадка его духовного краха. На ненависти ничего нельзя строить. Строить можно только на любви. «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий» (1 Кор. 13,1).

Падение Якира и Красина — не случайность. И во многих ребятах — участниках демократического движения — я чувствовал, что порыв юношеского энтузиазма часто сменялся тоской, безразличием и духовной усталостью. Это настроение хорошо выразил Евгений Кушев в одном из своих стихов, под которым, вероятно, могли бы подписаться и Красин, и Якир, и еще очень, очень многие.

Песня под стук ладоней
Скажите, а это правда,
что есть у вояки меч,
ружье, пистолет и сабля,
а у предателя речь?
Скажите, а это верно,
что чистый ручей — родник,
что свежестью дышит верба,
у совести есть двойник?
Скажите, а так бывает,
не осенью, а зимой,
что спелым огнем пылают
закаты над головой?
Скажите, а впрямь рассветы
встают перед каждым днем?
Скажите, а точно это,
что мы на Земле живем?
Скажите, а, может, можно
бурю увидеть в штиль?
Правду разбавив ложью,
выдать за новый стиль?
Верить, мечтать и думать,
мыслить и убивать?
Скажите, а это дурость
вопросы вам задавать?
Скажите, а это правда,
что свет провожает мрак,
что счастье убийством пахнет,
которое дарит враг?
Скажите, а это верно,
что люди учат азы,
что есть у жандарма сердце,
а у немого язык?
Скажите, а это точно,
что все на земле — вранье?
Что каждый из нас — лишь точка
на жирной коже ее?

…1956-1966 годы — переломное время. Все пошатнулось, все стало зыбким, ни в чем нет уверенности. Это время будет изучаться историками, ибо это десятилетие было чревато будущим.


*Диссиденты Петр Якир (1923-1982) и Виктор Красин (1929-2017) в 1969 году создали Инициативную группу по защите прав человека в СССР. Арестованы были в июне 1972 года.
Суд над ними начался 27 августа 1973 года. Дело составило 150 томов. Обоим инкриминировалось составление, подписание, хранение и распространение документов политического содержания, передача этих документов на Запад, получение и хранение антисоветской литературы с Запада, получение от иностранцев денег и магнитофонов для использования «во враждебных целях», интервью иностранной прессе.
И Якир, и Красин признали свою вину, выразили раскаяние в умысле против советской власти. Суд приговорил каждого к трём годам заключения и трём годам ссылки.
В начале сентября того же года оба приняли участие в пресс-конференции с участием иностранных журналистов (выступление транслировалось по ТВ), на которой покаялись перед советской властью, Якир назвал клеветой сообщения о психиатрических репрессиях в СССР.
Есть данные, что Якир и Красин дали показания против двухсот человек.
На кассационном заседании суда в октябре обоим уменьшили срок (к тому времени они его уже отсидели) и отправили в ссылку.

Якир умер от алкоголизма. Красин в 1975 году эмигрировал в США (в 1981-м получил американское гражданство). Перед отъездом получил от КГБ три тысячи долларов, но деньги потом вернул.
Под псевдонимом сотрудничал несколько лет с радио «Свобода». Написал автобиографические книги «Суд» и «Поединок. Записки антикоммуниста» (прим. «Ахиллы»).
По свидетельству дочери Якира Ирины в интервью голландской газете NRC от 4 июля 1992 года, озаглавленном «Дело Петра Якира», после освобождения «он начал ещё больше пить и умер. Его печень была полностью разрушена». Зять Якира Ю. Ким подтвердил, что Якир умер от алкоголизма: «Он тихо спивался и спился и скончался по благородной болезни цирроз печени в ноябре 1982 года».
Похоронен рядом с могилой матери и кенотафом отца на Введенском кладбище.