Как я встретил Новый год, или Телек на холодильнике

Но те, кто был умнее и красивей,
Искал путей и мучился вдвойне...
Мы родились в большой стране, в России,
В запутанной, но правильной стране.

И знали, разобраться не умея,
И путаясь во множестве вещей,
Что все пути вперёд лишь только с нею,
А без неё их нету вообще.
Наум Коржавин, 1945

Проснулся «в хлам» под праздничным столом (хорошо хоть морда не в салате). Тут же вздрогнул от внезапно нахлынувшего гердеровского счастья бытия… Как говорится, не так ужасен Гердер, как тот, кто его прочитал. Но не суть…
Поёживаясь, вышел с заждавшимся псом-Шариком в туман морозно-безлюдного двора. И тут меня — тыньк! — рождественским посохом да по башке. Типа пронеслось вдруг: «…мне бы жизнь мою как киноплёнку…» — Диафильмом по простыне на «хрущёвской» стене детства. Подумалось с похмела: «Что я? Кто? Зачем живу? Зачем вообще проплыл всуе то, что проплыл? Был ли в том смысл?» — Прожил ли ты «не зря и не дуриком», — как изрекал Платонов. И я ответил сам себе: получается, и «зря, да и дуриком» к тому же… Но нет, подождите.
Давайте-ка сначала пробежимся по моим, по нашим общим, дорогие «возрастные» читатели, датам. А кто помладше: элементарно посмотрите-послушайте, как и чем занимались и что думали ваши мамы-папы-дедушки-бабушки в таком для вас далёком и таком невыразимо близком — для нас, старых пе.дунов — «непрошедшем прошлом». Типа некий «Гёльдерлин для детей» — по-простому и без заморочек. А уже в конце сделаем глобальный философский вывод. Итак…

1960-е

Здесь и далее в тексте: рисунки Ф.Кубарева

«Какое удивительное счастье узнать, / что ты над прожитым не властен…» — писал как раз в те годы «самиздатовец» Бродский, прижатый тяжёлой пятой КГБ. Мы же, в свою очередь, — дети оттепели, дети «детей войны»: — наслаждались тающими в маленьких ладонях улыбчивыми снежинками. Не зная, не ведая, — что творится за разукрашенными к празднику окнами детсада. Книжки-краски-машины-куклы. Первая чмок-чмок любовь. Счастье ожидания мамы… Вспомнился анекдот: 

Папа с сыном идут домой из садика. 
Отец спрашивает: 
— Ну, а как, Вован, на личном фронте?
— Да нормально, пап. Тут влюбился в одну девочку. Хотел её поцеловать на «тихом часе»...
— Весь в меня! — хохотнул отец. 
— Но не смог дотянуться.
— И что?
— Просто плюнул в неё, и всё.

У бати в комнате играет рок-н-ролл вперемежку с Мирей Матьё: в кои-то веки длинные «лыжные» выходные! Мама — всё время что-то стирает. Кухня — непрестанно что-то жарит-парит. На батарее и под — вдрызг расхристанные валенки-шубы-шапки-рукавицы, — скукожившиеся от намертво въевшегося в них снега: — ледяными комочками… 

1970-е

​

Солнце. Школа. Футбол. Люба-Люба-Любовь, уже по-взрослому, в обнимку да вприжимку на танцах в школьном спортзале с приглушённым светом. Лето. Крым. Бесконечно зелёный лопуховый двор — как лес. Незакрытые двери коммуналок-хрущёвок-панелек-сталинок. 
Думали мы об идеологии?.. Конечно нет! А все эти смешные значки-галстуки-«Всегда готов»-«Зарницы» — так, для отвода глаз: чисто блёстки-причендалы, как звенящие новогодние игрушки на ёлке в большой комнате заводской отцовской трёшки: душистый за-а-а-пах... «Не сметь трогать сладкую венгерскую ватрушку!!» — «Ну почему, мам?» — «Это на Новый год». 
Эра диско входила в свои права, и ты важно идёшь-бредёшь по центральной городской улице, подметая «зверскими» клеша́ми с асфальта пыль. Завораживая деффчонок-хохотушек журчащим «криденсами» с «пёплами» переносным кассетником «Весна».

1980-е

​

Всё по-серьёзке. Учёба-работа-женитьба-дети. Там где-то затесались годы армейской службы. Афганский призыв. Первые похороны друзей. Думали мы об идеологии? — Нет! 
Всё казалось незыблемым. Неправильным, — но незыблемым. Запутанным, — но правильным. Пустые магазинские полки — незыблемо. «Смертельная» давка за портвешком «777» — так и надо. Самиздат из-под полы — хорошо. Да и какая к чёрту идеология, — когда для того, чтобы стать приличным, скажем, музыкантом, надобно отдать пять-шесть лет безостановочных круглосуточных занятий на саксофоне ли, гитаре.

Так же и в спорте, и в науке. И — прости господи, — литературе. 
Предчувствие перемен? — Было, но… — по-кьеркегоровски неясно-замкнуто, незримо, нехотя. Не до того, не до того: закончить бы институт, технарь, колледж, а там — посмотрим. Посмотрели ж…

1990-е

Первая загранка. Первые большие деньги. Первая иномарка. Первые огромные потери. Над всем тем висела фраза боксёра Кости Дзю: «Кто не падал, тот не поднимался». — И мы падали и поднимались. И снова — вниз, на дно. И нас давили павловские реформы, чёрные вторники. И приватизация-деноминация-либерализация. И московские рестораны лучше лондонских. Вино — дешевле, чем во Франции. Казино — как в Голливуде и Лас-Вегасе. И рубль — почти пятнадцать центов (в 98-м). И обвалы-обвалы. Кидки-кидки. Приснопамятный дефолт! Обрушение всего и вся к концу 90-х.
Думали мы об идеологии? — Избави боже! — быть бы живу. И сохранить квартиру. И — выбраться из банковских долгов. И — помочь детям. И… И… И…

2000-е

…и пришли «тучные», «сытые» — «нефтяные» годы. Кто не выбрался — тот не виноват. Кто выбрался — не вылазит с Таиланда-Турции-Мальдифф. Пошли первые хитрые хакеры. Первая удалёнка. Непрекращающийся, выкарабкавшийся из-под обломков бандитских 90-х «гербалайф»: «Похудей как я!» — Помните? — во всех реинкарнированных «МММ»-мовских ипостасях. (Ну, это вечное — даже и сейчас: «без лоха и жизнь пуста».) В телеящике — всё та же пугачёвская эпоха. В интернете — нескончаемые битвы разума, разгулявшегося в стихии вседозволенности.
И нам уже под полтинник, и мы оглядываемся назад, пытаемся «разобраться не умея», что-то понять, кому-то что-то объяснить. Но — нас никто не слушает, все делают свои дела. 
И в Китае уже — технократический рай. Рядом в Финляндии — реальный Запад — с его достоинствами, так же как проблемами. И в Москве — среди «бизоньих» горных орав чёрных джипов — не видно мелкого, ржаво-затерявшегося в стадах блестящего железа жигулёнка, а…
А на щедринской пыльной Вятке — старинный город Уржум — по сию пору застрял в XIX веке. С такими же непролазными дорогами, покосившимися заборами, тяжёлыми вёдрами на коромысле. И ничего в Росси не меняется, и всё меняется. И кто как хочет — тот так и интерпретирует. Мнения — противоположные до абсолюта. Ценности: от патриархальных — до кожано-рычащих «харлеев», плюющих на устои, разрывающих Патрики страшным рёвом надвое, натрое. Все как всегда куда-то бегут. Все как всегда — чем-то недовольны.

2010—2020-е

…и после армии уже сорок лет. Ленинградский рок-клуб открылся тоже 40 лет назад: рокеры стали дряхлыми, рыхлыми кучами г. И нам уже «под сраку» — под 60. И многие из «наших», боевых да резких — сидят скромно за потрескавшимся столом, что-то там где-то пописывая в «толстяки»-журналы, постругивая балясины в Инете, попёрдывая — в офлайн. И многие бывшие кумиры — куда-то растворились, сгинув из виду кто в Израиле, кто ещё далече. И песни — другие. Хиты — ваще другие. И наши «те» — православно-социалистические — уже и не принципы вовсе, а так, постное масло. Да и не было у нас никаких принципов, согласитесь!
Мы — тривиально жили. Смеялись. Радовались. Горевали. Просто жили. Там, наверху, кто-то что-то за нас решал — нам неподвластное, неведомое: от нас — далёкое, слишком. 
Голосовали — да. Помогло? — Вопрос риторический. Спорили, возмущались? — да. Помогло? — Вопрос риторический. Разбогатели, золотишком разжились, поднялись? — Вопрос риторический. 
До идеологии ли нам, сегодняшним, морщинисто-древним, всё по-сократовски понявшим? — Почему бы и нет, — отвечаем. Надо только смело врубить телевизор на холодильнике. И смотреть. Смотреть… 

Вывод

Пора завершить новогодне-потешную лекцию «Гёльдерлин для детей» — тотально-философским итогом, как и обещали, дорогие господа… 
Всему своё время — у всего есть «джокеровский» профит. Сейчас, бережно расписывая по вечерам «пенсионную пульку» на четверых, мы без лишних слов внимаем друг другу, — те, кого ещё недавно на гнедой кобыле не объедешь: — сожрёт заживо! 
И как декабристы 200 лет назад заканчивали свой век в «блаженной» ссыльной упокоенной старости — с тросточкой и утренним молочком после массажа, — так же и ты, дорогой брат из общего прошлого, прекрасно меня поймёшь, быстро пробежавшись по диафильму нашей с тобой истории, — как важно быть просто самим собой. И главное: никогда не включать ни до обеда, ни после — родной обрыдлый советско-капиталистический телек на холодильнике. Ведь еды от этого в нём, увы, не прибавится. Вот и всё. С Новым годом! И со старым тоже!