Октябрь. Взятие госпиталя

«Приспособление Зимнего дворца под лазарет» — такую статью поместил «Правительственный вестник» 6 августа 1915 года. В ней сообщалось, что «Государь Император, осведомившись о недостатке помещений для раненых, Всемилостивейше повелеть соизволил предоставить для размещения наших раненых воинов Императорский Зимний дворец». Было «высочайше разрешено» отвести под раненых парадные залы, выходящие на Неву: Николаевский зал с Военной галереей, Аванзал, Фельдмаршальский и Гербовый — всего на тысячу раненых.

Торжественное открытие состоялось 5 октября 1915 года, в день тезоименитства престолонаследника — цесаревича Алексея Николаевича. Госпиталь был назван его именем — согласно семейному обету, данному во избавление его от гемофилии. 11 октября «Правительственный вестник» сообщил, что в присутствии императриц Александры Фёдоровны и Марии Фёдоровны, а также представителей высшей российской знати и государственных чиновников «имело состояться молебствие», во время которого госпиталь был освящён.

В январе 1916 года в лазарет приехал сам Николай, который, согласно официальной информации, «осчастливил своим посещением раненых, находившихся в Госпитале его императорского высочества Цесаревича Алексея в Зимнем дворце. Государь изволил милостиво расспрашивать их о здоровье, об участии в боях и об обстоятельствах, при которых были получены ранения. Их императорские высочества надевали воинам шейные образки».

Александр Блок, побывавший в Зимнем летом 1917 года, когда туда «заселялось» Временное правительство, вспоминал: «Мы обошли много зал. Большая часть — под лазаретом». (Блок работал редактором комиссии Временного правительства по расследованию деятельности царских министров). Об уникальном госпитале без устали писала и столичная пресса, в том числе большевистская.

Вечером 25 октября 1917 года министры Временного правительства (кроме Керенского, уехавшего днём в Гатчину поднимать войска на защиту Зимнего), отклонив ультиматум большевистского Военно-революционного комитета о сложении полномочий, решили не покидать дворец — обстановка была критической. Ещё до истечения ультиматума Зимний дворец покинули казаки и ударницы женского батальона. Надежды на помощь верных войск таяли с каждой минутой, к вечеру дворец был отрезан от телефонной и почтовой связи. Со стороны Невского проспекта и Дворцовой набережной доносились выстрелы (впрочем, с марта 1917 года оружейная стрельба в центре столицы стала явлением вполне тривиальным).

Штурм Зимнего дворца. Кадр из художественного фильма «Октябрь». Источник: Wikimedia Commons

Из хранящихся в архиве Эрмитажа воспоминаний Александра Зиновьева, главноуправляющего Северо-Западным управлением Красного Креста:

«Я, как всегда, утром отправился в своё Управление Красного Креста. Там, где мне приходилось проходить, всё ещё было спокойно и ничего особенного не было заметно. Но около 11 часов утра, на Литейной против окон нашего Управления, вдруг, как-то неожиданно появились вооружённые ружьями рабочие вперемешку с матросами. Началась перестрелка — они стреляли по направлению к Невскому проспекту, но противника их не было видно… В амбулаторию, находившуюся тут же в здании нашего Управления, стали приносить раненых и убитых… Стрельба эта продолжалась часа два, и потом всё затихло, стрелявшие рабочие и матросы куда-то исчезли… Но скоро стали получаться сведения, что восстание всюду было успешно, телефонная станция, водопровод, станции железных дорог и другие важные пункты города были уже в руках большевиков, и весь Петербургский гарнизон к ним присоединился… Совет рабочих и солдатских депутатов сидел тише воды и ниже травы, Министры Временного правительства заперлись в Зимнем дворце, где большинство их и жило. Дворец защищался только юнкерами, то есть учениками военных училищ, подготовлявших офицеров, и женским батальоном, недавно сформированным Керенским. Дворец со всех сторон был окружён большевиками, солдатами и матросами…

Когда вечером, часов около 6, я шёл домой, в той части города, через которую мне надо было проходить, всё было тихо и спокойно, улицы были пустые, движения никакого не было, даже пешеходов я не встретил… Дом, в котором мы жили, был совсем близко от Зимнего дворца — минут пять ходьбы, не больше. Вечером, после обеда около Зимнего дворца началась оживлённая стрельба, сначала только ружейная, потом к ней присоединился треск пулемётов».

После взятия Зимнего дворца. Источник: Wikimedia Commons

И защитники Временного правительства, и их противники были примерно в одинаковом положении: никто из них не знал логистики дворца. И, войдя туда, не смогли найти дорогу ни к кабинетам Временного правительства, ни к выходам со стороны Дворцовой площади. Маршрут по коридорам и переходам дворца знали только дворцовые служители, на глаза новой власти показываться не спешившие. Бесчисленные коридоры дворца не охранялись всё по той же причине: никто не знал их расположения и не имел под рукой плана здания…

Поднявшись со стороны Дворцовой площади по узкой маленькой лестнице, ведущей в личные покои Её Величества, поплутав по коридорам дворца, отряд Владимира Антонова-Овсеенко в начале третьего утра 26 октября попал в полутёмный Малахитовый зал.

Услышав голоса в соседнем помещении, Антонов-Овсеенко распахнул дверь в Малую столовую. Вслед вошли остальные эмиссары ВРК.

За небольшим столом сидели министры Временного правительства, перебравшиеся сюда из Малахитового зала, окна которого выходят на Неву. Находиться там было опасно: риск продолжения обстрела с Петропавловской крепости сохранялся. После секундной паузы — обе стороны были шокированы столь простой и быстрой развязкой — Антонов-Овсеенко с порога произнёс: «Именем ВРК объявляю вас арестованными». Министры были арестованы и доставлены в Петропавловскую крепость, офицеры и юнкера отпущены «под честное слово». А Антонов-Овсеенко отправился в Смольный, где авансом объявленное ещё накануне Лениным как свершившийся факт известие о низложении Временного правительства было встречено овациями и пеним «Интернационала». (На знаменитой картине Александра Лопухина «Арест Временного правительства», написанной с точным знанием мизансцены и интерьеров, Антонова-Овсеенко вы не увидите: его ко времени создания полотна расстреляют как врага народа и, соответственно, вычеркнут из советской истории).

Большинство снарядов, летевших из пушек Петропавловской крепости, разорвалось на Дворцовой набережной, шрапнелью было выбито несколько стёкол в Зимнем. Два снаряда попали в бывшую приёмную Александра III. Гораздо более дворец пострадал в последующие несколько суток от варварства захвативших его. Впрочем, весьма серьёзные повреждения интерьеры дворца претерпели и в течение нескольких месяцев, пока там размещались разнообразные службы Временного правительства, куда приходило множество чиновной и иной публики.

А Петроград будто бы и не замечал свершавшихся в ту ночь фатальных событий. Даже директор Императорского Эрмитажа граф Дмитрий Толстой проспал в «гоф-фурьерской» музея «под теканье пулемётов и редкий гул пушек… и проснувшись в четвёртом часу ночи, заметил, что везде воцарилась как бы полная тишина».

Дмитрий Толстой. Источник: Wikimedia Commons

Пока в Смольном пели «Интернационал», в залы Зимнего, заполненные тяжелоранеными, ворвались революционные отряды. Сестру милосердия Нину Галанину, пришедшую в госпиталь на дежурство утром 26 октября (она передала свои воспоминания в Эрмитаж в 1975 году), ждало драматическое зрелище: «Как только наступило утро 26 октября, я поспешила в госпиталь Зимнего дворца… Пробраться туда оказалось не так легко: от Дворцового моста до Иорданского подъезда стояла тройная цепь красногвардейцев и матросов с винтовками наперевес. Они охраняли дворец и никого к нему не пропускали. Через первую цепь, объяснив, куда я иду, прошла сравнительно легко. Когда проходила вторую, меня задержали. Какой-то матрос зло крикнул товарищам: «Чего смотрите, не знаете, что Керенский переодет сестрой?» (Вот оно — начало легенды о бегстве министра-председателя в женском платье, подхваченной и растиражированной советской пропагандой. — Ю. К.) Потребовали документы. Я показала удостоверение с печатью госпиталя Зимнего дворца. Это помогло — меня пропустили… Первое, что бросилось в глаза и поразило, — это огромное количество оружия. Вся галерея от вестибюля до Главной лестницы была завалена им и походила на арсенал. По всем помещениям ходили вооружённые матросы и красногвардейцы. В госпитале, где был всегда такой образцовый порядок и тишина; где было известно, на каком месте какой стул должен стоять, — всё перевёрнуто, всё вверх дном. И всюду — вооружённые люди… Лежачие раненые были сильно напуганы штурмом дворца: много раз спрашивали, будут ли стрелять ещё».

Александру Зиновьеву ранним утром 26 октября сообщили, что Зимний дворец взят большевиками, а сёстры милосердия, находившиеся во дворце, арестованы. Его впечатления практически совпадают с описанием Нины Галаниной: «Всюду были разбросаны ружья, пустые патроны, в большой передней и на лестнице лежали тела убитых солдат и юнкеров, кое-где лежали и раненые, которых не успели ещё унести в лазарет. Малахитовая зала, где обычно Императрица принимала представлявшихся ей, — была вся как снегом покрыта разорванными бумажками. Это были остатки архива Временного правительства, уничтоженного перед тем, как дворец был захвачен. В лазарете мне сказали, что сёстры милосердия были арестованы за то, что они скрывали и помогали скрываться юнкерам, защищавшим дворец… После долгих поисков мне удалось добиться, кто был теперь Комендантом дворца, и меня провели к нему… Я объяснил ему, в чём дело, сказал, что в лазарете лежат около 100 раненых солдат и что сёстры милосердия необходимы для ухода за ними. Он сразу же приказал их освободить под мою расписку, что они не уедут из Петербурга до суда над ними. Этим дело и кончилось, никакого суда над сёстрами никогда не было, у большевиков в то время были более серьёзные заботы».

28 октября 1917 года госпиталь Зимнего дворца был закрыт. А для России, объявленной большевиками советской, всё ещё только начиналось…

🖋 Юлия Кантор📅 08.01.2025