Уроки Сирии. Падение Дамаска как главный итог года на Ближнем Востоке

Это событие уже потрясло Ближний Восток и Северную Африку (БВСА), однако, вероятно, пока мы слышим лишь отдаленные раскаты, а основные волны этого цунами могут последовать позже и вылиться за пределы региона.

Завоевание Дамаска после десятидневной кампании группировкой «Хайят Тахрир аль-Шам» (ХТШ)* и союзными ею силами во главе с Ахмадом аль-Шараа (как сейчас стали называть Абу Мухаммада аль-Джолани его настоящим именем), может привести к новому пробуждению Ближнего Востока. На смену «арабской зиме» может прийти новая «арабской весне». Но, а пока Российскую Федерацию волнуют более насущные вопросы.

Два главных вопроса для России

Вопрос присутствия иностранных, прежде всего русскоязычных, джихадистов в Сирии очевидно потребует оперативного вмешательства от новых властей.

Большинство эпизодов насилия и внесудебных расправ, в том числе и над представителями меньшинств, уже вызвавших массовые протесты алавитов, связано именно с ними. Это же касается и случаев нападения на культовые объекты алавитов и христиан.

Очевидно, эти люди пришли в Сирию не для того, чтобы наблюдать за тем, как Джолани уничтожает их мечту о «шариатском правлении и распространении джихада», а вместо этого реализует свой «ихвановский» проект, опираясь на наработки «братьев-мусульман»*.

Тем не менее для таких джихадистов уже есть проторенная дорога.

Наиболее радикальных своих сторонников Джолани ещё в 2022-23 гг. «выгнал» из Идлиба в сторону Украины. Это касается, например, части группировок «Аджнад аль-Кавказ»* и «Албанского джамаата»*, пополнивших ряды ВСУ.

Летом этого года киевский режим уже выражал готовность забрать к себе наиболее радикальные группы джихадистов. Тогда, видимо, у Джолани были собственные планы на их счет. Но сейчас, после окончания боевых действий, очевидно, ему выгодней от таких поскорее избавиться, нежели держать у себя, а поехать они могут не только в ВСУ, но и в Россию.

И это одна из угроз для России, исходящая из «новой Сирии».

Второй фактор, непосредственно затрагивающий интересы Москвы, это судьба российских военных баз.

Как стало известно после прямой линии с российским президентом Владимиром Путиным, окончательное решение по ним руководство страны еще не приняло, если говорить о долгосрочной перспективе. Однако в настоящее время и, вероятно, в ближайшие месяцы их функционирование будет продолжаться.

Новые власти Сирии, как минимум на этом этапе, также не возражают против сохранения российских военных объектов. Об этом, в частности, говорил Джолани в интервью британском СМИ.

По его словам, Сирию и Россию связывают давние стратегические отношения, которые невозможно разорвать в спешном порядке в одночасье, поэтому новые сирийские власти не спешат требовать вывода российских баз, как того желают или представляют некоторые. На уточняющий вопрос журналиста означает ли это что россияне при правильном подходе могут остаться, он ответил, что в принципе да, могут остаться.

Однако, очевидно, что при любых сценариях Россия уже не сможет использовать свои военные объекты в Сирии так же, как и раньше.

«С момента начала сирийской кампании Сирия как зона, входящая в интересы Южного военного округа ВС РФ, в полной мере использовалась Москвой для демонстрации угрозы на южном фланге НАТО. Теперь, даже если удастся договориться по базам с новыми властями Сирии, ни один генерал не рискнет развертывать стратегические ракетоносцы Ту-95МС или скоростные истребители-перехватчики МиГ-31 с ракетамибольшой дальности, учитывая, что самолеты могут быть обстреляны якобы случайно «некими ячейками» из стрелкового оружия с господствующих высот», — рассказал

ИА Регнум

аналитик в сфере безопасности на Ближнем Востоке Антон Мардасов.

По его словам, остаются возможности использования баз в Сирии в качестве логистического хаба для обеспечения российских операций в Африке.

В то же время, как отмечает Мардасов, России будет довольно сложно укреплять связи с нынешним Дамаском, учитывая, что с ним спешат налаживать сотрудничество оппоненты Москвы, например, Украина и Польша, не говоря уже про Британию, Францию и США.

Москва, скорее всего, будет продолжать расширять активность в регионах с кризисной обстановкой. Однако учитывая ограничения в экономических ресурсах и возможностях проецировать силу за счет, например, опоры на ВМФ, в полной мере к этому возможно будет перейти только с решением задач на Украине, которые смогут обеспечить России позитивный результат и добавить вес на международной арене.

В то же время, как подчеркнул аналитик, Судан или Ливия даже при успешных договоренностях — варианты слишком временные для официальных объектов, учитывая специфику власти в этих странах, и вряд ли способны заменить российские базы в Сирии.

Треугольник Россия, Иран, Турция

Еще один пока открытый вопрос по итогам года: действительно ли Иран был настолько ослаблен и напуган действиями Израиля, что не стал вмешиваться в заключительную скоротечную фазу сирийского конфликта, или у Тегерана были иные гораздо более прагматичные мотивы, чтобы «сдать игру»?

Возможно, иранское руководство, начало переосмысливать свою роль и реальные возможности в ближневосточных делах. Перед угрозой социального взрыва в связи с ростом внутренних противоречий багаж под названием «режим Асада» становился для Ирана все более тяжелой ношей.

На горизонте замаячило 20 января 2025 года и возвращение Дональда Трампа в Овальный кабинет вместе с ужесточением санкционного давления на Исламскую Республику и перекрытием всех лазеек для получения Корпусом стражей исламской революции (КСИР) доходов от экспорта иранской нефти и последующим лишением возможности финансировать «Ось сопротивления». Это приведет и к резкому ухудшению жизни большинства иранцев и еще большему росту протестных настроений.

Поэтому нельзя исключать, что Иран хочет открыть новую страницу в отношениях с Соединенными Штатами. Уход от финансирования и поддержки своих прокси к решению исключительно внутренних насущных проблем мог бы позволить если не снизить давление Вашингтона, то минимизировать перспективы введения новых ограничений.

Развертывание в Сирии регулярных подразделений КСИР и десятков тысяч шиитских ополченцев, чтобы спасти Асада, было бы воспринято Израилем и США как прямая угроза и привело бы к их вмешательству в конфликт. А неизбежные сопутствующие новые санкции с учетом и без того непомерных расходов Ирану совсем ни к чему.

Поэтому нельзя исключать, что Тегеран предпочел не вмешиваться, чтобы не усугублять собственное положение.

Как сообщил

ИА Регнум

ведущий научный сотрудник лаборатории «Центр ближневосточных исследований», профессор Института востоковедения и африканистики НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге Николай Сухов, «потеря Сирии как союзника ослабляет стратегическое положение Ирана, особенно его способность поддерживать «Хезболлу», в связи с чем Тегеран может усилить инвестиции в прокси-группы в Ливане и Ираке, чтобы компенсировать утрату влияния в Сирии. А может, наоборот, сосредоточить ресурсы на купировании внутренних экономических и социальных проблем, сократив, таким образом, давление «Оси сопротивления» на Израиль и США».

По словам востоковеда, усиление давления Израиля и США «вынуждает Иран адаптировать свою внешнюю политику, а какой сценарий выберет его руководство, покажет ближайшее время».

В этом контексте для Москвы важно понять, нацелен ли Тегеран на дальнейшее наращивание партнерства с Россией, которое вскоре должно стать «стратегическим» (предварительно, после февраля 2025 года, когда планируется подписать соответствующий меморандум). И не откажется ли Иран от углубления связей с Россией в пользу нормализации отношений с США и Западом.

События в Сирии показали, что такой сценарий вполне реалистичен.

В свою очередь, и сам Иран демонстрирует подобные же опасения.

Тегеран беспокоит перспектива скорого окончания СВО и заключения сделки между Москвой и Вашингтоном, в которой Исламская Республика может оказаться разменной монетой.

Падение режима Асада уже породило определенное недоверие в этом вопросе. В Иране распространяются кулуарные мнения о том, что Турция и Россия могли за спиной Тегерана договориться о судьбе прежнего сирийского режима.

«Иран, конечно, также в обиде на Анкару, но, по сути, только потому, что сам упустил возможность спасти режим, который дотировал столько лет. В новой реальности Тегерану так или иначе предстоит серьезная ревизия своей «Оси сопротивления», возможности которой сильно изменились. И в этой связи расширение связей с Турцией может быть вполне рабочим вариантом, тем более что вопреки досужим разговорам турецкие действия на Южном Кавказе после завершения карабахской истории не столько опасны для Ирана, как и иранские — для турок», — говорит Мардасов.

Так или иначе, но падение Асада не лучшим образом повлияло на фон как ирано-турецкого, так и российско-иранского взаимодействия.

Хотя, действительно, если говорить про отношения Москвы и Анкары, теперь на один конфликтный узел в российско-турецких отношениях стало меньше, пусть и в самой России действия Турции по поддержке вооруженной оппозиции могут рассматриваться как очередной удар в спину.

Турция же пытается примерить на себе лавровый венец победителя в сирийской войне, однако сама будет сталкиваться со многими новыми вызовами.

Очевидно, что Анкара будет помогать Сирии в проведении реформ, в том числе конституционных и военных, включая создание новой армии. Турция подчеркивает необходимость учёта прав всех религиозных и этнических меньшинств. Также новые власти Сирии получат поддержку в борьбе с терроризмом, рассчитывая прежде всего решить проблему курдских группировок из Сирийских демократических сил (СДС).

Соединённые Штаты в целом приветствуют возросшую роль Турции в сирийских делах и скорее всего готовы поступиться своей поддержкой СДС. Это же касается и позиции по защите этнических и конфессиональных меньшинств. Теперь это тоже головная боль Турции.

В Вашингтоне не понимают истинной сущности ХТШ* и не доверяют Джолани, поэтому и хотят переложить всю ответственность на Турцию. И претензии за неудачи как в борьбе с терроризмом ИГИЛ*, так и за насилие в отношении меньшинств Вашингтон будет переадресовывать Анкаре.

У закрепления роли Турции в сирийских делах есть еще одно слабое звено: она не может в полной мере контролировать Джолани, который всегда был склонен вести собственную игру и «кидать» прежних покровителей. В Идлибе у турок было гораздо больше рычагов влияния на ХТШ*, чем сейчас.

Сирия и новая «арабская весна»

Падение режима Асада продемонстрировало, что исламский фактор на Ближнем Востоке по-прежнему продолжает играть роль и способен служить основой для консолидации.

Если он обретает форму «умеренного исламизма» вместо «салафитского джихадизма» то может быть принят более широким суннитским обществом, а не только его религиозной частью. В таком случае большинство отказывается поддерживать и защищать с оружием в руках правление светских автократов. Как это и произошло в Сирии.

Поэтому политический ислам был слишком рано списан со счетов. В связи с этим можно ожидать пробуждение исламских сил в других странах, где «арабская весна» перешла в «осень» и наконец, казалось бы, закончилась «долгой зимой».

Тем более, что в большинстве стран, затронутых событиями «арабской весны», процессы реформ так и не завершились или, точнее, даже и не начинались. А все те факторы, которые заставили народ в 2011 г. выходить на улицы с требованиями ухода прежних правительств, по-прежнему актуальны.

Главный урок из сирийских событий — это то, что все попытки законсервировать ситуацию в той или иной стране и обойтись без глубинных преобразований даже в случае военной победы одной из сторон во внутреннем конфликте, сулят лишь новый коллапс, социальный взрыв или революцию.

В Сирии режим Асада отказывался вести диалог с оппозицией по существу, записывая всех своих противников в террористы, не считался с объективными факторами, вызвавшими в стране гражданскую войну и был намерен вернуться к положению 2011 года без каких-либо существенных изменений государственного устройства и системы отношений между властью и обществом.

Падение режима Асада также продемонстрировало, что недостаточно выиграть войну, чтобы сохранить власть, для этого необходимо еще и выиграть мир.

Необходимо проводить реформы, а не ограничиваться показательными полумерами. Нужно вести диалог с реальной оппозицией, в том числе вооруженной, уметь привлечь ее на сторону власти, а не подменять поиск компромиссов с противниками созданием «ручных оппозиционеров». Уметь найти в себе силы вовремя поделиться частью власти, чтобы не потерять всё, тоже весьма важно.

Так, по словам Николая Сухова, «падение режима Асада и приход к власти ХТШ* подчеркивают важность понимания внутренней политической динамики и поддержки местных элит. Несмотря на значительную военную и дипломатическую помощь со стороны России, Асад оказался не в состоянии удержать контроль над всей страной в долгосрочной перспективе. Россия должна учесть, что поддержка авторитарных режимов без учета интересов разных этнических и политических групп, а также без адекватного и долгосрочного, а не разового вмешательства в процесс внутреннего примирения, может привести к распаду государства».

В связи с этим, по словам востоковеда, вмешательство России в сирийский кризис, несмотря на достижение краткосрочных военных целей, не обеспечило долгосрочной стабильности.

«В будущем Россия должна быть готова к большему вниманию к социальным, политическим и экономическим процессам в поддерживаемых странах, обеспечивая комплексное решение проблем, а не только военное вмешательство», — отмечает Сухов.

Все те же проблемы, которые привели к падению режима Асада, в той или иной форме присущи и тем государствам, где, казалось бы «арабскую весну» удалось обратить вспять. Будь то Египет или Тунис. Отличие разве что в отсутствии вооруженной оппозиции.

Но кроме этого, существует угроза революционных изменений в государствах — соседях Сирии, тесно связанных с ней, которые одновременно оказываются в той или иной степени втянуты в конфликт вокруг Палестины, а события в этой стране оказывают прямое и негативное воздействие на их внутриполитическую динамику.

По словам Сухова, угроза радикализации в Сирии, нестабильность юга этой страны побудит Амман укреплять безопасность на своей северной границе, а «во внутренней политике Иордании можно прогнозировать усиление влияния местных филиалов «братьев-мусульман*» вплоть до попытки переворота и захвата власти исламистами».

По словам востоковеда, это же коснется и Ливана.

«Потеря поддержки режима Асада ослабляет «Хезболлу», что уже изменило ливанскую политическую динамику, а враждебные «Хезболле» силы пытаются минимизировать ее роль в экономической и социальной жизни страны, снизив таким образом поддержку населением военно-политического курса этой организации. Тогда как ливанский экономический кризис может усугубится новыми миграционными потоками из Сирии и повышением угрозы локальных межконфессиональных конфликтов», — рассказал Сухов.

Сирийские уроки

Подводя итоги сирийских событий, России важно провести работу над ошибками, чтобы избежать их в Африке и иных регионах своего военного присутствия.

Во время сирийской кампании изначальные её цели — борьба с террористами ИГИЛ* и «Джабхат ан-Нусры»* были абсолютно верными и понятными. Но уже вскоре стало ясно, что ВС РФ в Сирии будут поддерживать Асада против всех его противников, включая умеренную оппозицию, которую, чтобы не выходить за рамки изначальных задач, неформально и называли «умеренными террористами».

Это привело к тому, что Асад, добившись своих целей в гражданской войне с помощью российского оружия, становился всё менее восприимчив к сигналам из Москвы. Российская сторона не могла побуждать сирийское руководство к реформам и влиять должным образом на принятие решений. А большинство решений, которые принимал Дамаск, были ошибочными.

Россия стала победителем ИГИЛ* в Сирии, но не смогла одновременно стать страной, поставившей точку в гражданской войне, запустившей полноценный мирный процесс и начавшей восстановление экономики и возвращение беженцев. Для этого надо было действовать вопреки Асаду и заставлять его режим меняться, а не следовать за его пожеланиями.

Таким образом, усиливая Асада и выполняя за него работу по зачистке любой вооруженной оппозиции, Москва сама лишала себя рычагов влияния на Дамаск, которых с каждой успешной операцией против оппозиции становилось всё меньше.

И наоборот, сохранение ситуации образца хотя бы 2017 года, с сильной оппозицией и процессом примирения её с Асадом под российской эгидой, укрепило бы позиции России, превращая её в реального гаранта выполнения договорённостей как для Асада, так и для оппозиции. А вовлечение оппозиции в работу правительства позволило бы начать вылезать из той трясины коррупции, куда сирийские власти сами себя загнали.

Поэтому и в Африке следует избегать того, чтобы вместо борьбы с террористическими группировками Россия становилась просто участником гражданской войны, поддерживая одну из сторон, оказавшуюся у власти примерно таким же образом, каким и туареги хотят создать своё государство, в том же Мали.

Чтобы укреплять своё влияние за рубежом, необходимо создавать эшелонированное присутствие, которое не должно ограничиваться лишь поддержкой правительства. А уничтожая террористов, нужно не зачищать вооруженную оппозицию и повстанцев, а наоборот, договариваться с ними, превращая в собственные прокси-силы и союзников, и через них влиять на правительство, в том числе и вводя в его состав.

*Организации, признанные террористическими в Российской Федерации

ИА Регнум