Фашистский эксперимент западных элит: причины, итоги

Кто виноват в развязывании Второй мировой войны? Расхожих объяснений немало, — но они призваны больше завуалировать глубинные причины мировой бойни. Главная из которых — выгода для США, опять же — больше по экономической сфере. 
Действительно, если бегло обобщить самые распространенные объяснения происходившего в Европе в 30—40-е годы, самыми доминирующими будут два подхода. Не только в истории и политологии, — но и широком общественном сознании, литературе, кино и т.д.

Первый представляет собой изрядно «причесанную» для широкой публики западную версию тех событий. Дескать, негодяй-Гитлер, придя к власти в 1933 году, все более нагло нарушал условия Версальского мира, — а такие все из себя тогдашние пацифистско настроенные политики ведущих европейских стран и США никак не могли набраться решимости его «приструнить». В первую очередь из-за того, что «уставшие от Первой мировой войны граждане их стран не хотели войны новой». Отчего все эти «миротворцы» и терпели со стороны Третьего Рейха все новые и новые «пощечины» — отказ от выплаты репараций, программа широкого строительства военной авиации и флота, радикальное увеличение численности армии, ввод войск в Рейнскую демилитаризованную зону, аншлюс Австрии, аннексия Судет и, чуть позже, всей Чехословакии… Ну, а потом, когда началась Вторая мировая, — спохватились, но было уже поздно, «малой кровью» укрепившийся германский фашизм было уже не победить.
Второй, куда более близкий к истине подход, появился в советской историографии и общественной мысли. Согласно ему вышеописанная парадоксальная терпимость западной верхушки в отношении германского нацизма объясняется в первую очередь желанием использовать его агрессивность в качестве «тарана» против СССР — первого в мире социалистического государства. Уже одним фактом своего существования не дающего спокойно спать правящим кругам западных стран — как наглядный пример для их граждан в плане того, как можно добиться куда большей социальной справедливости в распределении национального богатства. Потому и терпели Лондон и Париж, вкупе с Вашингтоном все «выходки» Гитлера, — надеясь, что он, «сожрав» Чехословакию с Польшей, в конце концов ринется в свой «дранг нах Остен»: завоевывать бескрайние просторы Страны Советов. И включились в войну лишь тогда, когда Вермахт, вопреки ожиданиям, в ходе полуторамесячного «блицкрига» оккупировал не только Францию, — но и практически всю Европу, кроме Британии, нейтральных Швеции и Швейцарии, и дружественных Германии сателлитов. Общим для обоих подходов является акцент на унизительно-грабительских условиях Версальского мира. Дескать, если бы не он, — то в Веймарской Германии национал-социализм если бы и появился, то никогда бы не достиг такого уровня влияния, вплоть до захвата всей власти в стране. 

*** 

Что ж, «похабный мир» в Версале, как его блестяще охарактеризовал еще Ленин, действительно был для побежденной Германии очень тяжелым. Страна лишилась 1/8 части своей европейской территории общей площадью 67,7 тыс. кв. км, где проживало 5,5 млн человек. А если учитывать колонии — то 73 тыс. кв. км — 13,5 % своей прежней территории, где проживало 6,5 млн человек (десятая доля населения!). Вместе с территориями были утрачены колоссальные доли полезных ископаемых — 75 % от добываемой раньше железной руды и цинка, 20 % добычи угля. В германской армии теперь не должно было служить более 100 тыс. человек (из них — 4 тыс. офицеров), во флоте — 16 тыс. моряков. Причем — только по контракту (на оплату которого в казне, понятное дело, денег практически не было) — призыв и мобилизация отменялись. Упразднялся Генштаб, Кригсмарине разрешалось иметь всего 6 броненосцев водоизмещением не более 10 тыс. тонн. Для сравнения — британские линкоры имели втрое большее водоизмещение, позволявшее оснащаться их куда большим количеством тяжелых пушек и мощной броней. Новые корабли строить запрещалось, как и иметь тяжелую артиллерию, боевые самолеты, дирижабли, танки, подводные лодки.
С побежденных немцев торжествующая Антанта затребовала репараций в 132 млрд золотых марок (47 312 т золота!). Только в 1919—1923 гг. по ним было выплачено 8 млрд золотых марок. И это — несмотря на колоссальные потери немецкой экономики и общества, понесенные в ходе Первой мировой войны. Потери убитыми на фронтах 1 млн 800 тыс. человек, с учетом пленных и раненых — 7,5 миллиона. Затраты на ведение войны превысили 150 млрд марок. Объем промышленного производства в 1918 г. по сравнению с 1913-м упал на 43 %, а ВВП сократился вдвое. Также практически вдвое сократилась выработка основной продукции сельского хозяйства, на треть уменьшилась реальная заработная плата:

«Если в 1913 году за один американский доллар давали 4 марки, то в 1920 году — 65, в 1922-м — 191, в январе 1923-го — 4 300, а в ноябре того же года — 8 млрд марок! В 1918 г. на одну марку в Берлине можно было купить 10 трамвайных билетов, в 1919-м — 5, в 1921-м — 1. В июле 1923 г. трамвайный билет стоил уже 1 000 марок, в августе — 10 000, в сентябре — 600 000 марок, а в ноябре 1923 г. — 150 млрд марок! В ноябре 1923 г. дневная зарплата квалифицированного берлинского рабочего составляла 3 трлн 38 млрд марок, но этого не хватало даже на питание».

***

Неудивительно, что на таком фоне ситуация в послевоенной Германии приближалась к полной катастрофе. Со все более явными признаками «революционной ситуации», — когда «верхи не могут управлять по старому, а низы не хотят по старому жить». При том что НСДАП Гитлера еще только-только «выходило из колыбели» — в отличие от куда более популярных и многочисленных немецких коммунистов. А «правый фланг» местной политики представляли больше прусские милитаристы — закономерно недовольные проигрышем Второго Рейха в войне и тоже бывшие очень даже не прочь взять за нее реванш.
Сложно сказать, как бы развивалась ситуация дальше — если бы не «фактор СССР». Возможно, даже Веймарской республике дали бы возможность распасться на отдельные княжества после серии кровопролитных гражданских войн — как это было до 1871 г., когда «железный канцлер» Бисмарк объединил их в единую империю. Но рисковать сценарием, при котором пусть и всего несколько германских «земель» могли бы стать союзниками первого в мире социалистического государства, победители в Первой мировой побоялись. Вообще союз Москвы и Берлина — самый страшный кошмар англосаксов и примкнувших к ним «лягушатников» еще с времен разгрома армии последних под Седаном в 1871 г. Не исключением стали и последние десятилетия и годы, — когда взаимовыгодное сотрудничество ФРГ и России стараются разорвать всеми мыслимыми способами, вплоть до подрыва Северного Потока.
Хотя, конечно, говорить о том, что так считали век назад все участники Антанты — не приходится. Реально речь шла больше лишь об одном из них. Зато каком — Соединенных штатах Америки! Ведь союзники Вашингтона по Первой мировой как раз больше были готовы действовать в духе пословиц «добить, чтоб не мучилась» и «с паршивой овцы — хоть шерсти клок». Как, например, поступили Франция с Бельгией — в феврале 1923 г. за невыплату репараций введя войска в Рурскую область. В результате чего Германия потеряла 88 % добычи угля, 70 % выплавки чугуна и 40 % выплавки стали. И соответственно — уже даже теоретическую возможность выплатить репарации даже и через сотню лет.

***

Впрочем, говорить, что вашингтонские элиты руководствовались исключительно антикоммунистическими убеждениями, будет неправильно. Эта компашка — всегда и везде — имела и имеет в приоритете прежде всего собственный «гешефт». Который как раз и оказался под угрозой из-за идиотски-недальновидных действий Парижа сотоварищи в отношении агонизирующей Веймарской Германии. Ведь именно Америка стала главным выгодополучателем по итогам Первой мировой войны. Под конец которой общий объем американских кредитов европейским странам достиг 10 млрд 85 млн долларов. Из которых (какая неожиданность!) 7 млрд пошли на закупку вооружений и военных материалов у американских же производителей. Почти то же самое, что и сейчас, — когда американские «ястребы»-русофобы пафосно трубят о «десятках миллиардов помощи борющейся за свою свободу Украине». 
Притом что «львиная доля» этой «помощи» представляют собой оплату счетов за поставленное оружие американским же корпорациям. Большей частью в виде кредитов, — которые «незалежной» еще надо будет возвращать. Если ей повезет остаться на политической карте, конечно… А корпорации эти как раз и спонсируют этих самых «ястребов», — а после их ухода из политики предоставляют им тепленькие местечка-«синекуры» с минимумом обязанностей, зато с баснословными окладами. Но при этом, конечно же, «в США коррупции нет!» (ТМ) Общий долг 15 европейских стран США к 1919 г. достиг 17 млрд 657 млн 633 тыс. долларов. Из них долг Франции составлял 6 848, а Великобритании — 6 506 млрд долларов; остальное составляли долги европейских стран Франции и Англии, выкупленные американцами. 
По большому счету-то, и вступление Америки в войну в 1916 г. было продиктовано отнюдь не «варварским потоплением “Лузитании”». Якобы «мирного гражданского лайнера», — правда, почему-то перевозившего груз взрывчатки, которая его, собственно, и потопила — торпеды немецкой подлодки сыграли в этом весьма второстепенную роль. Это так — сказочка для легковерных, вроде душещипательных историй о «сбитом русскими малазийском Боинге» или состряпанного спустя 4 дня после ухода российских войск фейка о «резне в Буче».

На самом деле правящие круги США все более обосновано стали опасаться, что армии Антанты могут потерпеть поражение от войск Четвертного союза. И тогда, что называется — «плакали их денежки» — ясно ж, что кайзер Вильгельм баснословные долги Лондона и Парижа и всякой «примкнувшей к ним» мелочи возвращать бы не стал. Так что американские политики прислали в Европу свою армию — как обычно под самый конец драки. Чтобы «снять сливки» для своих «нуворишей».
Но после достигнутой победы над Германией оказалось, что торжествующие европейские победители почти ничем, кроме этого самого торжества, похвастаться не могут. Ибо поиздержались на войну не меньше немцев, — оказавшись в «долгах как в шелках» у заокеанской «цитадели демократии». Собственные колонии и так уже были изрядно ограблены, дальнейший грабеж был чреват восстаниями местного населения. Так что возвращать долги можно было лишь за счет немецких репараций. Которые, в свою очередь, Веймарской республике платить к 1923 г. было уже практически нечем.

***

Тогда в Вашингтоне и была придумана просто гениальная «многоходовка». Провести крупные вложения в экономику поверженной Германии, — дабы ей было чем выплачивать репарации. Которые, в свою очередь, возвращались бы уже европейцами американским банкирам. Такой вот «круговорот денег в природе». Приятными бонусами которого для США была не только ликвидация опасности победы немецких коммунистов с очень возможным союзом с большевистской Россией, — но и помощь союзникам по Антанте в пополнении своих бюджетов за счет немецких репараций. Чтобы тут же отдать их за океан. Где за счет вышеописанной комбинации заодно получали контроль и за большей частью немецкой промышленности и экономики в целом. 
В итоге, под конец 20-х годов американские кредиты составили 2/3 основного капитала германской промышленности, а долгосрочные кредиты, полученные немецкими корпорациями, достигли 12 млрд рейхсмарок. Автор «немецкого экономического чуда» тех времен, будущий министр экономики Третьего Рейха Ялмар Шахт признавал: «Германия за пять лет получила столько же иностранных займов, сколько их получила Америка за сорок лет, предшествовавших Первой мировой войне». — Общая сумма иностранных инвестиций в 1924—1929 годах достигла 21 млрд золотых марок, что в два раза превышало сумму выплат по репарациям. 
В 1928 г. в Германии на 8 % был превзойден довоенный объем промышленного производства. К концу 1920-х годов по объему промышленного производства Германия вышла на второе место в мире (после США) и обошла Великобританию по экспорту машин и оборудования. Стоимость германского экспорта в 1929 г. превысила довоенную почти на 3 млрд марок. Немецкий финансовый капитал участвовал в 200 из 300 международных корпораций. А в 1926 г. по инициативе германских промышленников был создан Европейский стальной картель, который выплавлял 75 % стали в Европе.
Чудо? Безусловно… Но при этом стоит помнить, что две трети этого самого «чуда» были достигнуты за счет американских инвестиций! Именно за счет их была восстановлена мощная промышленность кайзеровской Германии, — послужившая отличным «трамплином» для нового скачка уже при Третьем Рейхе.

***

Справедливости ради стоит все же заметить, что колоссальные американские вливания в немецкую экономику сами по себе к росту влияния нацизма в Германии не привели. Скорее уж наоборот — заметно снизили. Об этом можно судить хотя бы по результатам парламентских выборов в рассматриваемый период.

На выборах в рейхстаг 4 мая 1924 года — вскоре после «пивного путча», когда план Дауэса еще не был введен, а Гитлер сидел в тюрьме, — за Национал-социалистическую партию проголосовали 6,6 % избирателей. Но уже на выборах 7 декабря того же года, когда план Дауэса (американской помощи) стал приносить плоды, за партию Гитлера проголосовали 3 % избирателей. На выборах 20 мая 1928 года — на пике веймарских «золотых времен» — НСДАП получила всего 2,3 % голосов.

С другой стороны, последующие события стали тоже следствием именно американской экономической ситуации. Почти в духе хрестоматийного выражения из «Тараса Бульбы» — «я тебя породил — я тебя и убью!». 29 октября 1929 г. с краха Нью-Йоркской биржи начала свое кошмарное шествие по планете Великая депрессия — мировой экономический кризис. В Германии, полностью зависевшей прежде всего от американских инвестиций, кризис этот приобрел особенно тяжелые формы:

«С конца 1929 года до августа 1932-го в Германии наблюдалось резкое падение промышленного производства. Выплавка стали сократилась на 64,9 %, чугуна — на 70,3 %, производство в машиностроительной отрасли упало на 62,1 %, а в судостроении на 80 %. Немецкий экспорт сократился на 58 %. В 1932 году промышленность Германии использовала свои мощности лишь на треть, из-за чего умирали целые промышленные районы. Прекратилось строительство. В 2,5 раза упали обороты внешней торговли. 
Германия установила европейский рекорд по уровню безработицы. К концу 1932 года число безработных превысило 6 млн человек, что составляло 45 % лиц наемного труда, а мизерные пособия по безработице получали лишь около 20 % безработных. Кроме полностью безработных несколько миллионов человек были частично безработными, занятыми на производстве 2—3 дня в неделю. Они составляли около четверти работоспособного населения. Общий фонд заработной платы в 1929—1932 годах уменьшился почти вдвое. В 1932 году средний недельный заработок немецкого рабочего составлял 21,74 марки при официальном прожиточном минимуме 39,05 марки.
К концу 1932 года по сравнению с 1929-м промышленное производство упало на 40,6 %, сельскохозяйственное — на 31 %. Лишь треть немецких рабочих имела полную рабочую неделю, а недельная зарплата рабочих в 1932 году была на 47 % меньше, чем до кризиса».

Вот тогда и начала «всходить звезда» национал-социализма. Пусть с параллельным ростом популярности и коммунистических идей. Тем не менее на выборах в рейхстаг 14 сентября 1930 г. партия Гитлера получила 18,3 % голосов, на выборах 31 июля 1932 года — 37,3 %, а на внеочередных выборах 6 ноября того же года — 33,1 % голосов. После июльских выборов НСДАП получила в рейхстаге 230 депутатских мест из 601, а после ноябрьских выборов — 196 мест из 584. Однако при этом следует помнить — в первую очередь способствовала росту популярности гитлеровского реваншизма отнюдь не кабальные условия Версальского «похабного мира»! На которые, как было указано ранее, в последний предкризисный год обращали внимание всего-то чуть больше 2 % немцев. Так что «зеленый свет» фашизму включила не столько жадность политиков Антанты в процессе заключения мирного договора с поверженной Германией, — но прежде всего сам порочный в своей сути принцип либерального капитализма с его «рыночек сам порешает». Вот и дорешался — до такого падения экономики и уровня жизни, который и в военное лихолетье не удалось достигнуть. Точнее — упасть до таких провальных показателей…

 ***

То, что этот самый «всемогущий» и «саморегулирующийся» рыночек сам по себе ничего порешать не может (как минимум в период «кризиса перепроизводства»), вскоре стало понятно если не всем, — то многим представителям западных элит. Право, топить сотни тысяч тонн зерна и сахара в Миссисипи в то время, как миллионы безработных стоят в очередях за миской жидкого супа от «Армии спасения» — это уже за гранью нормальной логики. И куда больше сродни «логике» то ли сумасшедшей — то ли откровенно «людоедской». И хотя революционного размаха, сравнимого с таковым в побежденных в Первой мировой странах, в годы Великой Депрессии на Западе не наблюдалось, — но заметные элементы того самого «кризиса верхов» в западной политике были видны вполне себе невооруженным глазом. В основе которого стояла констатация печального факта «так дальше жить (точнее — управлять) нельзя» с лихорадочным поиском «как жить дальше».
В сущности, ответ на этот вопрос во многом лежал на поверхности — как раз на основе опыта той самой Первой мировой войны. Когда в той же Германии, например, достаточно заметно вводились элементы «мобилизационной экономики», планового хозяйства. Особую известность провозглашением теоретических основ необходимости широкого вмешательства государства в экономическую жизнь завоевал своими работами британский экономист Джон Мейнард Кейнс. Главным тезисом которых было постулирования важности как можно более широкого государственного заказа для стимулирования роста промышленного производства и потребления. Хорошим объяснением которого может, например, служить шутливый ответ ученого на вопрос: «Во что государство может вкладывать деньги? — Да хоть в строительство пирамиды Хеопса!»
Неофициально же государству в рамках такой политики надлежало и более широкое вмешательство в распределение социальных благ — с целью смягчения хотя бы наиболее вопиющих перекосов в этом направлении. Конечно, наиболее радикальным в этом смысле был социализм советского образца, — но он, по понятным причинам, «владельцам заводов, газет, пароходов» не подходил. Главным образом, потому что в рамках такой социальной системы их «доля пирога» справедливо считалась слишком уж высокой, — а потому подлежащей «экспроприации». С последующим управлением средствами производства уже нанятыми государством менеджерами, выполняющим свои задачи за куда более вменяемую оплату, нежели запредельные доходы прежних владельцев капитала.

​ЧИТАТЬ МАТЕРИАЛ ПОЛНОСТЬЮ ПО ССЫЛКЕ: