Юрий Поляков. Два юбилея

Игорь ШУМЕЙКО

Сегодня (а надо было вчера!), поздравляя с юбилеем знаменитого российского и «последнего советского» (определение Сергея Михалкова) писателя Юрия Полякова, желаем ему еще многих книг и юбилеев.
Полагаю, он со своим известным… профессиональным «ч.ю.» («чувством юмора», как сокращают его в объявлениях) воспримет и это запоздалое поздравление. И напоминание о поздравлении с предыдущим юбилеем, с 65-летием, которое едва ли не получилось, наоборот, — упреждающим.

Анекдот, однако, подтвержденный, проверяемый ссылкой на здравствующих людей. 15 октября 2019 года в Русском Географическом обществе я выступал как один из авторов альманаха «Северный морской путь». Серьёзнейшие четыре 600-страничных тома. В перерыве ко мне подошёл один из редакторов альманаха — Александр Вычугжанин. И первый его спич был: «А вы тут, москвичи! Опять замолчали 65-летие Юрия Полякова! А я вот следил! 12 октября по "Культуре" показали передачу к юбилею… (назвал фамилию какого-то писателя)! А Полякова, юбиляра этого же дня — замолчали! А у нас Юрия читают! Вот, возьми, Игорь, я хоть с опозданием передаю тебе: написал статью о Полякове!». — Я, — только отходя от Севморпути, альманаха, выступления — покивал Вычугжанину: «Да-да! Безобразие! Затихушничали». — Взял статью. И уже дома заглянул в Яндекс и понял, что:

а) сибиряк Вычугжанин — погорячился: да, юбилей Полякова — 12-го, но не октября, а ноября, и молчание «Культуры» это извиняет;
б) в этой готовности Вычугжанина, настроенности на «опять его замалчивают» — есть «своя сермяжная правда»: люди чувствуют некую непропорциональность Вклада и Шлейфа. Известности в народе и упоминаемости в СМИ.

Итак. «Последний советский писатель» — автору гимна СССР должно быть видно. Горячащийся Александр Вычугжанин ошибся ровно на месяц — значит у меня был — месяц форы! И я тогда успел написать, опубликовать в нескольких газетах статью:

Человечество России смеясь, хранит своё прошлое

Понятно: отталкивался я от известной фразы Карла Маркса: «Человечество, смеясь, расстается со своим прошлым». — Меня и правда более интересовало «Человечество России», его удивительная психология, различимая на примере книг (и отношения к ним) Юрия Полякова. Это — о прошлом 2019 года юбилее, упрежденном. Нынешний, наоборот, был бы, увы, пропущен — мой университетский день. Но задержавшись в МИИТе, где я читаю лекции, — случайно в кабинете застал одного из коллег. Он смотрел по ТВЦ передачу о Полякове, кивнул мне: «Помнишь, лет десять назад ты приглашал его к нам, в МИИТ, он рассказывал, книги подписывал?» — Да, было дело, помню. А по телевизору — фрагмент, где Юрий Михайлович рассказывает, что многие фамилии своим персонажам он подбирает гуляя по… кладбищу. Диковинные порой. И Юрий Поляков (цитата приблизительна, на слух с телевизора): «Фамилия, связанная с реальной жизнью, прожитой реальным человеком — несет некий заряд»...

Юрий Поляков в Литературно-Историческом клубе МИИТа

— Действительно (успел я подумать в чужом кабинете): «Метафизика. НЕ плоский реализм! Глядеть на надгробья, портреты живших — не то что выбрать для романа фамилии, например, по телефонному справочнику!» — И далее, возвращаясь из Университета домой вспомнил, что и Имя для самой своей знаменитой песни «Элеонор Ригби» — Пол Маккартни тоже вычитал на надгробии. И Юрий Шевчук заканчивает одну из самых удивительных трагичных песен «Пропавший без вести»: «Вас — миллионы бродят между нами. Взгляните на могилы с номерами и на свой путь — очерченный прямой…» — Может, и не праздничные мысли, но… «Из песни (тем более передачи ТВЦ) — слова не выкинешь!» — Такой уж случай подвел меня к телевизору 12 ноября именно на этом фрагменте. И не желая заканчивать на нём, я вспомню то эссе, посвященное Памяти, Эпохе. Одно из известнейших (почему именно оно «в топе цитат» — о том и речь) заявлений Юрия Полякова:

«Если бы мне предложили альтернативу: сохраняется СССР, не будет жутких 90-х, не лишатся сбережений старики, но твои вещи будут напечатаны через 15-20 лет, — я бы с радостью согласился. Не стоит свобода слова разгрома страны, обобранных стариков, утраченных территорий!»

Т.е. память о первых всесоюзных «громокипящих» повестях «ЧП районного масштаба» и «Сто дней до приказа» — не упоение, сами даты публикаций, экранизаций 198… оставляют лишь желание стереть! Отбросить все свои успехи — только вместе с той горба-ельцинской кунсткамерой, колышущимися в банках заспиртованными (буквально или переносно) уродцами. Многие мысленно, вслух, печатно — формулировали «контракты» такого типа. С кем? А Кто в силах отменить то десятилетие, «отмотать плёнку»? Понятно ж Кто.
И недавно, размышляя над «контрактом Полякова», я допустил еретическую мысль, что сей «Договор» не только был подписан, но в некотором смысле и реализован! Сторона «Юрий Поляков» действительно уплатила отсрочкой лет в пятнадцать-двадцать, правда, — не «напечатанья». Ныне «танцуют все», и теперь оказаться напечатанным — уж не товар! За это жизни кошки не выручишь — не то что ядерной державы. Но есть другой важнейший (если не кривить душой) компонент жизни писателя — внимание, понимание литературоведов. Нет, народную любовь «никто не отменял», но именно реплики, статьи (в их массивной целокупности), отражающие и выражающие внимание этой особой прослойки, которые, может, и книг не покупают: «дарёными шкафы ломятся!» — даёт пропуск на магический «сервер» под названием «История литературы», к читателям грядущих десятилетий / веков…

Но уж так расставлены сейчас литературно-критические силы, что внесение сочинений Юрия Полякова на сей «сервер» — отсрочено на некие годы. Разобраны и «перемыты» все его политические высказывания, начиная с вынесенного в первый абзац этого текста, — но нет, например, подробных исследований особого юмора его повестей. Своеобразного стиля, дающего некий «эффект парения». Я-то — не литературовед, и точно не в моей власти сократить/увеличить ту отсрочку профессионального понимания. Я моё читательское ощущение выражу тоже непрофессионально: лёгкость-летучесть текстов Полякова даёт такой эффект, словно герои летят над социально-политическими волнами, бурями — как бушпритные скульптуры или как героиня Уинслет в фильме «Титаник». Потому, кстати, в произведениях Полякова нет настоящих трагедий (если признаком таковых считать трупы, обильную стрельбу или резню).

Архетип его драмы выражен в названии повести «ЧП районного масштаба». В комнату райкома комсомола забрались ребята, пили портвейн, унесли кубок и знамя. Последующая суета, смешная бестолковщина, как-то, на мой взгляд, предсказала ГКЧП уже другого масштаба, но, в общем, стилистика была угадана верно. Гена Янаев и будущий рекламщик пиццы — абсолютно «поляковские» персонажи.
Вторая «сторона договора» — столь же условно, «виртуально» выполнила свою часть: СССР сохранён, обобранных стариков «жутких 90-х» — нет! «Как прикажешь тебя понимать, Саид?» — Так, что на «одоговорённом» уровне, в сфере художественного воплощения, осмысления — развала страны, «жути» нет. Откройте «Козлёнка в молоке» — абсолютно те же люди, тот же уровень жестокости, насилия, что и в «ЧП», так же смешно. Внутриписательская комедия? Но и в «Демгородке» — политика в полный рост, вроде произошёл контрпереворот, «о необходимости которого всё время говорили» все кому не лень. И после всей «жути», «контржути» свергнутые демократы проживают — очень похоже на уволенных Маленкова, Молотова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова.
Не в том интеллектуальном напряжении? Да Феликс Чуев на «этих отставников» пожалел бы и метра плёнки, и минуты времени... но, главный их вопрос: «уровень физического насилия»? — пыток нет. В «Небе падших» одна закадровая смерть бизнесмена тоже никак не иллюстрирует, что уровень насилия подскочил. Общественный, политический деятель, публицист Юрий Поляков никому не даст усомниться в честности, гражданском мужестве: статья «Оппозиция умерла. Да здравствует оппозиция!» датированная 6 октября 1993 г., оказалась единственным в открытой прессе «протестом против утверждения демократии с помощью танковой пальбы по парламенту». Расплата была именно та, которую я представлял в воображаемом договоре. Ю. Поляков: 

«Из школьной программы разом вылетели мои повести, из энциклопедий исчезла всякая информация обо мне. “Литературная газета”, где я прежде был любимым автором, закрыла передо мной двери… Я не жалуюсь, хочу обратить внимание: любая власть борется с инакомыслием одинаково, начинает с замалчивания, а заканчивает замачиванием».

Т.е. вся «реальная жуть» — в интервью, политических заявлениях, публицистике Полякова, а в его художественном (подразделяющий термин Льва Толстого) герои так же парят над «бурями» — закавычивания просто просятся. «Нищета»? — Но любой бедствующий герой знаком, — как правило, через одно рукопожатие (лично), максимум через два — с «новым русским», богачом, который рад поддержать, подкинуть работку, вложиться… И пред этими рукопожатиями «костлявая рука голода» — не более чем жупел.
Если вдуматься, это «залиговывание» смеха СССР и смеха РФ, этих ЧП районных масштабов с жутями 90-х — играло и играет колоссальную национальную (вот тут без кавычек) роль! Сшивание разрыва, димедрол для народа (не опиум!), смехо-опровержение самой идеи гражданской войны, спасительное пушкинское «всё те же мы!»… — много ещё можно дать сравнений. Мы и тут опровергли бородатого Карлушу: «смеясь», не расставались со своим прошлым, а сохраняли его.
И… самое главное: благая роль Полякова — вовсе не осознанный его политический шаг! Типа: вошёл в Президентский совет, возглавил «Литературную газету», стал доверенным лицом Путина — значит: впрягайся в «национальное примирение», в поиск национальной же идеи… Это имело бы элемент расчёта, политической, пусть даже честной, сделки!
Нет, чистота эксперимента, красота случая — в том, что договор, с которого началась речь, был заключён и реализован в сугубо «художественной части» Юрия Полякова! В подсознании, где человек честней всего (сам внутри себя не врёт, наверное, даже Сванидзе). То, что Юрий Михайлович внутренне решился: «Да, я жертвую свои 15-20 писательских лет, только чтобы не видеть распада страны, и тех 90-х».  — Это и сыграло так, что распада и жути в его «художественном» — нет.
Чем-то напоминает знаменитый ход Леннона против Вьетнамской (в частности) войны. Джон оплатил гигантские баннеры в центре Нью-Йорка и подобных городов: крупная надпись «Война закончена» и мельче «Если вы этого хотите». Понять можно было и как призыв: «Ваше солидарное желание покончит войну!» И как некую медитацию: «Вот вы закрыли глаза, представили — и её уже нет!» Ведь война — в мозгах.
В общем, мысль — материальна. Что о Вьетнамской войне мысль, что о нашей гражданской, в те самые 90-е придушенной, в т.ч. — смехом, ностальгией Полякова. И согласно поговорке о том, что «честность — лучшая политика», в мае 1994-го, далёкий от парадных подъездов, всех «аналитических центров, политологических институтов» и т.д., — Поляков выдал точный прогноз в своём эссе «Россия накануне патриотического бума»: «Друзья и недруги решили, что я повредился в уме от политических треволнений. В то время слово “патриот” стало почти бранным, теледикторы произносили его с брезгливой судорогой на лице». — (Не)странно, что инстанции, выписывающие «сертификат литературной рукопожатности», играют в бойкот Полякова при таком равном (СССР и РФ) распределении мишеней его сатир...

Всё высказанное насчёт подсознания писателя Полякова требует от меня одного объяснения. Белинский в статье о «Мёртвых душах» уточнил: «Всё это сказал нам не автор, а его книга!» — Белинский был знаком с Гоголем и боялся, что его выводы о книге спишут на доверительный междусобойчик. Я тоже лично знаком с героем статьи, но подчеркну, что все (считанные) наши разговоры касались тем: водка (и шире — алкоголь), комсомол, Отечественная война, Украина, борьба с фальсификацией истории. Что и отражено в моих статьях или статьях о моих книгах в «ЛГ». Плюс в прошлогоднюю книгу «Век комсомола» я включил беседу о «комсомольских пьянках, банях» (частично уже была опубликована в книге «Русская водка. 500 лет неразбавленной истории»).
А очень смешной рассказ Юрия Михайловича «Там человек сгорел!»: про его встречу в солярии с бывшим комсомольским вождём Сергеем Станкевичем, — я (уже без спроса) процитировал, ввёл в главу, рассказывающую о распаде ВЛКСМ. Назвал её (видно, картина Полякова стояла пред взором): «Утомлённые солярием»…

Ю.Поляков, И.Шумейко в Ялте-2014

P.S. В 2014 году Юрий пригласил меня на кинофорум «Вместе» несколько лет проводившийся в Ялте, но впервые тогда — в Ялте вернувшейся. На фото одного из тамошних мероприятий я восседаю — Ялта же! — типа Сталиным, а Поляков слева — Черчиллем, — кстати, нобелевским лауреатом 1953 года, причем не «за мир», как Горбачев, Обама, а «чисто по литературе». За блестящую Историю Второй Мировой войны. И с этим Постскриптумом мне опять остается полагаться на «ч.ю.» юбиляра.