Фридо фон Зенгер. Ни страха, ни надежды. Гитлеровский генерал о причинах поражения.

фон Зенгер Фридо Ни страха, ни надежды

Глава 8. Причины поражения гитлеровской Германии

Политические изменения в Германии подорвали ее силы еще до того, как началась война, и этот процесс продолжался, когда она шла. Подобно всем диктатурам, диктатура в Германии оказалась недолговечной. Здоровая внутриполитическая борьба, которая приводит лидеров к власти, была заменена кладбищенской покорностью полицейскому государству. Все диктатуры страдают от смерти вождей, способных обеспечить преемственность. Будучи полицейскими государствами, они могут в течение какого-то времени внешне представлять хорошо действующую власть и использовать всевозможные угрозы, чтобы поддерживать чрезмерно жесткую дисциплину, но тетива становится слишком туго натянутой. Кроме того, в Германии диктатор оказался психопатом, как и его сторонники, не имевшие ни образования, ни большого ума, ни чувства ответственности… 

Недооценка современных способов войны на море есть неизбежное следствие переоценки значения территориальных завоеваний. Последнее действительно в современной войне важнее, чем в те времена, когда коротким решительным сражением можно было закончить войну. Но завоевание суши ничего не значило, если оно не приводило к господству на прилегающих морских территориях. 

Германские победы на суше, которые казались такими важными на раннем этапе, были иллюзорными… 

Диктатура, столь бедно наделенная умением руководить (а именно такой была диктатура Гитлера), является антитезой той демократической структуре, которая необходима для координирования всех национальных ресурсов. Но не надо заблуждаться: даже при другом правительстве Германия все равно не выиграла бы мировую войну. В каждом случае суммарные ресурсы ее противников, господствовавших на море, настолько превосходили ее собственные, что в далекой перспективе ее военные кампании на суше не могли принести результата. 

Для любой диктатуры характерны отсутствие внутриполитической борьбы и укрепление своей собственной власти. Спокойствие во внутренней политической жизни вполне удовлетворяло немецкого гражданина, который таким образом освобождался от любой ответственности за принятие решений. 

Успехи Гитлера, казалось, свидетельствовали в его пользу. Он действительно ликвидировал безработицу. Он построил замечательные дороги и оживил экономику, начав производство вооружения, строительство казарм и объявив призыв на воинскую службу. Никто не объяснил народу, что большая часть его программы включала непродуктивный труд, результаты которого не могли увеличить благосостояние страны, поскольку продукт этого труда нельзя было экспортировать. Росла якобы покупательская способность государства, потому что оно печатало деньги, которые можно было тратить. Но что должно было случиться, когда все дороги построены и армия вооружена новейшим оружием? 

Диктатуры не способны привлекать людей с новыми, свежими идеями, представляющими хоть какой-то интерес. В отличие от Муссолини, постоянно менявшего свое окружение, Гитлер связал себя со своими старыми соратниками по политической борьбе. Но он, должно быть, инстинктивно чувствовал, что у них нет опыта ни в одной сфере политики. После прихода к власти ему хватило ума оставить на некоторое время опытных беспартийных специалистов в ключевых министерствах — иностранных дел, финансов и военном. Поскольку для демократически настроенных политиков не было свободы действий, то усилия были направлены на то, чтобы обеспечить приток свежей крови путем создания специальных училищ, академий и так называемых тевтонских орденов, которыми управлял партаппарат.

Даже такая система могла стать эффективной, если бы людей представляли к званию не за преданность режиму в ущерб таким качествам, как здравомыслие, трудолюбие и храбрость. Умственные способности эти «селекционеры» в расчет не брали. 

Гитлеровская административная система обеспечила простор и положение огромному числу чиновников. Предметом гордости партфункционеров являлось то, что они решали все дела без бюрократических проволочек. Многие состоящие в партии министры следовали этому правилу, что привнесло глоток свежего воздуха в систему управления. Но уже вскоре стало ясно, что нельзя отказываться от тщательной, методичной проработки некоторых вопросов официальными лицами и, следовательно, нельзя обойтись без самой бюрократии. Возникла ситуация, при которой каждый отдавал приказания и создавал собственный аппарат, не считаясь с тем, что вмешивается в чужие сферы деятельности. Хуже всего было с ключевыми постами, которые в течение многих лет занимали многочисленные старые гитлеровские товарищи по оружию — люди, которых уже нельзя было считать полностью нормальными. Не имеет смысла обсуждать, были ли их несостоятельность в управлении, коррупция и криминальные дела следствием умственной или духовной отсталости — один дефект сочетается с другим. 

Внутренний упадок Германии скрывался от внешнего мира за великолепным фасадом, одним из примеров этому стали Олимпийские игры 1936 года. Еще один яркий эффект создавали блестяще организованные «партийные дни», удовлетворявшие потребности народа в мистических действах, парадных зрелищах и чувстве локтя. Участие в жизни государства включало напряженные дни расписанных по минутам собраний, на которых люди могли «посмотреть фюреру в глаза» и снова и снова слушать одни и те же речи. Это известный рекламный трюк — воздействовать на разум человека, повторяя одно и то же. Тем не менее, удивляло, как люди не уставали от этих однообразных пустых речей, в которых противников всегда оскорбляли, сторонников хвалили, и не было в них ничего, что помогло бы решению действительно острых политических проблем. 

Гитлер считал правильным использовать во внешней политике и в Европе те же самые методы, которые он использовал в своей борьбе с внутренними врагами. Известно, что сначала он хотел избежать войны с Западом и, возможно, надеялся избежать любой войны. Но проводимая им экономическая политика загнала его в нее, и его самонадеянность основывалась на новом современном оснащении вермахта. 

Гитлер поверил его неправильной оценке внутренних ресурсов, резервов и военного потенциала англосаксонских стран. А так как у Гитлера не было абсолютно никакого опыта, то он ошибочно принял спокойствие англосаксов, их готовность вести переговоры, их богатство и их демократию за признаки слабости. Он так и не сумел понять, в чем сила свободной демократии, и видел в странах, входящих в Британскую империю, подавленных вассалов, ждущих подходящего момента, чтобы скинуть ненавистное ярмо. Трудности с Ирландией, казалось, подтверждали это его представление, и он находил в них сходство с проблемами империи Габсбургов и ее малых народов. Предоставление независимости этой маленькой и экономически зависимой части британской семьи народов оказалось выше его понимания, как не смог он и оценить искусство и мудрость мягкого управления. 

Личная враждебность Гитлера к России была достаточно искренней. Его агрессия против России воспламенила национальные чувства в этой стране, если их вообще там когда-нибудь недоставало.