Альтернативная история Демьяна Бедного

Знаменитый поэт-агитатор может по праву считаться одним из пионеров советской политической фантастики

Кто только не писал в первые годы советской власти о грядущих мировых войнах и пролетарских революциях. Илья Эренбург в «Тресте Д. Е.», Мариэтта Шагинян в «Месс-Менд», Алексей Толстой в «Гиперболоиде инженера Гарина»… И ещё Всеволод Иванов и Виктор Шкловский в «Иприте», и Валентин Катаев в «Острове Эрендорф». И уже в тридцатые годы Пётр Павленко в романе «На Востоке», Леонид Леонов в «Дороге на океан» и Николай Шпанов в «Первом ударе».

Однако опередил всех бывший военный фельдшер Ефим Алексеевич Придворов, он же поэт и пропагандист Демьян Бедный. В отличие от книг Толстого и Катаева, никаких технических чудес в поэме «Царь Андрон» нет, зато её персонажи – в большинстве политики того времени, –  действуют в  иной  реальности чрезвычайно убедительно. Ведь историческая развилка на её страницах произошла за считанные месяцы до публикации, а многих героев автор знал лично.  

Поэма вышла в мае 1921 года – после подавления мятежа балтийских моряков в Кронштадте  и в разгар крестьянских восстаний, охвативших страну от Украины до Сибири. Послав против восставших армейские части, большевистское  правительство одновременно пошло им на серьёзные уступки. Уже  21 марта 1921 года было заявлено об отмене политики «военного коммунизма». Ненавистную продразвёрстку сменил куда более умеренный продналог с правом свободной торговли. 

«Царь Андрон», названый Бедным «апокалиптической повестью», напротив, начинается с поражения большевиков и въезда в Москву крестьянской повстанческой армии во главе с простым русским мужиком Андроном Хмурым. Точнее, со сна, в котором Андрону это привиделось, как, возможно, и многим недовольным красными крестьянам в их мечтах. Обращаясь к таким, Ефим Алексеевич предлагает посмотреть: что случится после их победы? И показывает – ничего хорошего! При том, что в стихотворении «Правда» сам  признавал – поводов для недовольства советской властью в деревне хватает:

Мужики во всём ответчики,

Власть – как новая метла:

Где начнут мести советчики,

Все повыметут дотла,

Обернулась-де татарщиной

Власть рабочих и крестьян.

Не под новой ли мы барщиной,

Дорогой наш брат Демьян?

Возможно, в альтернативке Бедного советская власть опоздала с отменой продразвёрстки и проиграла. Без боя войдя в Москву и приняв благословение патриарха, Андрон устроил выборы в Учредительное собрание — разумеется, без участия большевиков. Из дореволюционных партий туда прошли в основном эсеры и кадеты, но преобладали  зажиточные крестьяне, разбавленные духовенством. Они и сделали своего собрата монархом.

Пуганая ворона боится куста.

– Благодетель! – Отец наш! – Ради Христа! –

Взмолилось три четверти мужицкого веча:

– Да нам, дуракам, тут  и делать-то, неча!

– Ни к чему нам в Москве канителиться зря!

– Рази ж можно, управиться нам без царя!

– Верно! – Правильно! – Братцы, согласны?  – Согласны!

– Воцаряйся и властвуй, сокóл, ты наш ясный!

– Где корона?  –  Несите корону! – Корону!

– Самодержцу, спасителю нашему, Андрону!

– От добра не ищут добра!

– Ур-ра! – Ур-ра! – Ур-ра!

Поначалу вокруг мужицкого  императора сплачиваются все антибольшевистские силы, от черносотенцев до меньшевиков с эсерами.  К услугам готов даже террорист Борис Савинков, но его Андрон на всякий случай отправляет за решётку. Эмигранты из Романовых намекают, что готовы признать победителя своим родственником, а уж как стараются ещё недавно вполне лояльные к большевикам творцы! 

Некоторых таких Бедный даже выводит под собственными  фамилиями, как издателя Ивана Сытина, историка литературы и журналиста Михаила Лемке и пушкиниста Николая Лернера. Сытин в поэме переключается на церковную литературу, и даже учебники у него выходят похожими на «церковные требники». Лемке, выпустив при большевиках обличающую Николая II книгу «250 дней в Царской ставке» (где работал военным цензором), дарит новому царю толстенный том «Тысяча дней в большевистском стане». Лернер вставляет в стихотворение Пушкина «Деревня» строки про внезапно обретённого монарха.

Увидите друзья народ неугнетённый,

Как большевизм падёт по манию царя

И над отечеством свободы просвещённой

Взойдёт Андронова прекрасная заря!

Футуристка Ольга Розанова умерла в 1918 году и стать монархисткой не успевала. Поэтому её стихотворение «Испания» звучит как эстрадный номер в Театре разумной сатиры (намёк на Театр революционной сатиры), где теперь обличали большевиков. Тут предсказание отчасти сбылось – один из организаторов Тетревсата Михаил Разумный вскоре эмигрировал.

Владимир Маяковский, с которым Бедный то вместе работал в «Окнах РОСТА», то ругался, был куда более весомой фигурой. Прямо вывести его в качестве прихвостня монархии было чревато, и на выручку пришёл псевдоним. И  жестокое издевательство над недавно нашумевшими поэмой «150 000 000» и пьесой «Мистерия-буфф» узнавались сразу.

Недавно воспевавший Совнарком московский

Поэт-футурист Ятаковский

Теперь сочинил героико-эпическую мистерию

«Жизнь за империю, 

За Русь православную, исконную,

Стопятидесятимиллионную»…

Представление началось прологом

Удостоивши публику своего лицезрения,

Сам поэт Ятаковский торжественным слогом

Произнёс что-то вроде приветственного стихотворения:

– «Милостивые государыни и милостивые государи!

Революции смыты у мира с хари

В России расфеерился царственный ствол.

На этой сцене,

На бывшей Сахаре,

Сегодня 

Небывалое торжество

Здрам-жлам-Ваш-Ин-пер-Вли-чес-ство!!» 

Потом началась сама пьеса.

Среди  смешанных тропических и полярных декораций

Многочисленные представители всевозможных наций

С диким визгом по сцене глобус возили,

Полюсы тропикам кулаками грозили,

Меридианы с параллелями,

Словно кавалеры с мамзелями,

Плясали танец какой-то безобразный,

А толстый, круглый, явно буржуазный,

И пьяный, как стелька, экватор

Орал – «Да здравствует Государь-Император!»

Андрону не понравилось, и он назвал язык Ятаковского «изуродованным русским». Тут  царь оказался единомышленником своего заклятого врага Ленина. В записке наркому культуры Анатолию Луначарскому составленной почти одновременно с выходом поэмы Бедного – 6 мая 1921 года, вождь указал, что «150 000  000»* «махровая глупость и претенциозность».

Славословиями политиканов и придворных поэтов сыт не будешь, и короновавшийся 25 октября крестьянский царь попытался стрясти деньжат с российских союзников по Антанте. Мол, мы же за вас кровь под Варшавой и в Карпатах проливали! Не вышло – французские друзья тут же напомнили про долги Николая II их банкам. И намекнули, что хотя и признают нового царя, могут сделать ставку на родственников прежнего. Благо, они соглашались взамен на возврат трона и донецким углём да бакинской нефтью поделиться.

Французы – те, руки потирая заранее,

Оказывали Романовым всякое внимание.

Дошло до того, что одного «претендента».

Видели на обеде у мусью-президента.

Не надобно было особой догадки,

Чтобы доискаться в этом деле особой подкладки.

Секрет разболтала одна газетка трескучая:

– «Претендент пригодится… для всякого случая!»

Остатки царской семьи и другие эмигранты-помещики обиделись на Андрона за отказ полностью вернуть им перешедшие к крестьянам земли. Аграрной реформой Хмурого занялись вождь эсеров Виктор Чернов и один из лидеров народных социалистов Алексей Пешехонов. Как и во Временном правительстве Чернов стал министром земледелия, а Пешехонов министром продовольствия, — и оба провалились.

Угодья они возвратили только некоторым помещикам – большинство отошло к кулакам. Прочие крестьяне получили, то, что осталось, и налог, оказавшийся выше большевистского, платить отказались. Порка не помогала, а товар, в обмен на урожай, полумёртвая промышленность дать не смогла. Тем более, и пролетариат разбежался, перебиваясь работой в сельских кузнях да мелких мастерских. Выход предложил текстильный магнат и банкир Павел Рябушинский, который тогда в реальности умирал от туберкулёза в Париже, а в поэме бодро рулил министерством промышленности.

С рабочим составом в Москве, Петрограде,

Повсюду дошло до такой недохватки, 

Что промышленность нашу не всю, а остатки 

Можно средством одним лишь спасти:

Трудовую повинность ввести.

Андрон согласился, рабочих, включая большевистски настроенных, согнали на заводы и те превратились в очаги красного реванша.  Коммунисты, которые продолжали партизанить на окраинах, развернули агитацию – и одним из главных пропагандистов Бедный, естественно, вывел себя. Царская охранка оказалась бессильна.

Узнал я со скорбью великою, 

Невольно покрывшийся краской стыда,

Что портретное сходство, увы, не всегда

Служит верной уликою.

Приключился дурацкий совсем анекдот:

Был повешен Демьян, да не тот!

Вскоре начали разлагаться и войска, а в Туле несколько полков восстали вместе с рабочими. Бунт подавили, но стало ясно, что это только начало. Выход напрашивался сам собой:

Солдат от безделья –  бунтарь.

Что политикой войско заниматься не смело

Ему надобно дать настоящее дело.

– «Какое?» – спросил я.  – «Войну, Государь!»

Понимая, что армия слаба, плохо вооружена и в одиночку воевать не может. Россия заключила союз с США. С помощью Вашингтона Андрон планировал отбить Владивосток и север Сахалина, которые на момент выхода поэмы и в реальности удерживали японцы. Ну, а затем вернуть отпавшие западные губернии, от Финляндии до Бессарабии, включая Польшу. Первая кампания – присоединение Литвы, Латвии и Эстонии – прошла легко. Как и два десятилетия спустя в реальности, прибалтийские карлики сдались без сопротивления. Затем американцы высадились в России и начали распоряжаться в ней, словно у себя дома:

Сами  конторы в портах учреждали,

Сами встречали свои пароходы,

Сами выгружали товар на подводы,

Сами к железным вагонам подвозили,

Сами в вагоны грузили...

…И такой проявляя невиданный труд, 

Эти люди стального закала

От Балтийских портов и в Сибирь до Байкала

Гнали, бешено гнали за маршрутом маршрут.

Маршруты свои и охрана своя же,

С виду так, не подумаешь даже, 

А на деле боевые отряды,

Потому что и груз-то всё был боевой:

Пушки, танки, снаряды, снаряды, снаряды!

Озаботились американцы и «мягкой силой», скупая тружеников пера и целые газеты с изданиями. 

Русская интеллигентская писательская братия

Оказалась продажной почти без изъятия.

Какой-то Жребин, оборотистый издатель,

Да какой-то Александр Яблоновский, писатель,

Да ещё какая-то компания, 

Литераторского звания, 

(Nomina Sunt Odiosa**)

Спекулируя особым видом двойного гипноза  –

– Ненавистью к большевизму прелютою

И американской валютою –

На всю «независимую» русскую литературу

Наложили жестокую диктатуру

Американских трестов и синдикатов.

Дирижировал посол Соединённых Штатов.

По его приказу

Затрубили газеты все сразу,

Что в Сибири готовится большевистское восстание,

Что правительство на это обратило внимание

И чтобы предотвратить большевистское вторжение,

Приобрело от Америки боевое снаряжение.

Обличая американских холуёв, Бедный правильно называет фамилию только одного из них. Писатель и журналист Александр Яблоновский считался одним из самых плодовитых фельетонистов Российской империи, после революции сотрудничал в белогвардейской печати, а затем обличал большевиков в эмигрантских газетах. Жребин – это друг Максима Горького издатель Зиновий Гржебин, который в первые послереволюционные годы сотрудничал с большевиками, но после болезни и частичного отхода от дел симпатизировавшего ему Ленина, в октябре 1921 года покинул советскую Россию. На момент выхода поэмы Гржебин ещё пользовался покровительством властей, и потому Ефим Алексеевич его, как и Маяковского,  упоминает под псевдонимом.

Мировая бойня началась на морских просторах с события, слегка напоминающего грядущую атаку Японии на Перл-Харбор.

Второго числа, 

(«Богородица Сырная»***)  

Война разгорелась всемирная

То ль какое-то японское боевое судно 

Американский броненосец пустило на дно,

То ль обратно, –  понять было трудно.

Япония с Америкой клялись обоюдно,

Сваливая одна на другую вину 

За эту войну. 

Англия с Францией поддержали Японию. Германия, мстя за поражения Первой мировой, атаковала французов. Вслед за ними пошли в бой прочие европейцы, и не они одни.

Варшава по данному Францией знаку

Повела на Берлин лобовую атаку

Я, свою собирая Державу,

Двинул войско «Вперёд на Варшаву»,

Заставив всю русскую прессу

Раздувать против Польши воинственный пыл

Румыны тем временем пошли на Одессу,

А болгары румынам ударили в тыл.

Юго-Славия тоже недолго кренилась

И в Болгарию всеми зубами вцепилась.

Турки, видя такую компанию,

Натравили на греков Албанию.

Итальянцы устроили тож комбинацию:

Захватили Кроацию**** всю и Далмацию.

Дальше венгры, австрийцы и чехо-словаки

Оказалися тож в числе драки.

Опасаясь неприятной оказии 

В клокочущей Азии, 

Куда занесли коммунисты заразу,

Англичане к Кавказу

Пошли через Персию.

Но им Турция тут учинила диверсию.

Немногим позже, в 1930 году, подобный расклад описал Герберт Уэллс в романе «Самовластие мистера Парэма». Там  посреди Атлантики встретились  в грандиозной битве флоты Англии и США, турки атаковали англичан в Ираке, Советский Союз ударил по ним  в Афганистане, а французы сцепились с немцами.

И ещё одна параллель: как и Андрон, лондонский диктатор Парэм реально не властвовал – он  увидел свою диктатуру, заснув на спиритическом сеансе. Английский  фантаст посетил Москву  в 1920 году и покинул её до выхода поэмы Бедного,  потому говорить об использовании её идей вряд ли стоит. Просто политическая обстановка  в мире  вполне допускала именно такой расклад.

Реваншистские  настроения в Берлине были общеизвестны, да и отношения Вашингтона с Лондоном безоблачными никак не являлись. Не случайно военное командование США в те годы разработало два плана грядущей войны. «Красный» предполагал столкновение с одной Британской  империей, а «Красно-оранжевый»  –  ещё и с Японией.

Война продлилась недолго. На востоке японская  армия дошла до Байкала, но не смогла переправиться через озеро из-за американских мин и подлодок. Красные партизаны нападали на российские и американские воинские эшелоны, но японцев, судя по молчанию Бедного, пока не трогали. Видимо, считая,  что те  ослабляют основного врага. Однако судьба режима решилась в Европе. Первоначально российские войска, отбив Западную Белоруссию, подошли  к Люблину и Белостоку. Но успехи длились недолго. 

В Берлине и Париже пришли к власти коммунисты, организованные ушедшими из России большевиками. Затем грянула революция  и в Варшаве. Новое правительство Польши, как и планировалось во время советско-польской войны, возглавили среди прочих один из организаторов Коминтерна Юлиан Мархлевский и председатель ВЧК Феликс Дзержинский. Фронт покатился  на восток,  андроновские солдаты запросили мира, но тщетно:

…Польские войска, воздерживаясь от братания,

Разбрасывали с аэропланов воззвания,

Что «брататься в советах вернее, чем в окопах, –

И пока-де гарцует царь-Андрон на холопах,

Для  красной   Польши опасно малейшее промедление», 

И яростно продолжали наступление.

Через месяц они без большого труда

Занимая российские города,

Взяли Киев,  Смоленск и Великие Луки, 

Явно к Москве уж протягивая руки.

Судя  по скорости продвижения, красных поляков могли подкрепить и германо-французские коммунисты. Об этом Бедный  не упоминает. Зато весьма подробно расписывает происки англичан, решивших, что «всякий случай» для восстановления прежней династии настал.

Преподлейшая Англия в эту самую пору,

Опираясь на русскую дворянскую свору,

Пустила в оборот преподлейшее средство:

Законного претендента на Романовское наследство,  –

Выделив часть надводного и подводного флота,

Посредством неожиданного морского налёта

Захватила Петроград и там водворила 

Великого князя Кирилла.

На сторону второго царя перешли кадеты,  октябристы и бежавший из тюрьмы Савинков. Антибольшевистский лагерь раскололся, и здесь Бедный  абсолютно точен. В белой России именно такое и наблюдалось. Ставленник Японии атаман Григорий Семёнов в Чите плевать хотел на приказы из Омска,  от ориентировавшегося на Англию и Францию адмирала Александра Колчака, хотя тот и считался верховным правителем России.  Атаман  же Пётр Краснов и вовсе строил на Дону отдельную державу под покровительством Германии. Не собирались терять самостийность и Украина с Арменией да Грузия с Азербайджаном. Проиграй Ленин – и Россия, подобно Китаю 1920-х –1930-х годов,  превратилась бы в поле битвы самостийных  диктаторов.

Большевики использовали раздробленность врага и в жизни, и на страницах поэмы. Провозгласив в Киеве Российско-Украинскую Советскую Федерацию, они пока игнорировали британских марионеток в Питере, но против Андрона подняли восстание на Кавказе и Урале. Проамериканские листки не соврали – выступление готовилось заранее. Что и признаётся.

Все дивились странности:

Каким образом оказалось в сохранности,

Большевистское основное ядро?

Коммунисты работали очень хитро

В виде звеньев отдельной разорванной цепи

От китайских границ, чрез Каспийские степи,

До Кавказа, где был ихний узел живой,

Коммунисты держали свой строй боевой.

Сотни тысяч солдат перешли на сторону красных,  восстала  Москва, и горемычный император, надев свою старую сермягу, сбежал и стал нищим побирушкой. Его правление длилось один год, один месяц и одни сутки.

Упомянутый в поэме самым лестным образом, член ЦК РКП(б) и секретарь Коминтерна Карл Радек написал к ней чрезвычайно тёплое послесловие.  Идея организации революции в Германии была ему чрезвычайно близка – сам дважды неудачно пытался, но смог только под пером Бедного.  Андрона Радек  сравнил с реальными крестьянскими лидерами Александром Стамболийским в Болгарии и Винцентом Витосом в Польше. И  как в воду глядел: обоих вскоре свергли военные.

После 1921 года «Царь Андрон» не переиздавался, но сейчас пора напечатать его снова (разумеется,  с подробными примечаниями). Уж больно много событий, напоминающих деяния краткой эпохи вымышленной монархии, случились в последние десятилетия.   

Американские фонды тратят сотни тысяч долларов на  поддержку прозападных СМИ. Литераторы, воспевавшие  Ленина с Дзержинским, превратились в пламенных антикоммунистов. Церковники в Армавире издают пушкинскую «Сказку о попе и его работнике Балде» без упоминания попа, а в Сыктывкаре заставляют убрать батюшку из поставленного по сказке спектакля.

В Ульяновске действовал перевалочный пункт США и НАТО (правда, созданный для войны не с Японией, а с афганским «Талибаном», — до сих пор признанным экстремистским в РФ, ведущей переговоры с талибами в Москве, — прим. ред.). Движение «Солидарность» экс-вице-премьера Бориса Немцова требовало посылать побольше солдат в помощь «миротворцам» НАТО. Российская армия двинулась на запад, только не на Люблин и Белосток, а на Киев и Харьков. Как  раз на подступах к Туле остановился марш мятежного ЧВК «Вагнер» Евгения Пригожина…

Даже коротко упомянутая попытка Андрона сделать «символом народного духа» петуха имела место. На думских выборах 1995 года именно это птица украсила  плакаты правящего движения «Наш Дом – Россия», изрядно позабавив сведущих в криминальном жаргоне. Большевиков нет, и не предвидится, зато восторженная поддержка нынешнего хозяина Кремля лидерами всех  думских фракций налицо. Не исключение и вождь крупнейшей оппозиционной партии Геннадий  Зюганов. Именуя себя коммунистом, он благодарит президента за то, что  выполнил его же поручение, и считает хозяйскую похвалу авансом, который предстоит ещё отработать. Если и критикует «царя», то лишь за то, что обслуга выпускает того на мороз без шапки. Точно такую же картину наблюдал вокруг себя незадачливый Андрон.

Эс-эры походили на кадет,

Кадеты походили на октябристов, 

А октябристы на непримиримых монархистов, –

С основаньем, или без основания всякого, 

Все клялись моим именем одинаково,

И каждая партия делала заверения,

Что она защищает…мою точку зрения!

Товарищ Бедный – воистину провидец!

Юрий НЕРСЕСОВ

* В «150 000 000» Маяковского: 

Пустыни смыты у мира с хари,

деревья за стволом расфеерили ствол.

На площади зелени —

на бывшей Сахаре —         

   сегодня

ежегоднее торжество.

** Имена неизвестны (лат.)

*** День Сырной (правильнее Сырой, из-за частых дождей  в этот день) Богородицы,  народный праздник, имеющий  ещё  дохристианские корни в почитании  женских духов-берегинь, отмечается 2 (по новому стилю – 15)  июля.

**** Хорватию