Мария Цуканова: советская героиня корейского народа

Николай ВОЗНЕСЕНСКИЙ (Молдова)

14 сентября Президиум Верховного Совета СССР «за образцовое выполнение заданий командования на фронте борьбы с японскими империалистами и проявленные при этом отвагу и геройство» присвоил звание Героя Советского Союза краснофлотцу Цукановой Марии Никитичне. Единственной из женщин-военнослужащих — участниц войны с Японией. Увы, заслуженная награда была присуждена посмертно — самой героини к этому дню не было в живых уже почти месяц. 15 августа она пала в бою с японцами — при освобождении от их оккупации корейского порта Чхонджон.

Родилась будущая героиня в Смоленской области, в семье учителя — 14 сентября 1924 года. Отец вскоре умер — мать вышла замуж во второй раз, переехав с семьей в Красноярск. Маша после окончания школы как раз собиралась сдавать документы для поступления в педагогическое училище, — но тут грянула Великая Отечественная война… На фронт 16-летнюю девчушку, куда она, как и десятки тысяч других юношей и девушек Страны Советов неистово стремилась, конечно, не пустили. Тем более что с началом массовой мобилизации мужчин в Красную Армию в тылу освобождалось все больше вакантных должностей, которые могли заместить только остающиеся там матери, жены и сестры защитников Родины.
Маша сначала работала телефонисткой на узле связи — потом пошла работать санитаркой в госпиталь. Собственно, соответствующие курсы, пусть и относительно краткосрочные (что делать — тогда даже лейтенантов готовили максимум 8 месяцев вместо довоенных 2 лет минимум) она проходила дважды. Первый раз — перед началом работы в госпитале, а второй — после призыва в Рабоче-Крестьянский Красный Флот (РККФ) в 1942 году. Сам термин «призыв» в данном случае не совсем корректен — речь шла о привлечении к армейской и флотской службе исключительно девушек-добровольцев. По зову сердца, горящего огнем любви к Родине, и пламенной ненависти к ее врагам. «Подъемные» в несколько годовых зарплат тогда добровольцам не предлагались. Хоть руководство страны и не забывало о повышенном денежном довольствии военных, особенно офицеров, — и серьезных премиях за уничтоженную вражескую технику. 
Как правило, таких девушек брали на вспомогательные должности, которые в большинстве случаев должны были исключить участие в прямых боестолкновениях с противником. А 25 тысячами девушек-краснофлотцев вообще чаще всего комплектовали корабли и береговые части там, где эти боестолкновения в ближайшем обозримом будущем не ожидались. Как ту же Машу, ставшую сначала телефонисткой и дальномерщицей батареи береговой обороны Тихоокеанского флота.
И лишь в 1944 году, к ее 20-летию, Цуканову определили санитаркой 3-й роты 355-го отдельного батальона морской пехоты Тихоокеанского флота. И то лишь после вторичного прохождения соответствующих курсов. Все-таки помогать лечить раненных в условиях крупного тылового госпиталя и вытаскивать из-под вражеского огня пострадавших от него «морпехов», всегда находящихся на острие самых опасных атак, — не совсем одинаковые вещи. 

***

Впрочем, до лета следующего 1945 года обстановка на дальневосточных рубежах нашей Родины была относительно спокойной. Даже японцы, прежде бывшие совсем не прочь «попробовать на зубок» крепость советской обороны (а при успехе и «разделить красного медведя» по Урал, на пару с Гитлером), теперь старались не провоцировать грозную мощь социалистической сверхдержавы. Победа которой над Третьим Рейхом была уже вопросом лишь времени, а не принципа.
Тем не менее, когда долгожданный май 45-го наступил — Советский Союз согласно предварительным договоренностям с союзниками по антигитлеровской коалиции приступил к подготовке боевых действий против японских милитаристов. Кстати, отнюдь не только по причинам некого «рыцарского отношения к данному Рузвельту и Черчиллю на Тегеранской конференции обещания». — Хотя даже это обещание само по себе сыграло колоссально важную роль для достижения Москвой выгодных ей послевоенных раскладов в Европе, известных по реальной истории. А не их альтернативы в форме реализации, например, черчиллевского плана «Немыслимое», предусматривающего уже в мае ультиматум СССР по выводу частей РККА из Восточной Европы. С угрозой в случае отказа начать против нашей страны войну — с привлечением в качестве союзников уже недобитых гитлеровцев. По такому случаю должных быть произведенными во «всегда любивших демократию, но обманутых Гитлером честных немцев». Подобно политическому и военному руководству послевоенной ФРГ, составленному в основном из лишь «слегка припудренных» верных «столпов» гитлеровского режима.
Тогда этого сценария удалось избежать не только при Рузвельте, но и при сменившем его Трумэне. Несмотря на послевоенные бравады американских пропагандистов «да мы бы этих японцев и сами, одной левой…», слишком хорошо понимавших, каких потерь будет стоить США победа над все еще достаточно сильной Японией в одиночку. И помощь Красной Армии для открытия против Токио «второго фронта» в Маньчжурии и Корее была Вашингтону крайне нужна.
Но и Советскому Союзу стремительный «блицкриг» на Дальнем Востоке тоже был, мягко говоря, не лишним. Хотя бы по тем же соображениям, что и в ходе боев в Европе. Ведь США и Британия были союзниками чисто «ситуационными» — и там, куда доходили и закреплялись их войска, вскоре взращивались и откровенно антисоветские режимы. Допускать такое вблизи восточных рубежей нашей страны было бы не меньшей ошибкой…

***

Так что 8 августа 1945 года Советский Союз официально объявил войну Японии. Кстати, намного раньше разорвав с ней договор о ненападении — в отличии от Гитлера, напавшего на нашу страну во время официально нерасторгнутого такого же Пакта августа 1939 года, к тому же даже без объявления войны.
14 августа Тихоокеанский флот начал боевые операции по блокаде и захвату портов Кореи, находившейся под японской оккупацией уже с далекого 1910 года. И для пресечения коммуникаций по доставке Квантунской армии подкреплений из «метрополии», и для предотвращения попыток бегства все еще достаточно боеспособных частей почти миллионной Квантунской армии в Японию.
На острие атаки в корейский порт Чхонджин (тогда называемый в японском стиле Сэнсин) 14 августа, как водится, направили морских пехотинцев. Коллегам, которых с Черноморского флота далеко не трусливые немцы за их храбрость в бою и форменные черные бушлаты не зря дали говорящее прозвище «черные дьяволы». Рядом с боевыми товарищами (конечно, не «дьяволами», а скорее «ангелами мщения» за многодесятилетнее угнетение и откровенный геноцид братского корейского народа) неотлучно находился и настоящий «ангел» — Маша Цуканова. Чуть больше чем за сутки тяжелейших боев она, как самый настоящий ангел-хранитель вынесла из-под вражеского огня 52 раненных бойца! Несмотря на то что сама вскоре получила ранение в плечо…
К сожалению, сама по себе вышеприведенная цифра только раненых (а ведь были еще и погибшие моряки) показывает масштаб потерь десантников. Ведь Маша была санитаркой не всего батальона, а лишь одной его роты, обычно по штату имевшей около сотни бойцов. Так что на следующий день, 15 августа, сильно поредевшим остаткам батальона пришлось немного отступить от прежде занятых позиций в ожидании подкреплений. Комбат приказал отходить и Марии Цукановой, но та задержалась, ведь на поле боя еще могли оставаться раненные боевые товарищи, их тоже надо было вытащить. Но тут начали наступление уже обрадованные нашей перегруппировкой японцы. Девушке пришлось принять бой — скорее всего не просто в стремлении нанести максимальные потери врагу, сколько с целью защитить от попадания в плен своих найденных раненых. Метким огнем из автомата она уничтожила до 90 вражеских солдат! Однако, получив второе за два дня ранение, в ногу, потеряла сознание — и попала в плен.
На следующий день, когда с кораблей ТОФ высадилась основная часть десанта, японский гарнизон Чхонджона предпочел за лучшее «поднять лапки вверх». Разыскивая свою подругу, морпехи с ужасом обнаружили лишь ее обезображенное тело — так что его пришлось собирать по кускам. Глаза у Маши были выколоты. Понятно, что речь шла не о просто глумлении над трупом — японцы подвергали 20-летнюю девушку изощренным пыткам.

***

В качестве причины таких зверств часто выдвигается версия «от пленной хотели получить данные о наступающих советских войсках». Конечно, возможно и такое тоже. Но с другой стороны — ну какую «ценную военную тайну» можно узнать от военного медика, да еще во всего лишь звании «старшего матроса» (ефрейтора)? 
Разведчики всех армий, идущие за линию фронта «за языком», в качестве последнего всегда стараются захватить хотя бы офицера — лучше как можно в более высоком звании. А рядовой или сержант могут знать местоположение и численность разве что своих взвода-роты, но никак не планы удара хотя бы их полка-дивизии, не говоря уж о целой армии. До них эту информацию командование просто не доводит — по должности не положено знать лишнее!
Судя по всему, зверства, примененные к советской девушке-санитарке, носили характер не столько пыток — сколько изощренных истязаний в ходе длительной и мучительной казни. А главной причиной были скорее всего не отсутствующие у Маши знания «военной тайны» и отказ их сообщить, а банальная месть за нанесенный отважной девушкой сумасшедший урон «потомкам самураев». В самом деле, положить в одиночку почти вражескую роту — это однозначно эпический подвиг.
Спору нет, война — это не благородный «рыцарский турнир». И наиболее удачливых по количеству «трофеев» врагов, попавших в плен, обычно любят не очень. Особенно если они использовали оружие особой эффективности, сами рискуя при этом жизнью намного меньше. 
Так, еще со Средних Веков, если артиллеристы допускали проникновение вражеских кавалеристов на свои батареи — те обычно «рубили их в капусту». А Наполеон наоборот так осерчал за собственных «пушкарей», которых массово отстреливали из своих многозарядных пневматических винтовок системы Жирардони австрийские пограничники, что приказал последних в плен не брать.
Известны случаи того, как англо-американских летчиков, выбросившихся с парашютом из своих подбитых над Германией «летающих крепостей», до лагеря военнопленных довозили далеко не всегда.

Особенно после бомбардировок какого-нибудь Гамбурга с десятками тысяч жертв среди гражданского населения. Равно как и пилотов немецких «стервятников», сбитых красноармейцами после заходов их «Юнкерсов» и «Хейнкелей» на колонны с советскими беженцами, стариками, женщинами, детьми. Редко доживали до суда и прибалтийские наемницы-снайперши, стрелявшие по российским солдатами во время чеченских кампаний. Особенно если до попадания в плен с особой жестокостью старались целиться не в голову или сердце противника, а в его пах.

***

Но ведь Маша Цуканова ни к одной из вышеперечисленных категорий не относилась! Из оружия у нее была не снайперская винтовка и даже не станковый пулемет, а обычный автомат. Как и у большинства бежавших на нее японцев. Честный бой — насколько это понятие вообще применимо к войне… Да за подобное поведение испокон веков военачальники ставили столь доблестных врагов в пример для своих подчиненных, призывая поступать так же! А не предавать таких врагов мучительным пыткам и казни.
Может быть, потомки японских самураев «нервно относились» к участию женщин в войне, считая, что их удел вполне по Гитлеру: «Три “К”» — «церковь, кухня, дети» (на немецком языке начинающиеся именно с этой буквы)? Ничуть не бывало — в японских воинских традициях женщины-воины («онна-бугэйся») были хоть и не самым распространенным явлением, но пользовались заслуженным уважением и оставили по себе заметный след в истории.
Например, Ходзё Масако, сама по себе храбрая девушка, принимавшая участие во многих феодальных войнах начала прошлого тысячелетия. А когда вышла замуж за Минамото-но Ёритомо, сегуна (военного министра — он же часто фактический правитель страны), стала его «правой рукой». Аналогом и «первого заместителя министра обороны», и, неофициально, заместителя «некоронованного императора».
Жившая в конце 12 века Хангаку Годзэн, к концу своей военной карьеры командовавшая отрядом в 3 тысячи воинов, полноценной «бригадой» даже по современным меркам. А по тогдашним — вообще небольшой армией. Которая ей беспрекословно подчинялась! Кстати, когда ее войско было разбито в неравном бою с 10-тысячной армией сегуна — от девушки не стали требовать покончить с собой (влиятельная самурайская традиция в случае поражения воина), ни тем более — предавать в руки палача. Наоборот, представили ко двору сегуна, — отдавшего должное доблестному и прекрасному врагу. В которую тут же влюбился один из генералов властителя — получил согласие на брак и потом растил в любви и согласии с бывшей противницей их общих детей.
Уже в 17 веке известна девушка, дочь мастера кэндо, искусства фехтования на самурайских мечах-катанах, сама ставшая опытнейшим и популярным среди воинского сословия «инструктором». А последние «онна-бугэйся» зафиксированы в японской истории под самый закат «эпохи самураев» — в ходе «революции Мэйдзи», с переходом реальной власти от сегуна к императору — и к радикальным капиталистическим реформам прежде архаично-феодального строя.

***

Так что причина зверской расправы потомков самураев (мнивших себя «почитателями благородного закона «Бусидо») не в том, что они, захватив доблестно воевавшего с ними противника без сознания, обнаружили вместо бойца-мужчины красивую девушку. И даже не в том, что она, санитарка, — взяла в руки оружие, «занялась не своим делом». Ведь Маша Цуканова была военнослужащей РККФ — и форма с оружием ей полагалась по штату. Как и защита Женевских конвенций и «дополнительных протоколов» к ним — в качестве законного «комбатанта» в случае попадания в плен. Да, Япония сами основные Конвенции, принятые в последних версиях в конце 20-х годов, формально не подписала. Но вот под «Конвенцией об облегчении участи раненых и больных» от 27 июля 1929 года подпись Токио была поставлена — вскоре после принятия документа!
Да, к гражданским медикам на службе у военных (которых вообще после попадания в плен полагалось отпускать домой — вместе с другими «некомбатантами») Маша и не относилась как носящая военную форму и оружие. Но к ней, как раненой, японцы должны были тоже быть предельно заботливыми. Тут же предоставив всю необходимую медпомощь — на уровне солдат собственной армии.
Вместо этого ослабленную ранами и потерей крови девушку стали резать на куски и выкалывать глаза — пока не замучили до смерти. По свидетельствам очевидцев, боевые товарищи Цукановой после страшной находки очень хотели поступить с пленными японцами также. Конечно, без применения зверских пыток, — но расстреляв этих извергов на месте. 
К счастью для последних, наши бойцы слушались приказов командиров более четко, чем, например, американские солдаты, освобождавшие концлагерь Дахау. И, увидев свежие трупы умерщвленных непосредственно перед их заходом заключенных, истощенных, как скелеты, — тут же поставили несколько сотен охранявших концлагерь и сдавшихся им эсэсовцев «к стенке». При этом с улыбкой отвечая пытавшимся остановить это возмездие офицерам: «Сэр, я Вас не слышу — контузия, однако!» — И пока офицеры поехали и вернулись с подмогой в виде военной полиции — ни одного из палачей в живых уже не осталось. А главнокомандующий сил союзников в Европе Эйзенхауэр велел замять это дело, которое либеральные журналисты уже успели окрестить «бойней в Дахау». Конечно, наши бойцы оказались в подобной ситуации куда более дисциплинированными. Хотя в данном случае это и может вызвать законное сожаление… 

***

Ирония судьбы — мученическая гибель Маши Цукановой произошла… уже после завершения боевых действий! Официального завершения, во всяком случае, — ведь японский Генштаб приказал прекратить огонь всем японским подразделениям уже 14 августа! Командование Квантунской армии «не получило соответствующих распоряжений из-за нарушения связи»? 
Так на следующий день с обращением к нации выступил сам император Хирохито, — объявивший о принятом решении о капитуляции. Которого в тогдашней Японии обычно упоминали с приставкой «божественный» — и чье слово было для всех подданных непреложным законом. А нарушителей монаршей воли ждало в лучшем случае добровольное «харакири». 
Между тем расстояние от Кореи до Японии — чуть больше тысячи километров. Вполне достаточное для приема сообщений не только армейскими коротковолновыми передатчиками, — а самыми примитивными «детекторными приемниками» из серии «Сделай сам» для кружков «Юных техников» начала 20-х годов. Однако командующий Квантунской армией Отодзо Ямада отдал приказ своим подчиненным о капитуляции лишь 20 августа. Да и то далеко не все дивизии его выполнили. А японский губернатор Кореи вообще издал подобный акт лишь 8 сентября! Спустя почти неделю после того, как на борту линкора «Миссури» генерал Макартур и представители союзников официально приняли капитуляцию со стороны представителей японского императора.
Ямада, кстати, сам ни о каком «харакири» даже и не задумывался, добросовестно сдавшись в плен Красной армии. Был осужден на 25 лет за военные преступления — жаль, Хрущев его в рамках своей «оттепели» выпустил досрочно: всего лишь через 10 лет, в 1955 году. Так что не в «нарушении связи» дело. Японские милитаристы так привыкли к вкусу пролитой крови, что уже просто не могли остановиться. Причем ладно бы крови вооруженных противников, как подобает «благородным самураям», — но и массы мирных жителей Юго-Восточной Азии. А также пленных солдат и «гражданских» англичан и американцев. «Нарушение», нередко именуемое даже в западной прессе «азиатским Холокостом» — численность жертв которого оценивается до 14 миллионов человек!
Например, только после капитуляции 72-тысячного американо-филиппинского гарнизона полуострова Батаан пленных отправили в 100-километровый «марш смерти» к железнодорожной станции для дальнейшей отправки в лагеря. Однако 6-дневную дорогу без пищи и воды, со стрельбой японцев на поражение при малейшей попытке протеста, прошло от силы чуть больше 50 тысяч истощенных донельзя людей. Остальные — так и остались на этом кошмарном пути навсегда…
Кстати, доселе достаточно частым сюжетом американских комиксов о той войне являются как раз зверские расправы японских якобы «благородных самураев» над пленными британскими и американскими медсестрами. А уж о преступлениях не столь кровавых, вроде массовых изнасилований, и говорить нечего. Недаром 10 пункт Потсдамской декларации союзников, условий японской капитуляции, предусматривал обязательное наказание и непосредственных виновников расправ над пленными — и просто допустивших их японских военных и гражданских чиновников.
После ознакомления со всеми вышеупомянутыми «подвигами» японской военщины, пожалуй, даже немцы Третьего Рейха выглядят едва ли не «праведниками». Их, по крайней мере, Гитлер перед началом своего «дранг нах остен» хотел освободить от «химеры, именуемой совестью». Японских же головорезов от совести и освобождать было не надо — по причине полного ее отсутствия. А «лечение» тут только одно — полная капитуляция с такой же демилитаризацией и фактическим лишением значительной части суверенитета. 

***

Тем возмутительнее выглядят идущие всю послевоенную эпоху требования сначала к СССР, а затем и к России о «возврате северных территорий». С попутными «размышлизмами» доморощенной «пятой колонны» о том, что неплохо было бы поменять якобы спорные острова то на видеомагнитофоны, то на автомобили, то на «так нужные инвестиции». Ага, особенно в виде позорных «соглашений о разделе продукции» образца середины 90-х — по которым «все сливки» доставались «зарубежным партнерам». 
Японский милитаризм и стремление «возрождать имперское величие страны Ямато» любыми самыми бесчеловечными методами никуда не исчезло! Свидетельство чему — регулярные, пусть вроде и неофициальные, посещения японскими политиками храма Ясукуни — места захоронения в том числе и осужденных военных преступников. 
Никакое замирение, тем более ценой сдачи своих законных земель с такими «добрыми соседями» невозможно. Наоборот, надо всеми силами укреплять общий фронт против «духовных наследников» военных преступников Второй мировой — с их тогдашними жертвами, Китаем и Кореей. За свободу последней от японского ига и погибла мученической смертью замечательная советская девушка, военный медик Маша Цуканова. К бюсту которой, расположенном на мемориальном комплексе на Сопке героев в городе Чхонджин, благодарные корейцы и по сей день носят цветы…