От сталинских соколов до горбачёвских бездельников: как деградировала политическая и промышленная система СССР

Построение социализма принципиально отличается от любого другого формационного перехода. При построении социализма гораздо большую роль играет субъективный фактор развития — те конкретные группы людей, которые выражают интересы рабочего класса и сознательно строят принципиально новое общество. Любые попытки отвести этот вопрос «автоматизму», мол, если люди рождаются, формируются и работают при социалистическом строе, то и социализм уже никуда не денется — есть явное отступление от реальной практики, что и демонстрирует развал СССР.

Не зря классики марксизма так много времени уделяли вопросу образования и самообразования, говорили о том, что следует построить систему, где «каждая кухарка» будет в состоянии понимать, куда идёт общество и с какой целью, дабы быть активным участником этого, помогать и корректировать этот процесс на всех уровнях социума. И в период, когда руководящие органы Советского Союза были местом постоянной работы, когда быть депутатом, членом Совета, членом ЦК и вообще членом партии означало работать на всё общество со всем отсюда вытекающим, социализм разворачивался колоссально быстрыми темпами. Но когда центральные органы управления стали тёплой кроватью Обломова, куда стремились попасть ради того, чтобы работать поменьше, но получать побольше, процесс деградации советской системы уже было не остановить. Как пишет Евгений Спицын в книге «Ложь и правда о советской экономике»:

«Еще более жесткую, утрированную, но в целом вполне справедливую оценку брежневской кадровой политике последнего периода его правления, которая выродилась в своеобразный «иммобилизм советской политической системы», дал А. П. Прохоров в своей работе «Русская модель управления». Детально анализируя сам процесс постепенной деградации сталинской системы управления, которая столь же постепенно спускалась с её верхнего этажа на нижний, он пришел к печальному выводу, что каждое десятилетие «она завоёвывала ещё одну нижнюю ступеньку управленческой пирамиды». В 1950-е годы «ещё снимали с работы, а разгромная статья в любой газете была приговором карьере». Однако «наказания стали мягче и безадресные, система не была уже такой чудовищно жестокой, в ней можно было жить и работать. На верхних эшелонах появились и широко распространились бездари, для наказания которых стал очень «широко применяться выговор — специфично русское "наказание без наказания"». Затем наступили 1960-е годы, «когда уже совсем помягчело, в 1970-е — наступил полный развал, а к началу 1980-х годов потеря управляемости достигла уже карикатурных форм. Обновление руководящих кадров почти прекратилось… В те годы часть директоров заводов по-прежнему работала так, как было заведено при И. В. Сталине: «по 12 часов в сутки, с нервотрепками и нагоняями», истово борясь за выполнение плана, а часть уже освоила правила «бесконфликтного» управления и жила в свое удовольствие, проводя значительную часть рабочего времени на обычных «согласованиях» в Москве, разъезжая по командировкам в братские соцстраны и заседая в загородных заводских профилакториях, распространяя вокруг своеобразную ауру "ленивого барского ритма жизни"». Кроме того, на всех «вышестоящих по отношению к предприятию этажах управления — в промышленных объединениях, главках и министерствах — настоящей работы тоже уже почти не было, только бесконечные согласования… В низовых подразделениях колесо планового управления ещё крутилось по инерции, но было ясно, что ещё десятилетие — и все заводы тоже будут захвачены застойным управлением. Постепенно они тоже перестали бы работать. В предперестроечный период основной движущей силой народного хозяйства были уже не предприятия, а цехи, а основной рабочей лошадкой был уже не нарком или министр, не начальник главка или директор предприятия, от которых уже мало что зависело, а начальник цеха»».

Анализируя опыт СССР, гораздо лучше понимаешь КПК и их решения середины 20 века.

Мао Дзедун видел эту тенденцию, видел, что стоит партийной кровушке застояться, стоит выбившимся в политическое управление людям почувствовать, что «теперь можно не работать», как всё покатится под откос. Отсюда подчас экстравагантные решения, которые держали руководство КПК на всех уровнях в постоянном напряжении, например, знаменитое распоряжение «огонь по штабам». Современная КПК видит в тех решениях Мао как много прогрессивного, так и конкретные перегибы, потому как с высоты истории всегда видно лучше, но сам факт того, что партия понимает, для чего Мао постоянно тасовал кадры и держал элиту высшего и среднего уровня управления в напряжении, говорит о том, что урок усвоен.

На момент брежневского правления, правда, политическое вырождение центральных аппаратов государства и партии произошло ещё и потому, что реальная власть была уже децентрализована. Много власти получили партийные отделы на местах за счёт того, что канула в Лету централизованная экономика и господствующее положение Госплана. Потому и опираться прогрессивным элементам внутри партии было не на кого, ведь для лечения СССР потребовались бы экстраординарные меры, провести которые можно было бы лишь при чётком и слаженном политическом действии волевых людей. Но вместо них в аппарат ЦК уже проникли такие, как Горбачёв, а на местном уровне уже орудовали такие, как Ельцин. Так что поражение советской власти к началу перестройки было по большей мере предопределено

Журнал «Фотон»