«Монстры часто оказываются жертвами»: интервью с режиссером фильма «Ларго Винч: Гнев прошлого» Оливье Массе-Депассом

29 августа спустя 13 лет после сиквела в российский прокат выходит третья часть франшизы «Ларго Винч» — французского ответа Джейсону Борну и Джеймсу Бонду. Мы пообщались с Оливье Массе-Депассом, режиссером триквела, о проблеме отцов и детей, съемочном процессе и сложностях адаптации комиксов.

Оливье, здравствуйте! Ваш «Ларго Винч» основан на одноименной серии комиксов. Интересовались ли вы ими или какими-то другими перед работой над фильмом? 

Комиксы были моей страстью с ранних лет. В детстве я даже рисовал их — это были мои первые шаги в искусстве. Я рос в Бельгии и восхищался произведениями Жана Ван Хамме, особенно его сериями «Тринадцатый» и «Торгаль». Позже я познакомился с самим Ван Хамме, когда он преподавал в Институте искусств. Можно сказать, что эта история красной нитью прошла сквозь мою жизнь: от детской любви к комиксам, через встречу с их автором и, наконец, к воплощению комиксов на экране.

Что привлекло вас в 13-м томе комиксов «Цена денег», на основе которого и снят фильм?

Идея экранизации этого тома возникла вскоре после того, как я присоединился к проекту. Меня всегда привлекало то, как авторы комиксов поднимают международные проблемы и понятным языком рассказывают о финансах и большом бизнесе. Однако этот том вышел 20 лет назад, и поднятая в нем тема важности биржевых опционов устарела. Мы решили осовременить историю, обсудить скрытую сторону не только полезных, но и опасных новых технологий.

Расскажите подробнее, что нового вы привнесли в мир Ларго Винча?

Я сам писал сценарии всех своих картин, так что мне нужно было преобразовать комикс в соответствии с моими представлениями о мире, тревогами, мучающими меня идеями, но при этом сохранить преемственность по отношению к двум первым фильмам серии. И меня сразу заинтересовал взрослый Ларго, оказавшийся в той же ситуации, что и его папа. Я считаю, что сердце нашей истории — сложные, мучительные отношения отца и сына. 

Ларго был сиротой, и ему вроде бы повезло попасть в семью миллиардера, но приемный отец был жестоким человеком, видевшим в нем наследника империи, а не ребенка. В комиксах нам никак не объясняют, почему Ларго остается во главе корпорации. Я считаю, что он еще в детстве выработал стокгольмский синдром, и теперь не может отойти от этой травмы, вызванной полными и любви, и ненависти отношениями с папой. Корпорация воплощает для него воспоминания об отце, которого он долго искал. В глубине души Ларго неосознанно готов легко расстаться со всем, потому что не преодолел чувство покинутости.

А как проходила работа над персонажами? Наверняка многие герои оригинального комикса изменились.

Мы с соавтором сценария Джордано Гедерлини хотели сделать их сложными и противоречивыми. Сам Ларго, хотя и стремится изменить мир, вынужден вести дела корпорации, многие люди в которой стремятся в прошлое и погрязли в интригах и заговорах. Ларго старается это изменить. Мы хотели сделать персонажей похожими на всех нас: мы желаем лучшего будущего для наших детей, но потребляем избыточное количество ресурсов и носим одежду, сделанную в Китае, в неэтичных условиях.

Ларго в этом фильме предстает на удивление чувствительным и уязвимым. 

Я старался осовременить классического мужественного героя. Я снял много фильмов о женщинах и находил интересным этот конфликт материала с моей мужской природой. Ларго находится в плену образа альфа-самца, но он в то же время не может совладать со своей уязвимостью и чувствительностью. Он теряет сына, и на его месте любой был бы в ужасе. Но обычным людям не нужно при этом управлять империей. Это и отличает его от нас, и мне хотелось изучить противоречия и уровень ответственности такого персонажа.

Фильм указывает и на то, что одни проблемы могут передаваться от отца к сыну, как некое бремя поколений.

Проблемы и недопонимание, с которыми Ларго сталкивается в отношениях с его сыном Нумом очень похожи на трудности, с которыми сталкивался Нерио в отношениях с Ларго. В начале фильма Ларго неуклюже пытается играть роль отца, но встречает сопротивление. Сын говорит ему: «Я никогда не стану таким, как ты». Точь-в-точь как слова Ларго своему отцу.

Злодей в фильме — Эцио — макиавеллиевский персонаж. Ведь его тоже мучает память об отце, не так ли?

Мы хотели создать злодея, у которого была бы и человечная сторона, поскольку монстры часто оказываются жертвами. Я хотел избежать клише со злодеем-психопатом и представить скорее социопата. Отец, несомненно, любил его, но их отношения отличались от отношений Нерио и Ларго. Оба находятся в плену стремления к мести. Эцио после смерти отца продолжает преследовать его тень, так же как Нерио продолжает влиять на жизнь Ларго.  

Фильм снят в духе серии о Джейсоне Борне. На что вы делали упор во время съемок экшен-сцен?

Я пришел из авторского кино, и это мой первый опыт работы в таком жанре. Решил сделать боевые сцены эмоциональными и опирался на лучшие примеры азиатского кинематографа. В фильме есть три больших экшен-эпизода, и я хотел, чтобы каждый из них имел свое лицо. Очень важно, чтобы экшен не снимался ради экшена, а был укоренен в реальные проблемы и мотивы героев.

В некоторых довольно неожиданных ситуациях фильм внезапно вызывает улыбку…

Прежде я мало занимался юмором в кино, но здесь он показался мне третьим по важности элементом после экшена и эмоций. Нам нужно было привнести в фильм немного веселья, и мы возложили эту функцию на Бонни. Ларго только что потерял сына, поэтому юмор в его исполнении смотрелся бы не очень корректно. Но зрителю нужна передышка, и Бонни становится этим глотком свежего воздуха.

Как вам работалось с Томером Сисле, исполнившим роль Ларго Винча?

Мы с самого начала пришли к согласию, что Ларго должен немного эволюционировать, в сравнении с первыми двумя фильмами. Стать более человечным и чувствительным. Томер быстро ухватился за эту идею, и мы много работали до съемок, чтобы создать эмоционального героя.

А во время съемок?

Томер привнес ряд идей в экшен-сцены. Он всегда поддерживал меня в стремлении к лучшему результату и без колебаний решил сам исполнять трюки. В частности, первую погоню, где Ларго пытается спасти сына. Значительная часть драки внутри пикапа была снята одним кадром. Томер, постановщик трюков и я вместе прорабатывали хореографию трехстороннего боя.

Меня потрясла сцена в шахте. Как она снималась?

Мы снимали в Шарлеруа, в Бельгии. Была ужасная жара, и это, вероятно, усиливает впечатление. Это ключевой момент фильма. Ларго осознает, что кобальт и никель, необходимые для его самолетов, машин и электрических батарей, добываются посредством эксплуатации детей в невыносимых условиях. Эти ресурсы поступают из стран, в которых нет демократических институтов и не развита защита прав трудящихся. Нам было важно, чтобы Ларго столкнулся с этими противоречиями. Это самая политизированная сцена во всей картине.

Кто вдохновил вас в творческом плане?

Я большой поклонник Ридли Скотта. Мне хотелось создать атмосферу, которая подчеркивает образ главного героя, но при этом не потерять в реализме. Например, я хотел, чтобы шахта казалась футуристичной — меня вдохновляли работы Жана Жиро, создателя образа Чужого — но при этом оставалась правдоподобной. При создании костюмов команда отчасти опиралась на стиль киберпанк. Но более всего я вдохновлялся азиатским кино, особенно корейским.