Солженицын и нападчики: кто лжет?

В то время как всевозможные нравственные и политические авторитеты либо молчали о Крыме и Севастополе «в тряпочку», Солженицын говорил об этой проблеме. И заслужил – черную неблагодарность?!

Проведение пикета против включения произведений Александра Солженицына в школьную программу более всего удивляет местом своего проведения. Севастополь. Именно в этом городе такого пикета, на мой взгляд, ожидать было нельзя – получается черная неблагодарность.

Именно Александр Солженицын был первым, кто забил тревогу по поводу отторжения Севастополя и Крыма от России. Ещё не затих скрежет гусениц и крики демонстрантов августовских потрясений 1991 года, едва успела Украинская ССР провозгласить свою «незалежность», как Солженицын отправляет Борису Ельцину письмо с призывом не допустить отторжения от России миллионов соотечественников:

«Россия сохраняет право на пересмотр границ с некоторыми из отделяющихся республик. Это особенно остро — с границами Украины и Казахстана, которые произвольно нарезали большевики. Обширный Юг нынешней УССР (Новороссия) и многие места Левобережья никогда не относились к исторической Украине, уж не говоря о дикой прихоти Хрущёва с Крымом. И если во Львове и Киеве наконец валят памятники Ленину. то почему держатся как за священные — за ленинские фальшивые границы, прочерченные после гражданской войны из тактических соображений той минуты?
…Я с тем и спешу, чтобы просить Вас: защитить интересы тех многих миллионов, кто вовсе не желает от нас отделяться».

И в письме президенту, и в открытой печати, Солженицын предлагал провести референдум о независимости Украины не «в целом», а по областям, чтобы каждый регион мог самостоятельно решить быть ли ему с Россией или с Украиной.

К сожалению, тогда Солженицын не был услышан и не мог быть услышан, что вскоре и осознал, когда политическая физиономия лжецаря Бориса стала совершенно ясна. В своих воспоминаниях «Угодило зернышко промеж двух жерновов» Александр Исаевич с горечью писал:

«Боже! какой сразу поднялся гневный шум о «русском империализме» — не только в заинтересованнейших Соединённых Штатах, но ещё больше — среди московских радикал-демократов сахаровской школы (Е. Боннэр, Л. Баткин, и иже, и иже). И Ельцин сразу испугался, что он будет «империалист» и рвётся к диктатуре, — и взял назад… Слабы проявились русские нервы перед украинскими самостийщиками и азиатским настоянием. (И какой там Крым? — а ведь никогда украинским не был. Севастополь? А о Черноморском флоте и думать даже забыли)…
Я не предугадывал сочинского отдыха Ельцина, что он искал только двух-трёхнедельного пьяного торжества на берегу Чёрного моря — на малом клочке оставшегося российского побережья, а всё остальное море, за выход к которому Россия вела два века подряд восемь войн, да в придачу и с Азовским, — с лёгкостью подарил Украине, вместе с полудюжиной русских областей и 11—12 миллионами русских людей».

В то время как всевозможные нравственные и политические авторитеты либо молчали о Крыме и Севастополе «в тряпочку», либо отделывались ничего не значащей болтовней: «нам не нужен Севастополь, нам нужно воссоединиться с Украиной до Львова», писатель продолжал говорить об этой проблеме.

И в своём пламенном антиельцинском памфлете «Россия в обвале» и в международной печати, например в статье «Лицемерие на исходе ХХ века» для крупнейшей японской газеты «Йоммиури» в августе 1997 г.:

«Крым и Севастополь: любой трезвый ум, с любой стороны, согласится, что крымский вопрос во всяком случае очень сложный, а для спора о Севастополе у Украины нет правовых аргументов. Но Госдепартамент Соединенных Штатов, решив не затруднять себя рассмотрением истории… утверждает, что и Крым и Севастополь – несомненная принадлежность Украины».

С учетом огромного политического и нравственного влияния идей Солженицына на современную российскую власть, трудно сомневаться в том, что именно его авторитетный голос помог ей преодолеть навязываемую и извне и изнутри фобию перед пересмотром постсоветских границ.

И вдруг за дискредитацию этого авторитета пытаются взяться именно в Севастополе. Глупость, как говорится, или измена? Обычный неосталинизм.

К сожалению, неосталинистские и неосоветские движения в Крыму достаточно активны – и это тяжелое наследство украинского периода. Тогда «СССР», поданный в ностальгической обертке, представлялся единственной альтернативой «незалежной Украине», а всякая мысль о России, современной и исторической, о возможности жить в России, казалась многим крамольной. Другого пути на Родину, кроме как «восстановление Советского Союза», для русского Крыма, казалось, не было.

Поэтому ритуальная ненависть подобных неосоветчиков к Солженицыну, якобы «развалившему СССР», вполне понятна.

На самом деле надо понимать, что причиной развала СССР было создание СССР. Учреждение большевистской властью на месте единого централизованного государства, созданного царями и императорами, федерации республик с закрепленным в Конституции правом выхода. Именно в СССР крестьян Юга России вынуждали себя считать «украинцами» и учили «мове». Именно тогда Украина была превращена при помощи статуса сооснователя ООН в субъект международного права. Украинский сепаратизм был непосредственным продуктом коммунистической власти над Россией.

Солженицын очень рано, в первые же годы после насильственной депортации из СССР столкнулся с феноменом украинского сепаратизма и начал оппонировать ему во имя идеи русского единства. Уже в 1981 году он пишет обращение к Конференции по русско-украинским отношениям, в котором критикует теорию о «русском порабощении Украины» и предостерегает от русско-украинской стычке, к которой ведут дело сепаратисты.

Составляя в 1990 году свой политический манифест «Как нам обустроить Россию», Солженицын так же был обеспокоен прежде всего тем, как спасти единство русского мира и русского народа на распадающемся советском пространстве. Брошюра, напомню, была опубликована летом 1990 года, когда уже шла война Армении и Азербайджана, когда «звиадисты» в Грузии уже начали этническую войну против осетин, абхазов, азербайджанцев, аварцев, когда Горбачев уже ввел экономическую блокаду сепаратистской Литовской СССР, когда русских уже начинали изгонять из Средней Азии.

Обреченность СССР при горбачевском разложении коммунистического режима была очевидна каждому. Вопрос был в том, что возникнет на его месте – единое государство, охватывающее весь русский мир и корректно разделившееся с чужеродными окраинами, или же русский народ будет расколот на части, растащен по разделившимся как попало республикам.

Солженицын горячо отстаивал идею единого государства русского мира. Именно этому и была посвящена значительная часть «Как нам обустроить Россию» – союз славянских республик и Казахстана, цивилизованное разграничение с соседями, защита прав русского населения. В начавшемся после разрушения СССР варварстве Александр Исаевич был неповинен, поскольку именно против него-то и предостерегал.

Напротив, именно Солженицын первым забил тревогу о судьбе 25 миллионов русских людей, отрезанных от России административными советскими границами, превращенными в государственные. Вот что он говорил в столь шокировавшей как «демократов», так и «коммунистов» речи в Государственной Думе 28 октября 1994 г.:

«Признаем нашу всеобщую великую дремоту… в нашем чудовищном равнодушии к 25 миллионам отрезанных от нас соотечественников. Три года назад наше руководство с легкостью признало фальшивые административные границы, навязанные Лениным, его последователями; признало их государственными. И в 24 часа наши соотечественники оказались за границей (в кавычках) иностранцами (в кавычках), многие в тех местах, где жили отцы их и деды, – а теперь они притесняемые, а теперь они изгоняемые. А мы? Эта глухота национального сознания, которую я не могу назвать иначе как национальным безумием.  Я… брал цифры и видел, как мало мы отпускаем на помощь нашим соотечественникам, какие жалкие пособия в размере минимальной зарплаты дают ограниченному числу категорий… Говорят, нет денег. Да, – у государства, допускающего разворовку национального имущества, не способного взять деньги с грабителей, нет денег».

При этом Солженицын раньше многих осознал и опасность неконтролируемой миграции на постсоветском пространстве:

«Есть еще встречная волна так называемых мигрантов. Объявили себя республики суверенными государствами. Но почему-то их граждане приезжают к нам с большими деньгами и не идут в какую-нибудь федерально-эмиграционную службу, и не идут вообще ни к каким властям, – а просто сразу покупают дома, квартиры, земельные участки и место для своей работы. И мы ничего не можем сделать… Эта незаконная эмиграция ущемляет коренное население: в жилье, в коммунальных услугах, в транспорте, в медицине, в образовании, в имущественных объектах» – говорилось в том же выступлении.

Еще одной тревогой Солженицына была угроза того, что Российская Федерация повторит судьбу СССР и её развалит «парад суверенитетов» нацреспублик. Он указывает на неприемлемость ленинского типа федерации, неравноправия русских, при том, что «во всех этих республиках, почти во всех, большинство населения составляли русские» и подчеркивает, что «каждая нация должна контролировать лишь такую территорию, где она составляет основательное, явное большинство».

Солженицын в 1990-е единственный, кто громко говорит о трагедии русского населения в дудаевском террористическом анклаве, а затем вполне определенно поддерживает контртеррористическую операцию 1999-2000: «с тех дней у России и не оставалось другого выхода, как принять военный вызов».

Вот что писал Александр Исаевич в «России в обвале»:

«По меньшей мере с XV века фундаментальная традиция российской государственности была – унитарность, единоуправляемость государства, в своих лучших периодах в сочетании с земством. В течение этих шести веков никогда не возникала ни потребность, ни даже мысль о федеративном устройстве России. Её принёс из своих теоретических схем Ленин – и внедрил мечом большевицкой диктатуры…
Исключительность большевицкой конструкции утяжеляется тем, что в автономиях (со своими президентами, конституциями, флагами, гимнами) – «титульные» народы почти всюду составляют меньшинство, иногда резкое меньшинство – между тем определяют собой аппарат и идеологию управления… равенство грубо нарушено в наших автономиях – языковыми и служебными преимуществами «титульной» нации.
Всё это – кричаще несправедливо. И должно безотлагательно быть исправлено… В автономиях нельзя признать за «титульной нацией», даже если она не в меньшинстве, фактического права управлять всем населением территории от себя, а не в составе общегосударственного управления и по общегосударственным законам… Систему национального неравноправия надо кончить».

Политическое наследие Солженицына для России в XXI веке вполне определенно. Принцип сбережения народа. Отказ от растраты его сил в авантюрах и революционных экспериментах любого толка. Поддержка разумного авторитаризма наверху в сочетании с местной демократией внизу, вместо западнической партийно-политической чехарды. Установка на территориальную целостность и административную унитарность государства. Недопущение дискриминации русских. Цивилизационный суверенитет. Отказ от признания универсальности западнического исторического пути и вообще постренессансной модели цивилизации, унижающей дух, веру (что для нас значит православие) перед материей и рыночным экономическим расчетом. Неприемлемость циничной глобальной гегемонии США и продвижения НАТО на восток. Отказ от признания вечными жульнических «беловежских границ» и попыток украинского сепаратизма вовлечь в свою орбиту Крым и Новороссию.

Не трудно заметить, что идеология Солженицына является, по сути, идеологией большинства нашего общества сегодня.

И Александр Исаевич, конечно, не только отражал общее настроение, но и активно формировал его, повлияв, в частности на самосознание президента Путина, являющегося большим поклонником творчества и идей Солженицына и сделавшего некоторые из них – в частности, сбережение народа – краеугольным камнем современной государственной политики и идеологии.

Именно этот принцип и разделяет Солженицына и нападчиков-неосталинистов.

Для последних русский народ представляется расходным материалом, который можно стирать в лагерную пыль, бросать в вечную мерзлоту спецпоселений, закапывать во рвы гражданской войны и могильники поволжского голода, взрывать вместе с церквями и монастырями, оставлять без помощи в котлах окружений. Мол, важно «величие» (пусть дутое, когда в достижения советской власти записывались царские планы электрификации и начатая Витте и Столыпиным индустриализация), а цена неважна, – этот «принцип» и лежит в основе неосталинизма.

Персонажи, которые рассуждают о том, что «вот сейчас коррупция и начальники воры, а при Сталине был порядок и кто вякнет – расстреливали», на самом деле и составляют прочный фундамент коррупции, воровства и разгильдяйства, поскольку поддерживают главный для коррупционной системы тезис: народ для начальства, а не начальство для народа, а кто будет вякать – снесем голову.

Пронизанное неприятием этой чудовищной философии власти творчество Солженицына – это продолжение подлинной традиции христианского гуманизма, унаследованной от Достоевского. И потому настолько невыносим был для партии и госбезопасности этот писатель, что он наглядно показывал как античеловеческую сущность системы, несовместимую с человеческим достоинством, так и то, что она построена на костях разрушенной и оболганной исторической России (особенно наглядно это в главах «Архипелага», посвященных Соловецкому лагерю, созданному на месте славного монастыря).

При этом Солженицын звал не на Запад, как академик Сахаров, провозгласивший главным из прав человека право на эмиграцию. Нет, Солженицын боролся за восстановление пораженного в правах русского народа на своей собственной территории. За возвращение суверенитета в России русскому национальному началу.
Сбережение русского народа и его суверенное право на Россию – вот основная тема Солженицына.

И этого, конечно, ни ЦКГБ, ни совершенно советские в своей русофобии антисоветчики вынести не могли. Запущенный советской пропагандой  и либеральной образованщиной сдвоенный маховик лжи, клеветы и оскорблений никак не может остановиться.

Люди, никогда Солженицына не читавшие, тем не менее то и дело вываливают в интернете на других таких же митрофанушек потоки вычитанных в интернете мифов.

То нам рассказывают, что «Солженицын от слова «ложь». На самом деле «Соложаницын» (так была фамилия предка писателя жившего на Дону в Бобровской слободе на реке Битюг в эпоху Петра I, – это от корня «солод», так же как Солодовы, Солодовниковы, Солодкины и другие.

То объявляют «дезертиром» и «власовцем» боевого офицера, командира взвода артиллерийской разведки, находившегося под постоянным артогнем и бомбежками, удостоенного орденов «Отечественной войны», «Красной звезды» и медали «За взятие Кенигсберга».  Свой боевой опыт Солженицын описал в рассказе «Желябугские выселки» о битве за Орёл и повести «Адлиг Швенкиттен» о сражении за Восточную Пруссию.

А о власовском движении, с представителями которого он встретился сперва в бою («за несколько дней до моего ареста попал под власовские пули и я»), а затем в тюрьме и лагерях, Солженицын оставил в «Архипелаге ГУЛАГе» (текста которого большинство нападчиков, как правило, не читало) весьма критические замечания, призывая не путать авантюру пошедшего на сделку с врагом генерала, поддавшегося на немецкие соблазны без всяких гарантий национальной независимости «небольшевистской России», и трагедию миллионов русских пленных, брошенных Сталиным в немецких концлагерях на произвол судьбы: «вербовщики глумливо разъясняли им – глумливо, если б то не было истиной: «Сталин от вас отказался!».  «Отправляли их пушечным мясом против союзников да против французского Сопротивления – против тех самых, к кому только и была искренняя симпатия у русских в Германии, испытавших на себе и немецкую жестокость и немецкое самопревозношение».

То нам рассказывают о том, что «Солженицын в лагере был стукачом и из-за его доноса погибли люди», хотя давно уже опубликованы документы сотрудничества КГБ и гдровской «Штази» о том, как они пропихивали сфабрикованную фальшивку с «доносом» через подкупленных немецких и швейцарских «независимых журналистов».

Писатель давно обрушил всю эту конструкцию как карточный домик, объяснив почему изготовители фальшивки ошиблись, не зная точной хронологии его лагерных перемещений.

Даже минимальный графологический анализ показывает, что перед нами старательная (как никак серьезная организация старалась), но очевидная подделка под почерк Солженицына.

Но самое комичное в том, что необольшевики, с пафосом рассказывающие, что «по доносу Солженицына были расстреляны невинные люди», явно не читали содержания этой фальшивки. В ней вообще-то говорится о том, что бандеровцы вместе с польскими националистами готовят восстание в Экибастузском лагере, включая побег и захват транспортных средств для прорыва заграницу. Иными словами, информатор, если бы фальшивка была правдой, спас бы тысячи заключенных от последствий бандеровского мятежа, а свободных советских людей – от террористов. Да за такое как раз по советским понятиям орден надо было бы давать. Почему КГБ приписало Солженицыну донос именно на бандеровцев – понятно, рассчитывали натравить на него ветеранов УПА, глядишь – застрелят из чувства мести.

Еще один нелепый миф о Солженицыне, что якобы он призывал США нанести ядерный удар по СССР. Когда очередного зомби, повторяющего эту ценную информацию как мантру, просишь привести цитату из первоисточника, он обычно впадает в ступор. Дальше приводится либо цитата из третьего тома «Архипелага», когда отчаявшиеся зеки грозят вертухаям: «Будет на вас Трумен! Бросят вам атомную бомбу на голову!».

То есть не Солженицын американцев призывает, а зеки конвоирам грозят – как говорится две большие разницы.

Еще в качестве «подтверждения» приводят американский пропагандистский фильм, в котором использовано видео выступления писателя на конгрессе американских профсоюзов, где его слова о том, что американцам надо противостоять коммунизму на дальних рубежах, смонтированы с видео стартов ракет. Одна проблема – по логике этого американского фильма ракеты стартуют советские, атакующие США, а Солженицын не имеет к этой поделке вообще никакого отношения. В своей речи же он, напротив, предостерегал Запад от «помощи» в освобождении народов СССР от коммунистической власти.

Подлинное отношение Солженицына к угрозе войны США и России ясно из следующих фактов. В 1982 году он демонстративно отказался от встречи с президентом Рейганом, указав в своем письме на то, что «некоторые американские генералы предлагают уничтожать атомным ударом – избирательно русское население. Странно: сегодня в мире русское национальное самосознание внушает наибольший страх: правителям СССР – и Вашему окружению. Здесь проявляется то враждебное отношение к России как таковой, стране и народу, вне государственных форм, которое характерно для значительной части американского образованного общества, американских финансовых кругов и, увы, даже Ваших советников».

Лишенный советского гражданства и насильственно высланный из СССР Солженицын отказался принять гражданство США, поскольку оно требовало принесения присяги, обязывающей гражданина воевать против любой другой страны, что включало бы и Россию.

В 1990 году советское гражданство писателю было возвращено и он был гражданином России, жестко критикуя правление Ельцина и поддерживая президента Путина, в том числе и в военной сфере (включая наведение порядка в Чечне), обличая США за продвижение НАТО на Восток и бомбежки Югославии.

Другими словами, в разговорах об «атомной бомбе» речь идет об обыкновенной фальсификации доказательств противниками Солженицына. Это особенно забавно с учетом того, что они постоянно обвиняют Солженицына в фальсификации фактов в «Архипелаге ГУЛАГе».

Утверждения, что «ученые давно опровергли, доказав, что все факты Солженицына недостоверны и он все время врет», кочуют из агитки в агитку. И снова перед нами ложь. Ни одного систематического исследования фактического содержания «Архипелага» не опубликовано, все бравшиеся за «опровержение» неосталинисты обнаруживали, что подавляющее большинство приведенных фактов либо достоверны, либо расходятся с документами в столь минимальной степени, что опровергают миф о «большой лжи Солженицына».

Безусловно, «Архипелаг» не является научной работой в современном смысле слова. К таковой приближаются зачастую исторические главы «Красного колеса», но и они лишены академического научного аппарата. В случае «Архипелага» же перед нами один из первых образцов популярного сегодня исследовательского жанра «устной истории». Подобных исследований сегодня публикуются сотни и на Западе и у нас. Вспомним, к примеру, знаменитую серию книг Артёма Драбкина «Я дрался на Т-34», «Я дрался на Ил-2» и т.д.
От этих публикаций «Архипелаг» отличает то, что свидетельства давались не как монологи, а как полифоническая картина русской трагедии в ХХ веке.

Солженицын неоднократно подчеркивал, что монологическая форма публикаций не давала бы представления об общей картине происходящего. К тому же во многих случаях ему приходилось сохранять анонимность свидетелей. Однако перечень «свидетелей Архипелага» – 257 имен – был опубликован писателем, как только для них исчезла опасность и он доступен для перепроверки любому исследователю.

Мы легко можем сличить то, что рассказал Солженицын, с тем, что рассказали сами свидетели, когда получили возможность говорить открыто от первого лица и своего имени. Можно брать почти наугад имена из «Архипелага» и проверять, не оставил ли свидетель независимых от Солженицына воспоминаний.

Я проделал эту процедуру и буквально с третьего раза нашел человека, дожившего до возможности свободно высказываться и оставившего воспоминания. Это протоиерей Виктор Шиповальников (1915-2007), служивший в 1950-70-е ключарем собора в Рязани, где и произошла их встреча с писателем. Давайте сравним рассказ о. Виктора, как он передан в «Архипелаге», и как его мемуары записаны в публикации журнала «Пастырь» в феврале 2008.

«Архипелаг ГУЛАГ». Ч. 2. Гл. 3. Караваны невольников.
«Пустое снежное поле. Вышвырнутых из вагонов посадили в снегу по шесть человек в ряд и долго считали, ошибались и пересчитывали. Подняли, погнали шесть километров по снежной целине. Этап тоже с юга (Молдавия), все — в кожаной обуви. Овчарок допустили идти близко сзади, они толкали зэков последнего ряда лапами в спину, дышали собачьим дыханием в затылки (в ряду этом шли два священника — старый седовласый о. Фёдор Флоря и поддерживавший его молодой о. Виктор Шиповальников). Каково применение овчарок? Нет, каково самообладание овчарок — ведь укусить как хочется!

Воспоминания о. Виктора Шиповальникова:

«Меня направили по этапу в Воркуту, на Печору. В вагонах была теснота, и нары занимали в основном уголовники. Таким как я, оставалось место только под нарами на полу или около параши. Нас везли до какого-то места, потом сообщили, что далее пути неисправны и остаток пути в сорок пять километров надо идти пешком. А мороз 45 градусов. Шли мы по снегу, а ряса у меня вся снизу намокла и оледенела. Помню, я отставал, а там собаки. Охранники прикладом били, чтобы не отставал. Определили в лагерь. Там тоже сидели по камерам. Нас несколько человек посадили в яму. В яму я попал в виде наказания из-за духовной одежды и потому, что отказался передавать охране, что говорят между собой заключенные, отказался доносить».

Не трудно убедиться, что это один и тот же рассказ, совпадающий во всех ключевых деталях. Солженицын только ошибся, отнеся действие к 1945, а не 1946 году. Если образность Солженицына более яркая, то это не вина его лично и не свидетельство «лжи», а общее свойство любых писателей и историков от «отцов истории» Геродота и Фукидида (работавших так же, как и Солженицын – опрашивая участников) до современных авторов, которые при самом академическом изложении все равно придают исторической картине литературность. И ничем не отличаются архивные документы, которые точно так же писались людьми.

Отличается от этого стандарта разве что протокол нквдшного допроса или «Краткий курс истории ВКП (б)». Никакой литературности, ложь на лжи, зато строгое требование под угрозой репрессий считать эту писанину истиной.

Автор не случайно сделал к заглавию своего произведения пояснение: «Опыт художественного исследования». Другим оно в 1960-х под глыбами репрессивной системы и быть не могло. Не вина Солженицына в том, что он вынужден был писать «Архипелаг», опираясь только на устные свидетельства и открытые публикации, а не на документы архивов советских спецслужб и пенитенциарной системы.

Однако эти архивы вот уже четверть века в целом доступны – и что-то мы не видим «Анти-Архипелага», базирующегося на документах, ни альтернативной истории репрессивной системы СССР, вышедшей из рук апологетов коммунистической власти. Они ограничиваются голословными нападками на писателя и публикацией апокрифических фальшивок, вроде обличительного «Письма маршала Чуйкова Солженицыну», которого легендарный военачальник, конечно же, никогда не писал.

На примере этой фальсификации мы можем убедиться, кто врет – Солженицын или нападчики на него.

Ключевое обвинение из этого апокрифа звучит так: «Сколько надо иметь ядовитой желчи в сердце и на устах, чтобы приписать победу штрафным ротам, которых до и во время Сталинградского сражения НЕ БЫЛО И В ПРИРОДЕ».

На самом деле Солженицын не приписывал штрафным ротам Сталингардскую победу. Он выразился иначе: «Это был цемент фундамента Сталинградской победы». Даже не фундамент, а цемент фундамента.

А теперь уточним – кто именно врёт.

В Сталинградской битве участвовали 3 штрафных батальона и 30 штрафных рот, из них 2 батальона и 13 рот на Сталинградском фронте, батальон и 17 рот- на Донском. Количество штрафных формирований в армиях было неравномерным. В 62-ой армии под командой Чуйкова их и впрямь их не было вообще, в 64-й – две, в 21-ой армии – две, в 63 – восемь. Штрафные формирования в боях несли большие потери, в шесть раз больше чем в обычных войсках.

Есть прекрасная книга Александра Васильевича Пыльцына «Штрафбат в бою» – реальный офицер штрафбата пишет и как мемуарист и как историк о том как это всё было. Книга  имеет совершенно убийственный для фейкометов  подзаголовок – «От Сталинграда до Берлина». И рассказывает действительно о боевом пути штрафбатов от Сталинграда.

А теперь зададимся вопросом: кто на самом деле оскорбляет память русских воинов павших в Сталинградской битве? Александр Солженицын, который почтил их жертву, назвав её «цементом в фундамент Сталинградской победы»? Или тот, кто сочинил от имени и без поручения маршала Чуйкова невежественную агитку, в которой отрицает сам факт существования штрафных подразделений в эпоху Сталинградской битвы и тем самым множит подвиг сражавшихся в них воинов на ноль, по сути плюет на безымянные могилы и пропитанные кровью берега Тихого Дона и Волги, где легли в боях за Родину штрафники?

Безусловно, Солженицына как историка есть в чем упрекнуть. Например он был излиха несправедлив к императору Николаю II, повторял мифы о его «слабости», преувеличивал его разногласия со Столыпиным. Но, с другой стороны, именно он вернул нашему обществу интерес к фигуре великого государственного деятеля – П.А. Столыпина, привлек внимание к зловещей фигуре кукловода революции – Парвуса, призвал к уврачеванию ран, нанесенных православию жестокими репрессиями против старообрядцев.

Совсем уж смехотворны заявления, что произведения Солженицына малохудожественны и трудны для школьника. В исключительном масштабе литературного дарования сомнений нет, и каждый русский школьник, уверен, должен прочесть «Один день Ивана Денисовича», «Матрёнин двор», «Случай на станции Кочетовка», хотя бы первый том «Архипелага» и великолепный «Август четырнадцатого» – один из лучших военных романов в истории мировой литературы с упоительными картинами довоенного русского быта и динамичными, прямо-таки кинематографическими картинами боевых действий.

По «Марту семнадцатого» можно изучать технологию революций, мятежей и майданов, к которым нас сегодня подстрекают так же, как и сто лет назад.  Совершенно не понято у нас еще позднее творчество писателя – великолепные «двухчастные рассказы» и его военная повесть о боях в Восточной Пруссии, стоящая в числе лучших образцов нашей военной прозы.

И это я не говорю о публицистике, в которой Солженицын выступил консервативным мыслителем как русского, так и мирового значения: «Образованщина», «Письмо вождям», Гарвардская речь, «Наши плюралисты», цикл опубликованных в США статей с полемикой против русофобов Пайпса и Такера, «Как нам обустроить Россию» и политическое завещание – «Россия в обвале».

Вспомним о том, как в эпоху, когда глобалисты впервые провозгласили отмену наций, именно Солженицын заговорил о необходимости хранения и защиты национального начала – в частности национальной идентичности русского народа.

«За последнее время модно говорить о нивелировке наций, об исчезновении народов в котле современной цивилизации. Я не согласен с тем… исчезновение наций обеднило бы нас не меньше, чем если бы все люди уподобились, в один характер, в одно лицо. Нации – это богатство человечества, это обобщенные личности его; самая малая из них несет свои особые краски, таит в себе особую грань Божьего замысла» – напоминал писатель в Нобелевской лекции.

А в Гарвардской речи напоминал от том, что не может быть Запад «председателем земного шара», что это только один из многих исторических миров:

«Всякая древняя устоявшаяся самостоятельная культура, да ещё широкая по земной поверхности, уже составляет самостоятельный мир, полный загадок и неожиданностей для западного мышления. Таковы по меньшему счёту Китай, Индия, Мусульманский мир и Африка, если два последние можно с приближением рассматривать собранно. Такова была тысячу лет Россия, — хотя западное мышление с систематической ошибкой отказывало ей в самостоятельности и потому никогда не понимало, как не понимает и сегодня…»

Он упрекал Запад в непонимании и нежелании понимать настоящую историческую Россию, о которой пишет с небывалой любовью. Именно эти упреки быстро сделали его для либеральных русофобских элит Запада персоной нон грата.

Мнение о том, что Солженицын настоян на ненависти, пусть и к большевизму, – ложное. Он настоян на любви к нормальной русскую Россию, а ненавидит коммунизм за её уродование и уничтожение людей, а Запад не приемлет за клевету и неприятие этой России:

«Искажение русской исторической ретроспективы, непонимание России Западом выстроилось в устойчивое тенденциозное обобщение – об «извечном русском рабстве», чуть ли не в крови, об «азиатской традиции», – и это обобщение опасно заблуживает сегодняшних западных исследователей… искусственно упущены вековые периоды, широкие пространства и многие формы яркой общественной самодеятельности нашего народа – Киевская Русь, суздальское православие, напряженная религиозная жизнь в лесном океане, века кипучего новгородского и псковского народоправства, стихийная народная инициатива и устояние в начале XVII века, рассудительные Земские Соборы, вольное крестьянство обширного Севера, вольное казачество на десятке южных и сибирских рек, поразительное по самостоятельности старообрядчество, наконец, крестьянская община… И всё это искусственно заслонили двумя веками крепостничества в центральных областях и петербургской бюрократией».

И совсем для него невыносимы либеральные русофобствующие потатчики Западу из числа образованщины. Очень рано в нем созревает убеждение, что они угроза России не меньшая, а может быть в чем-то и более актуальная, чем коммунистический режим. И он не медлит не прекращая одной борьбы, развернуть вторую, на два фронта.

«Зубы русоненавистников уже сейчас рвут русское имя. А что же будет потом, когда в слабости и немощи мы будем вылезать из под развалин осатанелой большевицкой империи? Ведь нам не дадут и приподняться…
Постепенно с годами выяснился истинный смысл моего нового положения и моя новая задача. Эта задача: отстояние неискаженной русской истории и путей русского будущего. К извечным врагам большевикам прибавляется теперь и вражденая восточная и западная образованщина, да кажется – и круги помогущественней… Распалил я бой на главном фронте – а за спиной открылся какой-то Новый? Сумасшедшая трудность позиции: нельзя стать союзником коммунистов, палачей нашей страны, но и нельзя стать союзником врагов нашей страны. И всё время без опоры на свою территорию. Свет велик, а деться некуда. Два жорна».

Однако «опора на свою территорию» у русских постепенно появляется, в том числе и благодаря Солженицыну.

Сегодняшняя Россия уже не зависшая в безвременьи страна-однодневка, а прямое продолжение великой исторической России, всегдашней духовной родины Солженицына. И вытеснить с этой территории того, кто более многих заботился о её появлении – попытка чрезвычайно циничная.

На мой взгляд – это попытка украсть у нас родину вновь, чтобы наши дети повторяли утопическое «наша Родина – СССР» вместо завещанного прадедами: «Роза – цветок. Воробей – птица. Россия – наше Отечество».

30/05/2018

Егор Холмогоров