Урок Дагестана: нельзя в борьбе с терроризмом быть одновременно по две стороны баррикад

Теракты в Дербенте и Махачкале показали, что в Дагестане фактически нет светской власти. Она существует де юре и де факто, но не контролирует большую часть повседневной жизни и практически не влияет на умы. Кроме того, невнятная и противоречивая антитеррористическая федеральная политика приводит к тому, что попадающие в сети террористических структур молодые люди видят, как власти открыто общаются с представителями признанных террористическими организаций, и понимают это как политическую легализацию таких формирований, а это разрушает всю систему представлений общества о допустимом.

Если бы среди участников террористических формирований могли проводиться качественные социологические исследования, то надо было бы изучить, какое влияние на готовность террористов совершать погромы и убийства повлияла, например, реакция силовых структур на антисемитский погром в аэропорту Махачкалы, когда большинство погромщиков получили административные аресты до 10 суток или штрафы до 10 тыс. рублей, уголовные дела практически заморожены, а под стражей остаются всего пять человек. Власти словно стремились умиротворить участников погрома, не дать им повод для протеста против действий самих силовых и политических структур, постарались спустить массовое преступление в ряд мелкого хулиганства. Судя по произошедшему, участники восприняли такую позицию как поощрение.

Все установленные террористы, убивавшие людей 23 июня, – местные жители, преимущественно молодые. Можно сколько угодно говорить о внешнем влиянии, но если терроризм прорастает на твоей земле, это уже укоренившееся явление, способное размножаться вегетативно. Влияние исламских фанатиков на общественную жизнь Дагестана достигло, судя по всему, того уровня, когда они стали ощущать себя фактической властью. Их знают в лицо. Их боятся. Им не противодействуют. Фанатики и террористы стали законодателями политической и культурной моды. Они полностью выиграли конкуренцию у официальных властей за умы молодежи.

Власти России, погрязшие в геополитике, не заметили грань, после которой заигрывание с террористическими организациями (тем более признанными таковыми в самой России) становится детонатором для политической легализации главарей террористов международного уровня.

Встречи с верхушкой ХАМАС на высшем дипломатическом уровне не проходят бесследно. Если государство не поддерживает терроризм, оно не будет обсуждать сотрудничество с ХАМАС.

Если МИД официально заявляет, что рассматривается вопрос об исключении «Талибана» из реестра запрещенных террористических организаций, а этот реестр формируется (на минуточку) решениями Верховного суда, а не МИД, и об установлении дипломатических отношений с правительством талибов, не дожидаясь чего делегацию «Талибана» приглашают на международные форумы в Россию, то не удивляйтесь тому, как это читается радикальной исламской молодежью. В её глазах эти террористические организации становятся «нашими».

Нельзя строить в Чечне фактически выпавший из правового поля жестокий клановый режим, которому федеральные власти платят дань и закрывают глаза на его преступления, и полагать, что такой пример не будет заразительным для соседних республик.

Нельзя в борьбе с терроризмом быть одновременно по две стороны баррикад. Нельзя подкармливать террор никаким кормом – ни материально, ни информационно, ни символически. Нельзя заигрывать не только с террористическими организациями, но с самими террористическими настроениями, в основе которых часто лежит антисемитизм. Горящая синагога – это пожар во всей республике, а не только в еврейской общине. Средневековая казнь мирного и уважаемого христианского пастыря тоже выросла из непротивления террору, из политических компромиссов, ценой которых в итоге оказывается кровь.

Дагестан снова показал, что в России острейший дефицит политического разума.

Лев Шлосберг